— Итаааак… Мастерская. — Переходит на другую тему Дилан. — И она твоя.

— А ты разве не заметила этого во время вчерашнего нападения? — вопросительно поднимаю бровь. — Там на вывеске написано «Вудман и Стоун».

Я беру ветошь со стола и вытираю руки от машинного масла. Она не отвечает, но возвращается ко мне походкой сексуальной бомбы. На ней облегающее белое платье, подчеркивающее каждый, мать ее, изгиб, о которых я не забывал ни на минуту своего заточения.

— В это время я была немножко в бешенстве.

— Я заметил. Ты до чертиков напугала мою секретаршу.

Она оглядывается на прозрачную стену, за которой видно стойка регистрации.

— Думаю, мне не стоит удивляться, что во всем этом замешана какая-то милая маленькая штучка, — она обводит рукой гараж.

— Бри, — подсказываю я. — Если не другие обстоятельства, подумал бы, что ты ревнуешь.

Дилан засмеялась:

— Мечтай!

Я не слышал смеха моей жены уже несколько лет, и на мгновение я стоял, шокированный чем-то таким обыденным из моей старой жизни. Меня поразило, как сильно я скучал по ней. И я могу сделать что угодно, лишь прикоснуться к ней сейчас, но, полагаю, она меня за это убьет гаечным ключом.

— Ты сделал то, что я просила? — Она смотрит на меня с надеждой, которая глубоко ранит меня.

Я отрицательно качаю головой, и на мгновение она разочарованно закрывает глаза.

Ненавижу себя за то, что дошло до такого между нами. Но мне нужно вернуть свою жену и мне нужно действовать умно. Начнем с того, что Дилан упряма и горда и просто так не сдастся, нужно ее чем-то соблазнить. Итак…

Той же тряпкой, что вытирал руки, начинаю вытирать машинное масло с живота. Демонстративно медленно вытираю. Взгляд Дилан снова скользит по моей груди. Я усмехаюсь, потому что ее нельзя винить за это. Ведь дрянной еде за решеткой я предпочитал тренировки. Сейчас я в лучшей форме в своей жизни. У меня ничего не было, кроме неограниченного времени, и я не терял ни минуты.

Дилан гневно выдыхает, когда понимает, что я опять поймал ее на разглядывании. Она убегает в противоположную сторону гаража и находит себе стул, проверяет его на чистоту и усаживается, скрестив руки на груди

— Не то, чтобы я жаловался на открывающийся вид, но зачем ты здесь, Дилан? — спрашиваю я и беру в руки дрель.

— Прекрати нести эту чушь, Энди! Ты знаешь почему.

Качаю головой от удовольствия:

— Ну, располагайся поудобнее, принцесса, если ты ждешь от меня подписи, ждать придется очень и очень долго.

— Я буду ждать здесь, — отвечает она дерзким тоном.

Я пожимаю плечами и возвращаюсь к работе над машиной. Не знаю, какую игру она затеяла, но, кажется, она не учитывает тот факт, что у меня было тридцать шесть месяцев, чтобы хорошенько попрактиковаться в терпении.

— Как хочешь, — пожимаю я плечами и возвращаюсь к работе.

***

Надо отдать должное, она продержалась в этом кресле чертовски долго — гораздо дольше, чем я ожидал. Она вставала всего два раза — оба раза, чтобы пописать, и почти не ела. Бри, которая, как мне кажется, искренне боится моей жены, принесла ей кофе и сэндвич; это было несколько часов назад — весь персонал уже давно разошелся по домам.

Кроме этого, она просто сидела и смотрела на меня, пока я работаю, как будто я реинкарнация самого дьявола. Единственный раз, когда она перестала пыхтеть и сверлить взглядом дольше десяти минут, это когда пришел Джефф. Ублюдок даже получил объятие и улыбку.

— Как думаешь, долго она будет там сидеть? — шепчет он мне приглушенным голосом.

— Передай отвертку. — Я указываю на инструмент позади него, и он протягивает его мне. Затягиваю винт, прежде чем взглянуть на своего партнера. — Не знаю, чувак, возможно, всю ночь, если она думает, что меня это раздражает.

— А тебя это раздражает? — Он ухмыляется мне.

— Не так сильно, как ты, — язвительно отвечаю я.

— Что ты собираешься с ней делать?

— Думаю, пусть сидит. — пожимаю я плечами.

— Становится холодно, у нее даже куртки нет.

Мы одновременно бросаем взгляд на мою упрямую жену. Та все еще сидит в кресле, с телефоном в руке, на ней только крошечное платье и туфли на каблуках.

— Не мои проблемы. Ее здесь никто не держит.

Я думал о том же самом около часа назад, но ни за что на свете не собираюсь уступать ей.

— Я пойду поищу ей что-нибудь.

— Ради бога, не вздумай создавать ей тут комфортные условия, — приходится мне шипеть на него.

Однако он игнорирует меня и отправляется на поиски чего-нибудь, что могло бы согреть и подбодрить мою жену, пока она меня мучает.

— Придурок, — бормочу я.

Моему так называемому лучшему другу это слишком нравится, если вы спросите меня. Я знаю, что он очень заботится о Дилан, но сейчас его заботливая чушь мне совсем не в кассу.

Он возвращается с одеялом, которое накидывает ей на плечи. И она улыбается ему так, словно он ее самый любимый человек на свете, меня передергивает.

— Иисус Христос, — бормочу я про себя. — Черт вас всех возьми.

Направляюсь через всю комнату к Дилан, и она бросает на меня самодовольный взгляд из своего уютного кокона победы. Джеффу повезло, что он исчез; у чувака мусор в голове, и я готов его оттуда вытряхнуть.

— Ты серьезно хочешь, чтобы я подписал эти чертовы бумаги? — Задаю ей вопрос.

Ее глаза расширяются, она трижды моргает, но ничего не произносит. Я застал ее врасплох. То, что нужно.

— Итак? — настаиваю я, и швыряю деталь от двигателя, что была у меня в руках, на скамейку позади нее, от неожиданности она вздрагивает, как от взрыва. Нужный мне эффект.

— Да, я хочу, чтобы ты их подписал.

— Хорошо, я подпишу.

Она расслабляется на глазах, испытывая, как я полагаю, облегчение. Что меня задевает, больше, чем я хотел бы.

— Но у меня одно условие, — добавляю я.

— Ясно… — Она встает с кресла, поправляет платье. — И что же это?

— Одна неделя, Дилан. Мне нужна от тебя одна неделя.

— Одна неделя… для чего? — спрашивает она, переводя взгляд с моего лица на точку вдалеке. Она нервничает — я слышу неуверенность в ее голосе.

— Одна неделя в качестве моей жены! — собственнически рычу я. — Я прошу у тебя семь дней на то, чтобы показать тебе, до чего ужасно тупая идея этот твой развод. Семь дней, чтобы ты влюбилась в меня снова.

Ее челюсть отвисает. Шокировано переводит взгляд от меня, на свои руки, и обратно.

— Прости, что? — она коротко трясет головой, будто сомневаясь, может это ей послышалось. — Думаешь, я смогу снова влюбиться в тебя за одну неделю??

Я протягиваю руку к ней, но она отходит, и моя рука безвольно опускается.

— В первый раз тебе потребовалось всего двадцать четыре часа, Дилан, но я стараюсь не проявлять дерзости по этому поводу.

Она невесело смеется:

— О, ты стараешься не проявлять дерзости?

Мне нравится то, что она не отрицает наше прошлое. Она может говорить, что все прошло, но я еще чувствую это между нами.

— Мы еще не закончили. Я знаю это, ты знаешь это, блядь, весь мир видит, что между нами еще не все кончено.

— Тогда весь мир слеп.

— Ты должна мне неделю, принцесса.

— Я тебе ничего не должна, — усмехается она.

— Ты бросила меня на целых три года, пока я гнил в тюрьме. Думаю, меньшее, что ты можешь сделать, это дать мне шанс. — Знаю, что предъявлять такое, это удар ниже пояса, но у меня больше ничего нет в арсенале.

— Напоминаю, что это ты бросил меня на три года. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это подписать бумаги, — парирует Дилан.

Я осознанно делаю медленный шаг вперед. И оказываюсь настолько близко, что чувствую своими руками жар от ее рук. Нужно сделать что-нибудь прямо сейчас, что угодно, лишь задержать ее хоть чуть-чуть, иначе она сбежит отсюда быстрее пули.

— Дилан, — шепчу я, и тянусь рукой к ее лицу, нежно обхватываю ее щеку ладонью.

Она тянется ко мне и вздыхает. Тот факт, что она не отвергла меня сразу, вселяет в меня искру надежды.