— Где мы находимся в игре?

— Пока что в Камелоте, — говорит он. — Все начинается здесь. По-настоящему крутые битвы и задания — в других местах, типа Гауннеса или Камланна. Ты увидишь.

В углу экрана появляется окошко.

— Что это?

— О, кто-то пытается с тобой поболтать.

— Э-э… — Не очень-то мне это нравится.

— На большинстве арен лучше иметь союзников, — быстро объясняет он. — Сначала играешь в команде, а потом уже каждый сам за себя.

— А, понял. — Я набираю в чате что-то вроде «ладно, неважно». — И что нужно делать на арене?

— Сражаться, — он пожимает плечами. — Нужно разрабатывать стратегию, исходя из того, кто c тобой играет. Видишь? Вот здесь можно посмотреть, сколько у них осталось жизней и какие у них дополнительные навыки или реликвии? Вот у этого, — говорит он, указывая, — много очков фехтования, а у того, — он постукивает ногтем по изображению другого пепрсонажа, — есть дополнительные умения в рукопашном бою. Ты получаешь таланты по мере игры.

— Тут написано, что у кого-то есть… кулинарные навыки? — я прищуриваюсь, разглядывая значок с растением.

— Это травничество. Оно нужно для крестовых походов. Ну, для квестов, — объясняет он, когда я смотрю на него с недоумением.

— Зачем?

— Ну, чтобы выжить во время путешествия и не отравиться.

— Подожди. — Дикость. — Мне нужно есть в игре?

— Ты — это твой персонаж, — просто отвечает Ник, и я бросаю на него еще один взгляд. — Это странно, я знаю, — уверяет он меня со смехом, — но, эй, это помогает убить время. К тому же, если ты играешь против кого-то, кто забыл подкрепиться… — Он пожимает плечами. — Это просто больше похоже на настоящую игру, вот и все.

— Пожалуй, — я начинаю понимать, как это похоже на футбол. Найди свое место в игре, выживай благодаря навыкам. Побеждай за счет того, что у тебя больше предусмотрительности, чем у других. Не погибни. Не делай глупостей. Не получи травму. Не порви связку и не потеряй девушку в одну и ту же неделю. На секунду мой рыцарский аватар стал напоминать человека, которым я был раньше.

К тому же, признаюсь, я склонен к соперничеству вне зависимости от обстоятельств. Технически ставки не имеют значения. Наши семейные вечера за игрой в скрэббл становились такими напряженными, что мама в итоге отдала все настольные игры няне.

— Ладно, как мне драться? — спрашиваю я у Ника, когда экран сменяется, и меня впускают на арену, на которую мы занимали очередь.

— Поначалу, вероятно, у тебя будет получаться дерьмово, — говорит он, — но потом разберешься. Меч взял?

— Эээ… — Вот он. — Да.

— Ладно, — Ник наклоняется вперед. — Погнали.

***

— Выглядишь уставшим, — говорит физиотерапевт Эрик, пока меня осматривает. Учитывая, что я вчера засиделся допоздна, играя в «Двенадцатого рыцаря», это неудивительно.

— Ты уверен, что c тобой все в порядке?

— Разве я стал бы тебе врать? — отзываюсь я c раздражением в голосе.

— Ну, да, наверное, — усмехается Эрик, но, к счастью, не настаивает. Он довольно молодой парень, один из бывших пациентов доктора Барнса, который играл за «Каролину», а потом получил степень по кинезиологии. Сейчас он работает ассистентом физиотерапевта у одного из протеже доктора Барнса, пока заканчивает докторскую диссертацию. — Просто не делай глупостей, ладно? Как только спадет отек, сможем больше работать. А пока просто сосредоточься на растяжках, которые я тебе показал, и…

— Лед и ибупрофен, знаю.

— Отлично. — Он хмурится. — Ты точно в порядке?

— Точно, Рик. Я в порядке. — Конечно же, нет. Я едва могу стоять, не говоря уже о том, чтобы ходить, и хуже этой боли — чувство вины. Фрэнк перестраивает команду на игру в пас, пока я в отключке. Он поставил вместо меня ресиверов, но Курио все еще не уверен в себе, а я чувствую, что я… не знаю, болен. Как будто все это — моя вина. Если бы я не начал провоцировать того корнербека, если бы не вывел его из себя, что тогда? Я видел, как он приближался. Почему я ничего не сделал? В своих снах я снова и снова вижу это столкновение, только более масштабное, как будто меня сбивает грузовик.

Когда я наконец возвращаюсь в школу, то едва могу смотреть кому-то в глаза.

— Эй, Герцог, — окликает Курио, когда я прохожу через школьные ворота. Над входом висит баннер c рекламой танцев в стиле «Алоха», и я внезапно вспоминаю, что собирался туда пойти.

Вроде бы.

— Привет. — Я позволяю Курио догнать меня, а затем мы сворачивааем к большому спортивному залу. Мессалина — один из тех огромных открытых кампусов. Пока Курио что-то бормочет, мы проходим мимо библиотеки, зданий английского и истории для младших классов и корпусов для старшеклассников. Прогулка по этой идеально ухоженной территории кажется бесконечной, особенно на костылях.

К счастью, Курио не спешит. Хотя я до конца не понимаю, что о нем думать. Он всегда был довольно тихим и с удовольствием оставался в тени Ника. Может, он хочет, чтобы я его как-то подбодрил? Ведь это и его последняя возможность выиграть чемпионат штата. И это не Курио уже упустил свой шанс.

— Правда, что твой брат собирается уйти в профессионалы после этого сезона? — спрашивает Курио, явно пытаясь отвлечь меня от мрачных мыслей.

— Не знаю. — Почти точно да. Это всегда было целью Кэма, но это только его дело. Ну, и его пиар-агента.

— А, круто. Жаль, конечно. Я бы хотел увидеть вашу схватку между Иллирией и Оберном.

Не знаю почему, но меня снова охватывает паника, и с каждым разом все сильнее. Если отец так и не выпустит меня на поле весь сезон, вдруг Иллирия решит, что я невыгодная инвестиция? Вдруг они передумают? Могут ли они передумать? Условия моего контракта касались поведения, но как быть с травмами? Могут ли они аннулировать мое место в команде, а если так и будет, то что тогда? Возьмет ли меня другой университет? Что, если мне придется играть во втором дивизионе? Или даже в третьем? Я даже не могу представить, что вообще не буду играть в футбол.

— Эй, — говорит Курио, заметив выражение моего лица. — Слушай, мужик, не волнуйся об этом, я не хотел…

И в этот момент я замечаю Оливию. Она прощается с одной из подруг-чирлидерш и поднимается в сторону научного корпуса одна. Не успев осознать, что делаю, я поворачиваюсь, окликаю ее и случайно наступаю костылем на чью-то ногу.

— Господи, Орсино! — раздается недовольный возглас слева. — У тебя что, глаз нет? Или все остальные в этой школе для тебя что-то вроде неодушевленных предметов?

Отлично, Ви Рейес.

— Не сейчас, Ви, — коротко отвечаю я. Она злобно смотрит на меня сквозь занавес длинных черных волос. Вблизи ее лицо кажется невинным — мягкие карие глаза, розовые щеки, словно у героини сериала. Хотя сейчас она, скорее всего, мысленно меня проклинает. Мы раньше не особо общались. И если бы «коалиция ботаников» не выбрала ее вице-президентом школьного совета, не уверен, что мы бы вообще не пересекались. К счастью, теперь она есть в моей жизни, чтобы напомнить о непрочитанных письмах (почтовый ящик школьного совета просто забит спамом — думаю, прошлогодний президент использовал его для личных покупок), а также чтобы намекнуть, что я не выполняю свой «фидуциарный долг» как избранный член совета. Долг, который никак не относится к концепции студенческого самоуправления, но попробуйте объяснить это Ви.

— Конечно, извинения наверняка сломают тебе второе колено, — говорит она, бросив короткий взгляд на Курио, а затем вновь сосредоточив внимание на мне. — Как думаешь, найдешь в себе силы утвердить бюджет сегодня?

— Виола… — протягиваю я, тяжело вздыхая. Это единственный возможный способ произнести ее имя: как будто из тебя медленно выкачивают кислород. — Сейчас восемь утра. Это правда не может подождать?

Я оглядываю холм, ища глазами Оливию, но она уже исчезла из виду.

— Твоя преданность школе просто потрясает, — язвит Ви а затем, развернувшись, уходит в том же направлении, что и Оливия.