Мне придется дать ему эти семь дней.

— У меня есть три условия, — начинаю я.

Он машет рукой перед собой, показывая, что мне следует продолжать.

— Во-первых, я не буду заниматься с тобой сексом.

Он усмехается:

— Но что, если тебе захочется?

— Этого не произойдет.

— Ну, а вдруг? Гипотетически? — бросает он вызов, скрещивая руки на груди.

— Хорошо. — Я с трудом выговариваю слова от закипающего гнева. — Гипотетически, если я вдруг захочу переспать с тобой — а я не захочу — тогда тебе дан зеленый свет, но сделай мне одолжение и подожди, чтобы услышать конкретные слова, окей?

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, без сомнения, какой-нибудь умный комментарий, но я прервал его взглядом.

— Во-вторых, ты получаешь семь дней — ни минутой больше, и когда эти семь дней пройдут, а я все еще не влюблюсь в тебя, ты подписываешь бумаги — без вопросов, новых сделок и прочего, ясно?

Он кивает, но я вижу в его глазах боль, которую он пытается скрыть.

— Ясно-понятно.

Наблюдаю за ним и слежу за собой, потому что мне приходится изо всех сил не сокращать пропасть между нами и не прижиматься к нему.

Я хочу его так сильно, что мне почти больно, но это не поможет никому из нас. Страсть и похоть больше не помогут. Весь фундамент наших отношений был смыт приливом и никогда не вернется. Секс это не исправит, каким бы заманчивым он ни был.

— Номер три, — заканчиваю список я. — Никакой больше лжи.

— Я не…

— Просто. Не надо… — Я прерываю его мольбу.

Он разочарованно качает головой, но протягивает ко мне ладонь для рукопожатия:

— Договорились.

Я стряхиваю с себя ощущение, что буквально заключаю сделку с дьяволом, и беру его руку в свою.

Глава 7

Энди

— Где спальня?

Она поднимает на меня бровь:

— И зачем тебе это знать?

Я с грохотом роняю сумку на землю:

— Обычно люди спят в кроватях, принцесса.

Она запрокидывает голову и смеется:

— О, золотко, ты невероятен, — бормочет она про себя.

Я наблюдаю за ней с удовольствием — она такая чертовски красивая, когда улыбается.

— Зона бывших заключенных прямо здесь. — Она указывает на диван в гостиной.

На моем лице появляется хитрая ухмылка. Я ни за что не буду спать на диване — отсюда мне не вернуть свою жену.

— Прости, что лопнул твой грандиозный замысел, рыжик, но спать на диване не входило в число твоих условий.

Она ненавидит прозвище «рыжик», и мое использование его не является оговоркой. Мне она нравится, когда злится — так было всегда. Разозлиться или возмутиться — это, кажется, единственный способ заставить ее разрушить стену, которую она воздвигла между нами в эти дни.

— Назовешь меня так еще раз, и ты будешь спать в сточной канаве перед домом, — предупреждает она.

Я поднимаю руки, сдаваясь, но не могу стереть с лица дурацкую ухмылку — эта женщина действительно пробуждает во мне самое худшее.

— Хорошо, но я не буду спать на этом чертовом диване.

— Ну, можешь тешить свое самолюбие, но и в моей кровати ты не спишь.

Она поворачивается, выходит из комнаты и исчезает из поля зрения.

— О, но, принцесса?.. — Я зову ее вслед. — Это наша кровать. Ты забыла?

Я слышу, как она хлопает дверью, и смеюсь. В конце концов, это может быть весело.

***

Я протираю полотенцем мокрые волосы, выхожу из ванной и иду через коридор к спальне Дилан. Сегодня вечером я начинаю первую фазу своего плана по возвращению жены. Я собираюсь готовить. В этой квартире, половина которой, как я полагаю, технически принадлежит мне, имеет действительно шикарную кухню, и я планирую показать своей женщине, на что именно я способен.

Толкаю локтем дверь спальни и поднимаю сумку с того места на полу, куда я ее бросил. Высыпаю содержимое на кровать и просматриваю беспорядок в поисках чего-нибудь чистого, что можно надеть.

— Господи Иисусе, пока ты был взаперти, у тебя появилась аллергия на одежду?

Я вздрагиваю, оглядываюсь, затем поворачиваюсь к ней во всей своей обнаженной красе. И нахожу ее сидящей в кресле у окна с iPad на коленях. Она закрывает глаза руками, но я вижу, как она выглядывает из-под пальцев. Она меня не обманет: ей нравится смотреть так же, как мне нравится показывать.

Я делаю вид, что вытираю остатки воды с волос, а затем роняю полотенце на землю, вместо того чтобы прикрыться им.

— Я знаю, что ты пытаешься сделать, — ворчит она.

— И что это? — Я посмеиваюсь, хватая пару боксеров.

— Ты пытаешься заманить меня обратно с помощью силы своего пениса.

— Черт возьми, с помощью какой силы?!

— Ты пытаетешься заставить меня вернуться на жеребца — или, что еще важнее, вернуться на твоего жеребца.

— Я даже не знал, что ты здесь, принцесса, но я восприму этот комментарий о жеребце как комплимент.

Она что-то бормочет про себя, но я не уловил.

— Ты уже в приличном виде? — требует она после нескольких мгновений.

— В таком же приличном, как в тот день, когда ты вышла за меня замуж.

Она убирает руки от лица и в отчаянии запрокидывает голову, глядя на мою все еще почти обнаженную фигуру.

— Ради бога, Энди, ты не можешь здесь так разгуливать.

— У меня ленивое воскресенье дома с моей красивой женой, могу носить все, что захочу.

Я собирался хотя бы надеть штаны, но ее явное раздражение по поводу отсутствия этих самых штанов только усилило во мне решимость оставаться как есть.

— Я не твоя жена, — отвечает она утомленным тоном.

— Закон говорит иное. — Я подмигиваю ей, направляясь к двери.

— И это не твой дом! — она кричит мне вслед.

— Пока нет, принцесса, но подожди недельку, — кричу я в ответ.

***

Я посмеиваюсь, когда она босиком идет на кухню, следуя на запах. Дилан никогда не была из тех девушек, которые боятся хорошей еды, и мне это в ней нравится.

Приближаясь, она подозрительно разглядывает меня сверху вниз. Я добавил к своему наряду кухонный фартук, так что, по крайней мере, она должна быть этому рада. Наклоняется над кухонной плитой и всматривается в кипящие кастрюли и сковородки:

— Хорошо пахнет, — наконец протягивает она.

— Ты кажешься удивленной.

Моя рыжуля прислоняется бедром к столешнице. Она переоделась в крошечные пижамные шорты и облегающую футболку. И выглядит как чертов ходячий секс.

— Учитывая, что ты не умеешь готовить, конечно, я удивлена.

— Ты сама сказала, принцесса: все изменилось.

Я возвращаюсь к помешиванию соуса, ожидая, пока она не выдержит и спросит, что я имел в виду. Полагаюсь на природную любознательность Дилан, которая поможет мне пережить эту неделю — она более любопытна, чем когда-либо хотела бы признать — и я чертовски надеюсь, что ее любопытство распространится и на меня. Мне нужно, чтобы она захотела снова узнать обо мне.

— А что это такое?

— Баранина, — отвечаю я с усмешкой.

— Вот дерьмо, — шепчет она.

Я неслучайно готовлю ее любимое блюдо. Моя жена всегда обожала хороший кусок мяса, и не только тот, что у меня между ног.

— Жареная картошка? — Она прикусывает нижнюю губу и смотрит на меня.

Я приседаю и широко открываю духовку, чтобы она могла видеть, что я действительно вспомнил и о картофеле.

— Ты действительно выкладываешься изо всех сил.

Я встаю так, чтобы оказаться прямо перед ней:

— Я хочу, чтобы ты вернулась, Дилан. И знаю, что этого не произойдет, если я не приложу усилий.

— Энди… — предупреждает она.

— Просто посиди, ладно? Я принесу тебе вина.

— Отлично. — Она вздыхает от поражения. — Расслабь меня еще и алкоголем; я прикинусь, что такое со мной впервые.

Она садится на один из табуретов, и я наливаю ей большой стакан красного вина. Чувствую на себе ее взгляд, пока работаю, и это ужасно бьет по моему пульсу. Я нервничаю, и для такого парня, как я — парня, который обычно спокоен и держит себя в руках — это сводит с ума.