Сохранившиеся фрагменты и пересказы из речей Гракхов далеко не всегда оправдывают эту характеристику, особенно в той ее части, которая касается слога. Однако она согласуется с устоявшимся в литературе мнением о Тиберии как об ораторе со сдержанной и рассудительной манерой речи и о Гае как ораторе по-преимуществу патетическом.
Фрагментов речей Тиберия не сохранилось. Они известны в пересказе Плутарха и Аппиана («Гражданские войны, I, 9, 11).
Статуя оратора (Авл Метелл)
Бронза. Около 100 г. до н. э.
Выступления Тиберия тесно связаны с вехами его короткой политической биографии — факт вообще характерный для политических ораторов времен республики. Тиберий, избранный народным трибуном на 133 г., выступил инициатором введения аграрного закона. В знаменитой речи об аграрном законе, где он рекомендует римскому народу этот закон, он говорит о бедственном положении свободного крестьянства с редкой силой и горечью.
«Тиберий, — говорит Плутарх в его биографии (XV), — был грозен, был неодолим, когда, взойдя на ораторское возвышение, окруженное народом, говорил о страданиях бедняков примерно так: дикие звери, населяющие Италию, имеют норы, у каждого есть свое место и свое пристанище, а у тех, кто сражается и умирает за Италию, нет ничего, кроме воздуха и света; бездомными скитальцами бродят они по стране вместе с женами и детьми, а полководцы лгут, когда перед битвой призывают воинов защищать от врага родные могилы и святыни, ибо ни у кого из такого множества римлян не осталось отчего алтаря, никто не покажет, где могильный холм его предков, нет! — воюют и умирают они за чужую роскошь и богатство, эти «владыки вселенной», как их называют, которые ни единого комка земли не могут назвать своим!!!»
Исследователи обычно говорят о спокойной и сдержанной манере речи, свойственной Тиберию, но этому фрагменту трудно отказать в пафосе, который искусно нагнетается постепенным усилением мысли об обездоленности. Речь явно была обращена к чувствам слушателей и имела цель вызвать сострадание. В эпическом пересказе историка Аппиана («Гражданские войны», I, 9) она выглядит гораздо прозаичнее и далеко не так красиво, как у Плутарха. Однако драматизм, с которым в ней обрисовано бедственное положение италийского крестьянства, чувствуется и в передаче Аппиана. Разумеется, Гракхи не были революционерами и в своих начинаниях преследовали цель улучшить положение бедных слоев населения не ради них самих, а для пользы государства. Они были реальными политиками и понимали, что государству, ведущему беспрестанные войны, надежнее иметь боеспособную армию из свободных италийских крестьян, чем из рабов или наемников. «Цель Гракха, — говорит Аппиан, — заключалась не в том, чтобы создать благополучие бедных, но в том, чтобы в их лице получить для государства боеспособную силу» (там же, I, 11)[5].
Революционным путем (а по мнению Цицерона, per seditionem — путем мятежа — «Речь за Милона», 72) лишив власти своего коллегу — народного трибуна Марка Октавия — противника закона, Тиберий произнес затем речь в оправдание своих действий. Отрывок из этой речи, переданный Плутархом («Тиберий Гракх», XV) показывает нам оратора образованного, с философским складом ума, всесторонне владеющего к тому же искусством аргументации и умеющего рассуждать. И если предыдущий фрагмент был обращен прежде всего к чувствам слушателей, этот требует участия их ума. «Народный трибун, — говорил Тиберий, — лицо священное и неприкосновенное, поскольку он посвятил себя народу и защищает народ. Стало быть, если он, изменив своему назначению, чинит народу обиды… он сам лишает себя чести, не выполняя обязанностей, ради которых только и был этой честью облечен. Царское владычество не только соединяло в себе все должности, но и особыми, неслыханно грозными обрядами посвящалось божеству. А все-таки город изгнал Тарквиния, нарушившего справедливость и законы, и за бесчинства одного человека была уничтожена древняя власть, которой Рим обязан своим возникновением. Что римляне чтут столь же свято, как дев, хранящих неугасимый огонь? Но если какая-нибудь из них провинится, ее живьем зарывают в землю, ибо кощунственно оскорбляя богов, она уже не может притязать на неприкосновенность, которая дана ей во имя и ради богов. А значит, и несправедливо, чтобы и трибун, причиняющий народу вред, пользовался неприкосновенностью, данной ему во имя и ради народа…» («Тиберий Гракх», XV). Первый из приведенных фрагментов должен был воздействовать на слушателей, взволновав их, т. е. выполнить одну из задач оратора, определяемую риторическим термином (movere), второй — должен был их научить (docere).
Это умение говорить сообразно обстоятельствам, определяющееся риторическим термином «уместность», «такт» (decorum, πρέπον)? — явное следствие ораторской подготовки, а не просто результат таланта. В последнем фрагменте Тиберий умело использует исторические примеры, что также говорит о риторической школе. Примеры взяты из римской истории. Конец Тиберия был печален. Как рассказывает Аппиан («Гражданские войны», I, 12), Тиберий накануне второго, главного, дня выборов в народные трибуны во второй раз на 132 г. явился на форум в траурном платье вместе с маленьким сыном. Он обходил своих сторонников, разговаривал с ними и поручал сына их попечению, так как не надеялся не только на успешный исход выборов, но даже на то, что останется в живых. И, действительно, в результате вооруженного столкновения, спровоцированного великим понтификом Сципионом Назикой, Тиберий был убит, как и многие его сторонники, а трупы их были сброшены в Тибр.
Гай Гракх выступил мстителем за гибель брата и продолжателем его дела. Желание отомстить за гибель брата добавляло страстности в его активность. Он был полным идейным единомышленником брата и выступил сознательным продолжателем его дела, но действовал смелее и последовательнее. С его именем был связан новый подъем демократического движения в Риме. Гай был на 9 лет моложе Тиберия, он родился в 154 г. до н. э., и, по единодушному свидетельству разных источников (Цицерон, Ливий, Плутарх), превосходил его умом и талантом. Да и на государственную деятельность времени ему было отпущено несколько больше, чем брату. Юношей в 138 г. он воевал под водительством Сципиона Эмилиана под Нуманцией; в 133 г. был триумвиром по закону Семпрония, в 126 г. — квестором в Сардинии. Вернувшись через два года в Рим самовольно (sua sponte), гак как сенат не хотел и боялся его возвращения, предпочитая держать его подальше от Рима, он становится народным трибуном в 123 и 122 гг. и пытается добиться трибуната на 121 г. Однако это ему не удалось; он не смог противостоять народному трибуну М. Ливию Друзу, своими демагогическими действиями сознательно подрывающему авторитет Гракха у плебса, его основной поддержки, и своему главному противнику — консулу Луцию Опимию, будущему организатору убийства Гая Гракха и его сторонников.
Деятельность народного трибуна Гай начал с издания закона, направленного против П. Попилия Лената, консула 132 г., в свое время изгнавшего из Рима без суда сторонников Тиберия. Теперь, в 123 г., настал черед отправиться в изгнание самому Попилию. Закон давал право апелляции к народному собранию и ограждал римского гражданина от произвола магистрата. Мероприятия Гая были направлены против нобилитета и имели цель привлечь на свою сторону плебс и всадничество. Гай восстановил в полной мере урезанный Сципионом Эмилианом в 129 г. аграрный закон Тиберия и ввел хлебный закон — о продаже хлеба по дешевой цене.
Из законов, изданных Гаем в интересах всадничества, важнейшими были закон о провинции Азии, по которому всадники получали возможность эксплуатации богатой восточной провинции, и судебный закон, который вводил всадников в постоянные комиссии по разбору дел о злоупотреблениях в провинциях. Судебный закон наносил серьезный удар по сенату, так как теперь сенаторов-наместников провинции имели право судить всадники. Демократическое значение этого деяния Гая трудно переоценить. Кроме того, он основал колонии, строил дороги, участвовал в работе аграрной комиссии. Кипучая деятельность Гая находила горячую поддержку в деловых и демократических кругах Рима и вызывала лютую ненависть сената. Сохранившиеся фрагменты речей Гая отражают те социальные страсти и бури, которые кипели вокруг его дел.