— Ты давно не работала над своим костюмом, — замечает мама, застав меня за чтением нового романа из серии «Затерянной Империи»⁶¹ на диване.

— Что? — переспрашиваю я, потому что мысленно находилась где-то в далеком космосе.

— Твой костюм. Я давно не видела, чтобы ты над ним работала.

— А-а. — Она имеет в виду мой косплей для MagiCon. В прошлом году я была персонажем из любимого графического романа (по сути, это кукла-арлекин, но в образе привидения), но в этом году мы с Антонией собирались пойти в роли наших оригинальных персонажей ConQuest — Астреи Старскрим и Ларисы Хайброу. Теперь мне кажется, что это не имеет смысла.

— Да, он уже достаточно хорош.

— Достаточно хорош? — повторяет мама, приподняв бровь. Перфекционизм — это одна из черт, в которой мы с ней совпадаем больше, чем с Башем.

— Все равно никто меня не узнает. Это же оригинальный персонаж. — Оригинальные персонажи редко вызывают интерес, хотя было бы вдвойне круто попасть в блоги фанатов в необычном образе, который не относится к раскрученным диснеевским франшизам. А если бы обо мне написали в Monstress Mag…?

Но, скорее всего, этого не случится.

— Хм, — произносит мама, что всегда является дурным знаком и предвещает лекцию. Поэтому я решаю действовать на опережение и быстро поднимаюсь с дивана.

— Ты хорошо выглядишь, — замечаю я с подозрением, оглядывая ее платье и туфли. — Это кто-то новый?

— Вообще-то, нет, — мама теребит серьгу, и я понимаю, что она не уходит по какой-то причине.

— Мама, ты… рано собралась?

— Что? Нет… да, — отвечает она. — Почти. Даже не знаю.

— Что? — Я уже упоминала, что эта женщина зарабатывает на жизнь свиданиями? Обычно она не бывает такой рассеянной.

— Ну, я просто… Похоже, я начала собираться слишком рано. Немного раньше, я имею в виду. Случайно. — Она бросает взгляд в сторону, как будто что-то скрывает.

— Мама, я не собираюсь тебя осуждать. — Ее смущение выглядит забавно — она явно не знает, куда девать руки. — Это что, тот же парень?

— Да, — она делает паузу. — Вообще-то, это своего рода рубеж.

— Да?

— Да. Полгода.

— Ого. — Это для нее довольно долго. Не то чтобы она никогда не состояла в длительных отношениях, иногда они тянулись год или около того, но в последнее время подобного не было. Она рассеянно улыбается, смотря скорее сквозь, нежели на меня.

— Что ж, наверное, пришло время сказать ему, что у тебя есть дети, — говорю я.

— Он знает. Я… — Она вдруг запинается. — Я уже использовала этот аргумент.

Это один из ее способов сказать «пока-пока» и прекратить отношения. Почти всегда действует на мужчин, хотя, на мой взгляд, это всего лишь панромантическая чепуха.

— Когда ты сказала ему об этом?

— Несколько месяцев назад. Почти сразу.

— Он один из тех уродов, которые утверждают, что вы созданы друг для друга?

Она получает много странных писем. Некоторые из них забавные, а некоторые просто отвратительные.

— Нет, совсем не такой, — говорит она, внимательно глядя на меня. — Но ты меняешь тему, anak⁶².

— Разве? — невинно возражаю я. — Вовсе нет.

— Ты поссорилась с Антонией, — мама садится рядом со мной. — Думала, я не замечу?

— Это себя изжило, мам. Вот и все.

В этом мы с мамой похожи. Мы независимые и твердо придерживаемся своих принципов. Иногда до такой степени, что вычеркиваем людей из жизни, если те отнимают больше энергии, чем того стоят. Нам не нужно постоянное общение или чья-то компания. Мы прекрасно чувствуем себя наедине с собой.

— М-м, — говорит мама. Ее нейтральный тон выдает неодобрение, и… это неожиданно.

— Что это должно означать?

Мамин телефон вибрирует, и она мельком смотрит на экран. На ее лице появляется легкая, неуловимая улыбка, которая делает ее фирменную ягодно-красную помаду еще ярче.

— Ничего, — она выключает экран, встает, а затем наклоняясь, чтобы поцеловать меня в лоб. — Не засиживайся допоздна, хорошо?

— Ладно.

— Я серьезно, — она стучит по моей книге. — Завтра у тебя будет целый день, чтобы читать.

— Эм, нет? У меня, между прочим, где-то сотня продвинутых курсов, мам.

— Тем более, стоит отдохнуть, — говорит она, обходя диван, пока я снова ложусь, возвращая свое внимание странице. Затем она замирает, с легкой морщинкой на лбу, как будто вдруг что-то вспомнила: — Ви.

— М-м?

— Тебе не обязательно быть одной, — говорит она, и часть меня напрягается.

— Что?

— Я рада, что ты такая независимая. Мне нравится, что ты умеешь наслаждаться одиночеством. Но, Ви, может быть, иногда не стоит сжигать мосты, — продолжает она, и я медленно опускаю книгу, вглядываясь в нее.

— Прости, что?

— Разве это было бы так плохо? — она продолжает настаивать. — Иногда пойти на компромисс? Позволить другим людям победить?

— Что? — Она что-то курила? Моя мама никогда, никогда не посоветовала бы мне уступать или позволить кому-то победить. Она — чемпионка по обидам, мастер оставлять за собой последнее слово. Первое, чему она меня научила, — как давать сдачи, когда кто-то на меня наезжает… Так что сказать, что ее слова удивляют — ничего не сказать.

— Я просто думаю, hija,⁶³ что ты можешь упустить что-то важное, если никогда не…

— И это говорит моя мама, которая всегда твердила: «Никогда никому не позволяй себя изменить» — перебиваю я. — А как же «знай, чего ты стоишь» и «никогда не позволяй другим заставлять тебя чувствовать себя незначительной»? Теперь я должна просто выбросить все это в окно и начать бояться одиночества?

— Я этого не говорила, — она напрягается. — Конечно, я не это имела в виду, просто…

— Может, это твой новый парень сделал тебя такой мягкой, — обвиняю я, и она вздыхает, что меня только больше бесит. Это значит, что я ее раздражаю, и это самое худшее, ведь мне и так хватает этого чувства в других сферах жизни.

— Может и так, — медленно произносит она. — Я так старалась уберечь тебя от собственных ошибок, что забыла научить тебя еще кое-чему важному. Жизнь — это не только о том, чтобы выигрывать в сражениях, Ви. Не о том, чтобы быть жестче или мягче, лучше, сильнее или правильнее. И уж точно не тогда, когда цена за это — потеря возможности почувствовать любовь и принятие.

— Боже, ты что, встречаешься с инструктором по йоге? — усмехаюсь я.

— Я понимаю, что из-за того, что я так легкомысленно пишу о свиданиях, создается впечатление, будто я не считаю это важным. Но я веду эту колонку потому что это важно для всех. Знаешь почему? Потому что единственное, что действительно имеет значение в жизни, — это наши связи с людьми, — говорит она. — Ничего другого в этом мире ты не сможешь сохранить или унести. То, как ты любишь, какую любовь ты даришь, — вот что имеет значение.

Я открываю книгу, стараясь сосредоточиться на тексте.

— Подумай об этом, — говорит она с ноткой грусти в голосе, которую я стараюсь не замечать. — Ладно, спокойной ночи, anak. Я люблю тебя.

Я молчу, не поднимая глаз от той же строчки, на которой застряла, притворяясь, что читаю, пока она не уходит.

И тут меня накрывает волна дочернего чувства вины: а вдруг с ней что-то случится, и наш последний разговор будет именно таким? Боже, да меня же будут преследовать ночные кошмары, как Скруджа его рождественские призраки. Я достаю телефон и набираю «люблю тебя», просто чтобы убедиться, что снизила шанс возникновения паранормального преследования.

«Знаю» — отвечает она, и я возвращаюсь к своей книге.

Но совершенно не понимаю, что читаю.

Уф. Теперь я вся на нервах. Встаю и начинаю беспокойно ходить по гостиной.

«Что делаешь?» — пишу я Башу.

Никакого ответа.

Две минуты. Четыре.

Десять.

Ладно, к черту. Я взбегаю по лестнице и хватаю ноутбук, злясь на саму себя.

Ведь речь идет о моих принципах, верно? Именно из-за них я поругалась с Антонией. Из-за себя! Из-за моего права быть собой! Собой, что включает мой гнев, который в данный момент выливается в нечто другое, от чего мне хочется плакать.