Но он молчит. Черный Рыцарь замахивается, и Джек блокирует. У него есть навыки воина, представляющие собой точные и прямые удары. И я думаю обо всех тех вещах, которые он делал, а я даже не знала, что он на это способен: о тех ярдах, на которые мне всегда было всё равно, пока он их не пробежал, о давлении, которое он терпел, а я даже не подозревала, пока он не доверился мне. Обо всех частях себя, которые он мне отдал, и о том, что я не смогла отдать ему хотя бы малую часть себя взамен.

— Думаю, я просто одиночка, — признаюсь я. — Я не сильная, я хрупкая, и каждый раз, когда меня кто-то ранит, это остается со мной, как синяк, который никогда полностью не заживает. — Я делаю судорожный вдох. — Я не знаю, как измениться, как стать проще. Я не умею быть доброй к кому-либо, даже к себе. Ты доверял мне, а я не знала, как довериться тебе в ответ, не знала, как…

— Виола, — перебивает Джек.

— Я просто…

— Можешь помочь? — резко прерывает он.

Я снова сосредотачиваюсь на игре, и вижу, что Джек наносит Черному рыцарю последний, завершающий бой, удар. Черный рыцарь давно должен был быть разрублен на части, но почему-то это не произошло. Почему?

— О. — Потому что человек не может пройти этот квест в одиночку.

Я поднимаю свой меч и вонзаю его в грудь Черного Рыцаря. Его индикатор жизни вспыхивает, а затем стремительно падает к красному цвету.

Экран сменяется. Туман рассеивается.

Черный Рыцарь падает, истекая кровью, и мы вдруг оказываемся у самого озера, как будто эта битва всегда вела нас сюда. Поверхность воды расступается, и из озера выходит чародейка с мечом в руках.

Экскалибур.

КОРОЛЬ ПРОШЛОГО И БУДУЩЕГО ЖДЕТ ВАС, — гласит надпись на экране.

Я выдыхаю.

— Это… это всё?

Джек молчит, а из озера поднимается человек в короне.

Очевидно, что это финальные титры — анимация, которая должна завершить квест и, соответственно, всю игру, но она еще… не завершена. Пока еще нет. Вместо того чтобы направиться к нам, король Артур забирает меч Экскалибур у чародейки и склоняется над Черным рыцарем.

Затем он снимает c рыцаря шлем, и…

Я невольно резко вдыхаю.

ЭТО КОРОЛЕВА ГВИНЕВРА, подсказывает экран.

— Она умирает, — говорит Артур чародейке. — Помоги мне её исцелить.

— Она предала тебя, — отвечает та. — Она заслуживает такую участь.

— Она была проклята. Это не та женщина, которую я люблю.

— Она предала тебя, — повторяет чародейка. — И должна поплатиться за это.

Я понимаю, это, вероятно, звучит очень пафосно, но лично меня эта сцена растрогала. Так вот в чем поворот! Всё это время настоящим двенадцатым рыцарем были не мы. Это всегда была Гвиневра.

— Нет, — говорит Артур. — Этим королевством правят любовь и верность. Если я и вернусь, то только с ней рядом.

— Но, Ваше Величество…

— Без нее — это не Камелот, — утверждает Артур.

Он склоняется к ней. Слеза скатывается с его щеки и падает на её раны.

Постепенно последние остатки тумана исчезают.

Исчезает остров. Исчезает озеро. Чародейка растворяется в воздухе. Доспехи Чёрного Рыцаря спадают, открывая правду — за ними скрывалась женщина. Внезапно мы оказываемся в Камелоте, залитом солнечным светом. На шумном, пёстром рынке вновь развевается геральдический флаг Пендрагона.

Король Артур встаёт и протягивает руку Гвиневре, которая медленно приходит в себя. Слегка смущённая, она принимает его руку.

— Пришло время вернуть Камелот, — говорит Артур. — Будешь ли ты вновь рядом со мной?

Она смотрит на него, удивлённо и задумчиво:

— Буду.

Ворота замка распахиваются, и Артур с Гвиневрой возвращаются в Камелот. Круглый стол вновь заполняется рыцарями со всех королевств, которые мы успели пройти в игре.

А потом начинают идти титры, где первыми загораются два имени:

Исполнительный директор Нелли Браун.

Арт-директор Сара Чан.

— Они женщины, — говорю я вслух, поражённая этим открытием. Я никогда раньше не задумывалась об этом, но, конечно же, так и есть. Всегда было ощущение, что мне нравится не только, как была разработана игра, но как в нее была вплетена история. Словно это то, что я бы сделала, если бы писала ее…

— Я мог бы простить тебя, если бы ты попросила, — говорит Джек.

Эти слова настолько внезапны, что я не сразу понимаю, о чем он.

— Что?

— Мы могли бы поругаться, знаешь, — говорит он, захлопывая ноутбук и встречаясь со мной взглядом. — Могли бы поспорить. У нас ещё полно времени, — он указывает на спортзал, полный людей, среди которых он, в отличие от меня, явно всем нравится. А я нравлюсь только… ему. — Ты могла бы сказать, что я слишком резок, — добавляет он, — а я бы ответил, что действительно зол. И в конце концов мы бы признали, что оба правы. И тогда смогли бы это пережить.

От этих слов в груди что-то появляется.

Надежда, эта чертова опасная штука.

— Ух ты. — Я прочищаю горло, стараясь вернуть себе привычный тон. — Эта игра действительно зацепила тебя, да, Орсино?

Он забирает ноутбук у меня из рук, захлопывает его и откладывает в сторону.

— Я прощу тебя, если ты попросишь, — говорит он. — Мне не нужны твои извинения. Я и так знаю, что ты сожалеешь. Я хочу понять, сможешь ли ты попросить меня остаться, вместо того чтобы отпустить.

Я сглатываю.

— Ты слишком проницателен для качка.

— А ты просто зефирка с шипами.

Я опускаю взгляд на руки.

— А что, если ты не сможешь меня простить?

— Ты не спросила.

— Да, но что, если…?

— Ты даже не пыталась.

— Я просто…

— Ты лгала мне — это отстой. — Он приподнимает мой подбородок рукой. — Этого достаточно, чтобы я на тебя разозлился. Но недостаточно, чтобы я тебя возненавидел.

Я ерзаю от его прикосновения.

— Я не хочу, чтобы ты меня ненавидел.

— Хорошо. Это уже неплохое начало.

— Я хочу, чтобы я тебе нравилась.

— Нравилась?

— Да, — чувствую, как щеки вспыхивают. — Хочу, чтобы ты… нуждался во мне.

— Тебе нужно, чтобы я нуждался в тебе? — цитирует он с ухмылкой.

— Хватит! — Я отворачиваюсь, и он отпускает меня, но не отстает.

— Потому что…? — подсказывает он.

— Что «потому что»?

— Ты хочешь, чтобы я в тебе нуждался, потому что…?

— Потому что…

Ладно, мам. Ладно, пастор Айк. Давайте попробуем по-вашему.

— Потому-что-я-хочу-быть-c-тобой, — выпаливаю я, глядя на него жалобно.

— Что? — Джек подносит руку к уху.

— Потому что, — бормочу я, — я… хочу-быть-c-тобой.

Он наклоняется:

— Извини, что ты сказала?

— Я нуждаюсь в тебе, ладно? — раздраженно бросаю я. — Хочу, чтобы ты доверял мне, хочу, чтобы ты подмигивал мне, я хочу твои глупые ухмылки и глупые шутки, я хочу, чтобы ты любил меня, и я…

Он прерывает меня поцелуем, который выбивает почву из-под ног. Честно говоря, даже не уверена, можно ли это назвать просто поцелуем, поскольку это десять в одном — «ты идиот» и «о, боже», а также немного фейерверков, плюс победа в ненастоящем испытании для ненастоящих рыцарей. Его зубы ударяются о мои, я смеюсь, а он усмехается и снова целует меня. Его руки холодные, поэтому я заталкиваю их себе под куртку, обвивая вокруг своей талии.

— Я не смог ненавидеть тебя даже настолько, чтобы позволить дрожать на холоде, — признается он мне на ухо.

Я издаю стон:

— Я же говорила, что ты замерзнешь…

— О да, я совсем замерз, — заявляет он своим фирменным тоном «я звезда футбола».

В ответ я обнимаю его крепче, ощущая благодарность и такую болезненную нежность, что кажется, будто мое бедное сердце вот-вот вырвется из груди.

Но я принимаю это чувство, несмотря на его мягкость. Несмотря на его нежность и одновременно опасность.

— Ты настоящее наказание, Виола, — бормочет Джек, уткнувшись лицом в мою шею.