Не просто облегчение. Катарсис. Как будто вдруг — наконец-то — я могу отпустить боль и начать дышать по-настоящему.
— Мне тоже жаль, — говорю я искренне.
Она благодарно улыбается.
— Но теперь, наверное, все по-другому, да?
— Думаю, да, — отвечаю, засовывая руки в карманы куртки.
— Понятно. — Она пристально смотрит на один из множества цветочных вазонов, а я разглядываю свои ботинки.
— Но ведь «по-другому» не обязательно означает «плохо», правда? — тихо спрашиваю я.
Краем глаза вижу, как она мельком смотрит на меня.
— Лариса Хайброу произносит заклинание исцеления дружбы, — говорит она.
— Астрея Старскрим получает критический удар, — слегка улыбаюсь я.
Мы поворачиваемся друг к другу лицом.
— Итак, что не так с Башем?
— О, боже. Эм… Это долгая история. — Я легко могла бы соврать и сказать, что «это же Баш», но эта тайна уже достаточно мучила мою совесть. — Ну, возможно… что-то происходит. Между мной и Джеком Орсино
— Да это, кажется, уже вся школа знает, — говорит она, и я закатываю глаза.
— Да, но… ты же знаешь, что я играю в «Двенадцатого рыцаря»?
— Конечно.
— Думаю, я никогда не упоминала, что играю за мужского персонажа. То есть, за рыцаря-мужчину по имени Цезарио.
— Ага. — Она наклоняет голову. — Ну, это логично.
— Верно. Ну… — Глубокий вдох. — Джек тоже играет. С Цезарио. — Я прочищаю горло. — Который — это я. Но и не я.
— О, боже. — Ее глаза расширяются. — Он не догадывается, что это ты? Совсем?
— Он понятия не имеет. И вот он записал Цезарио на этот турнир, так что…
Она смотрит на меня пустым взглядом, ожидая продолжения. Я вздыхаю:
— Ну, мне нужно было что-то сделать, правда? Я должна была найти парня, который мог бы побыть Цезарио в реальной жизни…
— О, боже, — снова говорит она, поднося ладонь ко рту. — Так ты пытаешься выдать Баша за себя?
— Да. — Я морщусь, и она хмурится.
— Но Баш ведь, типа, катастрофа в играх. Он безнадежен.
— Да.
— Почему ты вообще…?
— Временное помешательство.
— Ух ты, — говорит она, присвистывая. — Тебе, должно быть, очень нравится Джек, да?
— Я не… — Но я останавливаюсь, потому что в ее взгляде читается: «можешь не пытаться врать, я и так все вижу». Это бесит, но я вновь ощущаю облегчение.
И я действительно очень скучала по подруге.
— Не знаю, что на меня нашло. Наверное, головой ударилась.
Она закатывает глаза и пожимает плечами:
— Я все время говорила, что он очень горячий.
— Это не… не имеет никакого отношения к делу, — возражаю я.
— Правда?
— Я имею в виду…
— АГА!
— Слушай, — перебиваю я, пока она не сделала еще хуже. — Мне просто нужно помочь Башу пройти через это, а потом… не знаю. — Пинаю тротуар. — С Джеком бы все в любом случае развалилось рано или поздно. Я — это слишком я, а он слишком — он.
— Кажется, ему нравится, что ты именно такая «ты», — иронично замечает Антония. — И вопреки тому, что некоторые говорили в порыве гнева, ты… не такая уж плохая. Вообще-то, ты мне всегда нравилась.
— Пока один парень не изменил твое мнение?
Она издает стон:
— Ладно-ладно, не лучший мой ход, я понимаю. И это было не…
— Я знаю, что не из-за этого. — Не из-за парня. По крайней мере, не в классическом смысле.
— Тебе не нужно постоянно отталкивать людей, Ви, — она смотрит на меня в упор. — Не нужно предполагать, что люди уйдут.
— Ты ушла.
— Ты меня вытурила. И в любом случае, я же вернулась, верно? Люди возвращаются.
— Он будет в бешенстве, — вздыхаю я.
— Да, наверное.
— Я заслужила это.
— Заслужила. Но разве он когда-нибудь просил тебя быть тем, кем ты не являешься? Потому что если просил, то он того не стоит. А если не просил, то я не понимаю, почему ты не можешь быть собой.
Я собираюсь ответить, но меня кто-то окликает.
— Ви? — Я оборачиваюсь и вижу, как Оливия высовывает голову из спортзала. — О, прости, — она замечает, что мы с Антонией разговариваем. — Хочешь, я дам вам минутку, или…?
Антония пожимает плечами:
— У нас полно времени. Может, встретимся на каникулах? Группа по ConQuest распалась: Леон и Дэнни Ким всем действовали на нервы. Так что, если захочешь снова поиграть …
— Да, может быть. — Я киваю, и она отходит в сторону, бросив Оливии задумчивую полуулыбку, прежде чем вернуться в спортзал. За то время, что я была здесь с Антонией, зал постепенно заполнился людьми. Я уже слышу слабый гул проектора и музыку из «Двенадцатого рыцаря». Через микрофон звучит голос Джека, и вместо того чтобы успокаивать, он вызывает у меня чувство, словно время стремительно бежит к какой-то точке невозврата. В груди тикает, словно перед взрывом.
— Это выглядело многообещающе, — комментирует Оливия, взглянув на Антонию через плечо. — У вас все в порядке?
— В процессе. Что происходит?
— О, это все Баш, — она морщится. — Он просто… сходит с ума.
— Да, я знаю, — отзываюсь я с такой же гримасой. — Поверь, знаю.
— Он как бы рассказал мне всю историю, — добавляет она и быстро продолжает: — Но я не осуждаю. Знаешь, я тоже врала, так что понимаю. Но мне кажется, что тебе стоит услышать кое-что, что однажды сказали мне, когда я чувствовала себя не в своей тарелке.
Она бросает на меня понимающий взгляд, и я смиренно пожимаю плечами:
— Ладно, говори.
— Ты когда-то сказала мне, что если я решу быть собой, то не буду одинока, — произносит она просто. — И тебе тоже не придется.
«Но», — думаю я с тоской. (Плюс тысяча неубедительных оправданий, которые сдерживали меня неделями.)
— Это немного другое, когда речь идет о чувствах другого человека, — возражаю я.
— Да, но лучше запоздалая правда, чем очередная своевременная ложь, верно? — напоминает она. И я снова думаю: как же мама была права насчет отношений с людьми. О том, как важно прощать и впускать их в свою жизнь. С каждым днем я понимаю это немного больше, как будто что-то медленно пускает во мне корни.
Потому что какую бы боль ни принесла мне любовь, я бы не отказалась от нее ни на секунду. Ни на один иррациональный удар моего алчного сердца. Даже если я совершила ошибки с Башем, Антонией и особенно с Джеком, еще не поздно сделать все по-другому.
Потому что Джек Орсино думает, что это я помогла ему, но на самом деле, я могу сделать нечто большее.
Я позволю ему помочь мне.
— Ладно, — вздыхаю я. — Хорошо.
Оливия улыбается своей ослепительной чирлидерской улыбкой и ведет меня в спортзал.
— Вот это Ви Рейес, которую я знаю, — говорит она и сжимает мне плечи.
***
Джек предложил провести тестовый раунд перед турниром, чтобы остальные могли лучше разобраться в игре. Я вхожу в зал как раз вовремя, чтобы увидеть, как он с недоумением смотрит на Баша, которого разгромили, а тот, не отрываясь, уставился на клавиатуру.
Смотреть на брата-близнеца, который выглядит так, будто вот-вот потеряет сознание, — достаточно веская причина, чтобы вмешаться. Вот прямо сейчас.
— Эй, — игнорируя любопытные взгляды окружающих, я подхожу ближе и касаюсь его плеча. — Давай. Я сделаю это.
Джек хмурится, и я стараюсь не встречаться с ним глазами.
— Что? — хрипит Баш.
— Давай, ты уже бледный как привидение.
— И помни обо мне,102 — тяжело вздыхает Баш, не упуская шанса добавить немного драмы.
— Серьезно, Гамлет? Я знала, что ты выберешь трагедию. — Я снова подталкиваю его локтем. — Я поняла, Баш. Спасибо.
Взгляды, которыми мы обмениваемся, я знаю всю свою жизнь — это драгоценные «прости меня» и «я тебя прощаю», а еще «я люблю тебя» и «я знаю».
Ему не приходится повторять дважды. Он неуклюже поднимается с кресла, спотыкается на лестнице и устремляется прямо к Оливии. Остальные участники турнира — в основном парни — хмурятся, начинают шептаться, но мне все равно. Я спокойно сажусь в кресло Баша, чтобы занять место Цезарио напротив Джека, который смотрит на меня c подозрением.