— Ты лгала мне, — тихо произношу я. Это первый наш разговор с тех пор, как она села, и вполне возможно, что последний.

— Я знаю, — отвечает она и достает меч, чтобы ударить меня в грудь.

Цезарио — Ви — всегда был хорош в комбинациях приемов. Он — она — двигается быстро, легко, ловко. Делает финты, бежит, скрывает движения, наносит слепые удары, которые знает инстинктивно. Но она научила меня всему этому, так что я делаю то же самое.

Не все могут так эффективно просчитывать ситуацию, как она. Цезарио, созданный ею аватар, — тактик с навыками убийцы. Вдруг я вспоминаю, что её персонаж для ConQuest тоже убийца и как я этого не заметил? Я был слеп? Да, был. Она убедилась в этом.

Я готовлюсь к атаке, и она получает удар, хотя и не критический, потому что никогда не задерживается долго на одном месте. Она знает, как защитить себя, как избежать травм. Я же так и не научился этому искусству. Я не умею держать себя в руках, быть осторожным и контролировать ситуацию. Поэтому я делаю ложный выпад и атакую, а она отбивается и контратакует. В толпе слышен крик поддержки, и я осознаю, что люди болеют за меня. Они думают, что я играю лучше, и вот снова этот укол в груди — маленькая трещинка понимания, почему она должна была скрывать правду. Но почему и от меня?

Ей не нужно было скрываться от меня.

Кто-то начинает скандировать «Герцог Орсино». Я применяю хитрую комбинацию, которая обычно не срабатывает на Цезарио, но сейчас она, должно быть, нервничает. Мы всегда играли только одни, засиживались допоздна, уходили с головой в игру. Единственной аудиторией, которая у нас когда-либо была, была игровая среда: поля сражений, руины и замки, разрушенные деревни, заколдованные леса и моря, кишащие монстрами. Она не такая как я, она не чувствует себя комфортно перед аудиторией. А еще, она не похожа на Баша. Я вижу по ее лицу, что ей не весело, и снова это испытываю — еще один поток слишком сильных чувств. Злости из-за того, что она лишила нас этой простой маленькой радости. Грусти из-за того, что теперь я лишаю ее этого.

Я решаю покончить с этим. Быть жестоким. Я готовлюсь к еще одной комбинации, на этот раз с завершающим приемом, который почти невозможно отразить. Я оцениваю, сколько у нее осталось жизни, и точно рассчитываю время, расходуя почти столько же, сколько осталось от моей собственной шкалы здоровья, а затем меня…

Убивают.

Я моргаю.

Весь зал начинает освистывать ее.

ГЕРЦОГОРСИНО12 УНИЧТОЖЕН! — говорит мой экран.

— Мне жаль, — шепчет Ви.

А. Значит, она никогдапо-настоящему не нервничала. Я думал, что знаю её, но это не так. Она тысячу раз говорила: «ты меня не знаешь», но я никогда на самом деле не слушал ее, да? Она показывала мне правду, а я выбрал ложь.

Я пытаюсь заново пережить последние десять, может, двадцать секунд. Что она сделала, как она сделала это так быстро? Она воспользовалась моим просчетом. Я думал, у неё меньше сил. Я ошибся, потому что недооценил её, и она знала это, знала, что я так сделаю, потому что знала меня всё это время, а я никогда не знал её по-настоящему.

Стыд, боль, ярость. Она всегда, всегда переворачивает мой мир с ног на голову.

— Ты и должна сожалеть, — говорю я ей.

А затем спускаюсь c платформы и ухожу.

Ви

Оливия и Баш смотрят на меня с сочувствием. Даже Антония слегка морщится издалека, как будто бы снова извиняясь, хотя это не имеет к ней никакого отношения. Да и в конечном итоге я не хочу, чтобы меня утешали.

Я нахожу Джека на поле. Он стоит на дорожке, словно собирается бежать.

— Холодно, — замечаю я.

Он бросает на меня взгляд и отворачивается.

— Мне нормально.

Я пытаюсь быть… не знаю, непринужденной, наверное.

— Я думала, ты собирался позаботиться о своём колене?

— Ты что, не видишь, что я делаю? — резко отвечает он.

Обычно говорить злым голосом — моя работа. Но сейчас я не хочу быть с ним злой. Очевидно, что я уже была достаточно жестока.

— Джек, — начинаю я, но он смотрит в небо и пинает что-то на земле.

— Нам нужно закончить квест, — его голос звучит отстраненно. — Не хочу, чтобы вся эта работа пропала зря.

— Я… конечно, да. — На самом деле я сомневалась, что он захочет это сделать. — Это значит…?

— Когда закончим, мы закончим, — говорит он. — Я закончил.

— Ладно, — я невольно вздрагиваю. Не только от холода. — Ну, у нас есть ноутбуки, которые мы использовали для турнира. Можем сделать это прямо сейчас.

— Да, давай. — Он резко поворачивается и проходит мимо меня так быстро, что задевает плечом — и ладно, я это понимаю. Пока я медленно иду следом, напоминаю себе: я это понимаю. Он не хочет разговаривать. Это… не новость. Я не удивлена.

Я в порядке.

Я в порядке.

Я…

— Вот, — он протягивает мне ноутбук, хотя я всё ещё отстаю, как будто не сразу поняла, что он уже успел опередить меня на целую вечность — он вошёл в спортзал, взял два ноутбука и вернулся, пока я плелась позади. Изнутри слышится смех из комедии, которую выбрали Кайла и Маккензи. Остальные устроились там поудобнее — на улице слишком холодно по калифорнийским меркам, чтобы даже самые непокорные подростки могли устроить бунт здесь, во дворе.

Джек пинком захлопывает за собой дверь и садится на край одного из цветочных горшков. Я следую его примеру, тихо шипя от того, насколько холодный цемент под моими слишком тонкими джинсами.

Он молча снимает куртку и протягивает ее мне.

Я колеблюсь.

— Джек, я не…

— Просто возьми.

— Тебе не будет холодно?

— Мне нормально. — Звучит знакомо.

Он уже вошел в систему. Я беру куртку, потому что на улице холодно (у меня карибская кровь, я не создана для этого), и накидываю ее на плечи. Я немного вздрагиваю от того, что она пахнет им, как и в ту, другую холодной ночью — внезапный поцелуй, общий смех.

Я вхожу в систему как Цезарио, возобновляя наш квест.

— Послушай, насчет…

— Ви, — перебивает Джек, отрываясь от экрана на мгновение. — Какая бы ни была причина, по которой ты мне лгала, что бы ты ни хотела сейчас сказать…

Я морщусь:

— Я просто хочу сказать, что мне жаль…

— Да, я тебя услышал. — Он ерзает на месте, постукивая пальцем по клавиатуре. — Всё в порядке. Какие бы у тебя ни были причины, мне всё равно. Я просто хочу закончить это, хорошо? Давай просто покончим с этим.

На мгновение часть меня хочет возразить. Это та самая часть, которой мне не хватало в споре с Антонией, часть, о которой Баш всегда говорил, что мне её не достаёт — та, которая хочет остаться и бороться.

Но я никогда не хочу этого делать. Я предпочитаю вычеркнуть людей из своей жизни, высосать яд и ничего не чувствовать. Я хочу как можно скорее избавиться от слабости и уязвимости — немедленно, а лучше, ещё раньше. И хотя другая часть меня говорит тихим, полным надежды голосом, что Джек не такой, что он так не поступает и что если он захочет, то я останусь, я останусь, я останусь…

Эта часть меня слишком маленькая. Поэтому её легко раздавить.

— Правильно. Да, — сосредотачиваюсь на экране. — Давай сделаем это.

Последнее королевство — это Авалон. Согласно легенде, это волшебный остров, куда был доставлен Артур после своей гибели, и где он теперь ожидает своего возвращения в будущем. Основная цель игры — вернуть Артура, и теперь, когда мы возродили магию одиннадцати рыцарей в одиннадцати королевствах, нам предстоит стать двенадцатым рыцарем. Последним элементом головоломки, необходимым для его воскрешения.

Дело в том, что никто не знает, что будет дальше. Люди постоянно строят теории и создают фан-видео на эту тему, но поскольку данная часть игры становится доступной только после завершения квеста Камелота, лишь немногим удалось здесь оказаться. Мы близки к финалу, но до сих пор не знаем, как его достичь.

Здесь темно и туманно, поэтому мы можем видеть только то, что находится прямо перед нами; слышим звуки дыхания наших персонажей и больше ничего. Легко представить, что мы действительно находимся там, пока сидим здесь одни, а приглушённый гул из спортзала почти не имеет значения. Мой выдох кажется мне туманом Авалона, дрейфующим в полупрозрачной дымке. Я представляю себя Цезарио, шагающим в тишине рядом с Герцогом Орсино, пока тот решительно взял инициативу в свои руки.