— Погоди, это что получается, наш участок будет расформирован?

— А нам детали с первого участка отдадут? А то они себе по нахапали и делиться не хотят!

Вопросы были самые разнообразные, но по большей части всё-таки ожидаемые. Я снимал возражения примерно так же, как в кабинете у начальника некоторое время назад. Отвечал максимально подробно и исчерпывающе, стараясь делать так, чтобы мои ответы не порождали новые вопросы.

Мужики взяли время посовещаться, а потом, придя к общему знаменателю, выдвинули в переговорщики фрезеровщика — того самого Андрея Андреича. Я его успел достаточно хорошо узнать и приготовился к непростому разговору.

— Вот ты говоришь, план шман, так- то мы в курсе, что у нас по показателям беда, — фрезеровщик коротко и довольно вальяжно, но не переходя на дерзость, пожал плечами. — Давай прямо, перейдём от теории к практике — ты куда клонишь? Че надо от нас?

— Клоню туда, что план надо выполнять, — прямо сказал я. — Времена, когда «и так пойдёт», позади, мы должны сдать намеченное кровь из носу.

— Хорошо, план какой? Номинальный? — уточнил фрезеровщик.

— Нет, реальный. Я номинальными показателями не мыслю и вам не советую.

— Допустим, никто же не спорит, реальный план — это хорошо, — Андрей выставил вперёд руку в якобы примиряющем жесте. — Вот только вопрос, как ты себе представляешь — выполнить почти годовую норму за оставшиеся три месяца?

— Благодаря тем пяти пунктам, которые я назвал.

— Погоди ты про пункты. Вот ты хочешь, чтобы мы приспособы отдали? Я тебя правильно понял, Егор? — спросил Андреич. — Я, значит, приспособы делал для себя, смекалку включал, время тратил, металл искал, инструмент, а что получится — плодами моего труда будут пользоваться все? — теперь он сменил позу и сложил руки на груди. — Вот хрена с два!

— Делал — зачтется, значит, ведь никто насильно у тебя забирать приспособы не будет, — ответил я.

Следом пояснил, что каждый, кто готов, чтобы его индивидуальное приспособление было включено в технологию производства, было пронумеровано и отправилось на склад, будет премирован. Как всё правильно проделать, тоже описал в двух словах — рабочий, которому принадлежит приспособа, подает рационализаторское предложение. Там дальше рацпредложение вводится в производственный процесс со всеми вытекающими, а официально задокументированный автор предложения получает официально задокументированную премию.

— Не хотелось бы всё-таки свое добро кому-то отдавать, — забурчали рабочие.

Однако Андрей, высказывавшийся сейчас не только от своего лица, но и от лица всего участка, продолжил задавать правильные вопросы.

— Допустим, премия — это хорошо, но, во-первых, обозначь, каков будет её размер. Во-вторых я спрошу, как на во-первых ответишь, — сказал фрезеровщик.

О том, как рассчитывать премию, я ещё не думал, не успел. Но раз работяг это так сильно тревожит, то задумаюсь сейчас. Я бегло поразмышлял и предложил вариант, при котором рабочие сами обозначат время, что у них ушло на проектирование и изготовление этих приспособ. А я переговорю с начальником, чтобы получившееся количество нормочасов провести по расчётам с коэффициентом два. Сделал мужик приспособы за десять часов, а получит как за двадцать.

— Дело? — я обвёл взглядом присутствующих.

— Дело, — подтвердили работяги.

Посыпались вопросы, сколько можно часов писать, мужики уже прикладывали дело к носу и прощупывали границу дозволенного. С ними-то понятно — им чем больше, тем лучше, но есть какие-то разумные рамки, которые не стоят пересекать.

— Так, чтобы жаба не задушила. Ни вас, ни начальника, когда ему цифры на стол лягут. Двадцать часов, полагаю, пройдет, а напишете больше, то вопросы появятся, — доходчиво объяснил я.

— Ладно, а если я за твои двадцать часов не захочу приспособу отдавать, че тогда будет? — продолжал допытываться Андрей Андреич.

— Тогда твоя приспособа отправится в металлолом — совершенно забесплатно.

— В смысле, в металлолом? — ахнул тот и сузил глаза.

— Распоряжение сверху прошло, что никакая оснастка, которой нет в технологии, до работы допускаться не будет. Мы с мастерами закрывать глаза тоже не будем, иначе потом так влетит, что лишение премии покажется цветочками. Причём влетит всем, от мала до велика,– я аккуратно улыбнулся.

Мол, не надейтесь, что рабочий — он человек маленький.

— Чего так, тыщу лет приспособами пользовались, а тут — раз тебе и на!

— Меня особо не просвещали, так же, как и вас, поставили перед фактом. Но краем уха я слышал, что из-за кустарной приспособы кого-то на заводе на станок намотало. Скандал поднялся такой, что несколько человек уволили по статье, — я решил сгустить краски.

Да, никакой проверки не было, и никого на станок не наматывало — пока ещё, по крайней мере, но надо будет поговорить с Ромой, чтобы он и вправду выпустил такой запрещающий приказ.

— Шо-то я о таком не слышал! А у меня полно знакомых с других производств по городу, — нахмурился Андрей.

— Вообще-то это в другом городе произошло, и не мне тебе говорить, что о таких вещах никто распространяться не будет. Вот и не утекло далеко.

— Тоже верно…

— Ну конечно, рукожопых понабирают, а потом из-за них другие должны страдать! — высказали свое мнение работяги.

Сошлись на том, что любая проверка — временна, а затем всё вернётся на круги своя. я в ответ попытался убедить их, что, может, проверка — она и к лучшему. Раньше за ведь приспособы мужикам никто не платил. Теперь же детали будут перераспределены между участками и рабочими поровну, без перекосов. И рабочим, если они найдут способ, как сделать деталь быстрее и качественнее, чем по технологии, есть смысл проводить своё новшество через рацбюро с выплатой в конце.

— Ну, без перекосов — это бабка надвое сказала, по факту будем смотреть. Я тебе зуб даю, что за некоторые позиции другие участки костьми лягут, — усмехнулся Андрей. — А лишняя копейка не помешает, тут ты прав. Постоянно приходится что-то где-то не по технологии делать.

Мы ещё немного поговорили на эту тему и договорились на том, что сегодня к концу рабочего дня рабочие заглянут в свои ящики и тумбочки и достанут оттуда все имеющиеся приспособления. Я также попросил, чтобы вместе с ревизией они подготовили рацпредложения и свои пожелания по оплате. В свою очередь я пообещал согласовать цифры оплаты в кратчайший срок, чтобы уже в ближайшую зарплату все получили в кассе свои премии.

— Хорошо вещаешь, Егор, но у меня есть ещё один вопрос, так сказать, который во-вторых, — напомнил Андрей. — Ты как-то упустил одну важную деталь.

— Ну-ка — какую? — я приготовился очень внимательно слушать.

Фрезеровщик поднял тему разрыва между реальным и номинальным планами. Те детали, которые формально были уже закрыты, на деле не попадали в работу. А когда попадут, тогда и возникнет вопрос их оплаты. Деньги за эти позиции уже выведены, как следствие, платить за них повторно возможности нет. Раньше вопрос решался просто — такие позиции делали окладники, тем было достаточно закрыть план один в один. Теперь, когда перекос убирался, а норма для окладников увеличивалась, нужно было придумывать новое решение. Старый же формат выбрасывался на помойку.

— Ты нам бесплатно предлагаешь над ними работать, а? — сформулировал вопрос фрезеровщик.

Но Андрей меня не удивил — такого вопроса я как раз ждал и имел заготовленный ответ. И теперь спокойно обозначил, что если ребята берут в работу детали, номинально уже давно проведенные, то нормочасы за них все равно получат.

— И где ж ты их возьмёшь, нормочасы? — засомневался Андрей.

— А это я уже сам разберусь, — отрезал я. — Я слово дал? Этого достаточно.

На самом деле для оплаты я планировал использовать нормочасы, заработанные мной самим на складе. Да, решение временное, но нам надо тушить пожары, а затем понадобится придумывать что-то новое, потому что часы со склада — не резиновые. Но сейчас это позволит закрыть брешь, оставшуюся после манипуляций Климента, а уж дальше я что-нибудь обязательно придумаю. К тому же, плюсом к этим часам шли те часы, которые до того должны были пойти в карман бывшего начальника Климента. Как их осваивать, я тоже успел придумать и обозначил мужикам.