Тем не менее многие римские писатели с предубеждением относились к декламациям времени принципата и империи, видя в них угрозу истинному красноречию. Упреки относились главным образом к оторванности от жизни их тематики, к цветистости и напыщенности их стиля. Кассий Север, Вотиен Монтан, Сенека Старший и после них — Сенека-философ, Светоний, Плиний Младший, Тацит, Петроний, Марциал единодушно признают спад красноречия в после республиканский период. Суждение Сенеки Старшего о том, что со смертью Цицерона «красноречие пошло вспять» (там же, I, вв. 6), стало чуть ли не общим местом в критицизме древних авторов, как, впрочем, и современных исследователей[63], которые, следуя их традиции, подчеркивают абсурдность и бессодержательность декламаций, их неэффективность для подготовки оратора к практической деятельности.
Сомневаться в истинности мнения о спаде красноречия в период принципата и империи не приходится. Но вряд ли можно согласиться, что риторические декламации являлись пустыми и никчемными занятиями. Ведь декламации были отнюдь не бесполезны для судебного красноречия, вырабатывая у будущего оратора практические навыки и ловкость в выдвижении или отводе аргументов, и, несмотря на невероятность ситуаций, тренировали гибкость ума и так или иначе стимулировали правовую мысль. Они учили не только умению находить всевозможные доводы, логически их распределять и образно представлять, но и эмоциональным и эстетическим приемам воздействия на чувства и воображение слушателей. Нельзя забывать о ценности декламаций и как средства общего образования. Декламации были средством популяризации новых философских идей, получивших свое развитие позднее, у стоиков. Например, в них звучали порой довольно смелые сентенции о равенстве людей: «природа не создает ни свободных, ни рабов — судьба дает потом эти названия различным людям» (там же, VII, 6, 18), или: «у всех людей одно происхождение и одинаковая кровь» (там же, II, 1, 10); в них говорилось, что лучше славная смерть, чем жизнь в рабстве (Свазории, 6 и 7); прославлялись гуманность, честь, мужество; осуждались жестокость, безнравственность, несправедливость. И далеко не всегда это были только аргументы адвоката, только расцветки, к которым прибегал ритор в интересах дела, только прекрасные слова и никчемные философствования, как полагают некоторые исследователи[64].
Что же представляют собой эти памятники ораторского искусства времени принципата, каково их конкретное содержание и форма? Чем они навлекли на себя нелестные отзывы многих своих современников и ближайших потомков, и насколько справедливы их упреки? Какова ценность декламаций как определенного рода литературного творчества, и в чем их жанровые особенности?
О темах декламаций могут дать некоторое представление сочинения Квинтилиана, Светония, Кальпурния Флакка, Филострата и др. Ответить же на поставленные вопросы, хотя и далеко не полно, поможет анализ сочинения Сенеки Старшего «Изречения, разделения и расцветки ораторов и риторов» («Oratorum et rhetorum sententiae divisiones colores»), в котором собрана богатая коллекция фрагментов и пересказов образцовых речей более ста ораторов и риторов времени принципата Августа и Тиберия. Это сочинение отражает ту эпоху и ту среду, в которой жили и творили представители ораторского искусства и выразители культуры и идеологии своего века, наглядно представляет период в эволюции языка художественной прозы от Цицерона к Квинтилиану. Оно сообщает ряд ценных для истории литературы сведений и являет собой образец состояния литературно-критической мысли в Риме послецицероновского периода. Наконец, оно дает возможность оценить стиль и самого Сенеки, определить его эстетический идеал, характерный для определенной социальной среды на переломном этапе исторического развития.
Луций Анней Сенека Старший, уроженец Кордубы, из сословия всадников, получил первоначальное образование в Испании, затем в Риме, обучаясь в школе ритора Марулла вместе со своим другом Порцием Латроном. Во время пребывания в Риме он имел возможность общаться с такими известными ораторами и риторами, как Кассий Север, Вотиен Монтан, Юний Галлион, Пассиен и др., слышать Азиния Поллиона в юности и в уже преклонном возрасте. Прекрасно разбираясь в искусстве красноречия, он мог критически ценить их мастерство и осуждать их недостатки.
И поэтому он с готовностью и охотой откликнулся на просьбу своих сыновей (Марка Новата, Луция Аннея Сенеки — будущего философа, Аннея Мелы — отца Лукана) познакомить их с образцами речей ораторов и риторов старшего поколения, кого он знал и слышал, а им услышать не довелось[65]. «Потому что, — говорит он, — сочинений выдающихся декламаторов теперь почти нет, а по рукам ходят их подложные декламации. Из декламаций этих красноречивейших риторов теперь нынешние школьники-декламаторы выхватывают лучшие места, сентенции и выдают их за свои» (Контроверсии, I, вв. 10). Сенека одобряет желание сыновей не довольствоваться знанием образцов современного красноречия: «Чем больше образцов будет у вас перед глазами, тем большего вы достигнете в красноречии. Подражать надобно не одному, как бы велик он ни был, никогда ведь подражателю не сравняться со своим образцом. Такова природа вещей: копия всегда ниже оригинала» (там же, 6)[66].
Усердное упражнение в декламации полезно, по мнению Сенеки, и как средство образования при любых занятиях (там же, II, вв. 3).
Сенека принадлежал эпохе первого утверждения императорской власти; будучи свидетелем спада высокого красноречия, он различал симптомы упадка общественной жизни, пытаясь понять причины этого и объяснить естественным ходом событий, когда, по его словам, период взлета сменяется периодом затухания (там же, I, вв. 6, 8).
Предлагая сыновьям образцы красноречия, Сенека говорит им: «Вы можете судить, в какой степени талант убывает изо дня в день, и, по какой-то несправедливости природы, красноречие идет вспять: все, в чем римское красноречие могло равняться славой с гордой Грецией или превзойти ее, процветало в век Цицерона; тогда родились таланты, чье искусство придавало блеск нашим занятиям; с тех пор дела идут все хуже и хуже» (там же, I, вв. 7).
Еще в своем историческом, не дошедшем до нас труде[67], развивая биологическую концепцию пяти возрастов исторического развития, Сенека осознавал приближение Рима к своей старости. И теперь, на склоне лет своих, выступая в роли историка декламации, он вводит исторический элемент в литературную критику, обусловливает развитие ораторского искусства, этого своеобразного литературного жанра, временем и средой, связывает его упадок с общей деморализацией, роскошью, праздностью и развращенностью, пагубной для ума и таланта: «Умы юношества коснеют в безделье, нет заботы ни о чем порядочном; сон, вялость, или — что хуже — стремление к дурному владеют умами» (там же, I, вв. 8–9). Говоря об испорченности молодежи, Сенека противопоставляет ей доблесть древнего Рима, восхищается твердостью духа Азиния Поллиона, который мог декламировать четыре дня после смерти своего сына.
У Сенеки была ясная цель: сохранить от забвения и искажения слова знаменитых ораторов и риторов и воспитать вкус своих сыновей, давая им примеры того, «чему следует подражать, а чего избегать» (там же, II, 4, 12; ср. IX, 2, 27). Его риторическая антология, как ее теперь называют, состоит из одной книги свазорий и десяти книг контроверсий, пять из которых (III–VI, VIII) представлены в извлечениях, сделанных в IV–V вв.
Книги I–IV, VII, IX и X снабжены предисловиями, написанными в форме обращения к сыновьям; они включают в себя общие вопросы, воспоминания, сообщают разнообразные сведения о жизни и манере речи ораторов и риторов, чьи выдержки приводятся в самих книгах. Сенека проявляет в них здравый критицизм по отношению к представителям ораторского искусства времени принципата Августа и Тиберия, наглядно показывая их достоинства и воздавая должное недостаткам путем сопоставления различных трактовок одних и тех же тем. Предисловия важны еще и тем, что именно они характеризуют самого Сенеку, дают возможность оценить его собственный стиль, определить его эстетический идеал.
