— Будете воевать? — прошептала она.

Что-то происходило на берегу, я это чувствовал.

Чужеродное, непонятное и страшное. В последнее время западный ветер доносил горький запах далекого пожара. Одно к одному…

— Надеюсь, что нет, Катя. Воевать хочется меньше всего. Спать хочется.

— А можно обойтись без этого?

— Как? Нормальный белый человек сидит в офисе консульства и страдает от двух проблем: лишний вес и тоска по племяннику… А мы шляемся по дикой реке с риском стать главным блюдом анаконды или ритуального ужина банды людоедов с Фиджи, которые легко отказались от смартфонов, и теперь носят в штанах огниво и шкуросъёмный нож.

— Хоть под пули не лезьте!

— Конечно! Иначе кто тебя до места доставит? — уверил я. — Катя, пихни этот магазин поглубже в карман, чтобы не вывалился. Ага. Ладно… Не стой на палубе, спрячься за надстройку. И помни, что у тебя в кармане дерринджер.

Пш-ш…

— Падре, ты где? Похоже, они подтягиваются.

— Сейчас подойду. С пулемётом.

Через несколько минут после того, как мы с Дино перестали прошивать кусты короткими очередями, на берег опустилась тишина.

Относительная. То с одной, то с другой ветки в жидкой соседней рощице слышались робкие поскрипывания, мяуканье, стуки и щелчки. Это живность саванны, в первые же секунды боя начавшая спасаться от оглушительной пальбы на деревьях и в норах, торопится вернуться к обычной ночной жизни. Ночь в саваннах Великого Ганга коротка и, как выясняется, непредсказуема — нужно спешить жить дальше.

Опустив остро пахнущий пороховыми газами «солотурн» на землю, я прислушался было к тишине, но тут сбоку опять грохотнул выстрел из нарезного ствола дриллинга, «тройника», принадлежащего Сумуду. И опять кто-то вскрикнул!

С той стороны в нашу сторону пару раз пальнули под злой выкрик, и тут же защёлкали перезаряженные револьверы матросов, затем прогрохотали выстрелы двенадцатого калибра и лениво саданул по отступающим ППС-43.

Интересно, произнёс бы сейчас мой учитель тактики Костя Лунёв фразу «Хорошо воюем»?

Я опять поднял пулемёт и, стараясь ступать как можно тише, двинулся по чуть скользкой, сплошь покрытой травой и папоротниками земле, перемещаясь вправо, к соседнему дереву, где залёг Дино. Сменил позицию на тот случай, если какой-нибудь коварный островитянин уже подбирается сквозь заросли к «пулеметному гнезду» с костяной секирой в руках.

Если верить звукам далёкой ругани, истерических проклятий и треску веток, нападавшие бодро отходят, прихватив с собой раненых. За убитыми аборигены придут завтра и сразу всей своей разбойной деревней, чтобы осознать: с пиратским промыслом на одно поколение им точно придётся распрощаться.

Отступление, конечно, могло оказаться старой тактической уловкой — часть банды свалит, усыпляя бдительность обороняющихся, и как только те решат, что всё закончено, залегшие в траве поблизости пираты нападут во второй раз…

— Сейчас бы базуку или парочку отличных французских гранат Fusante № 1! — крикнул из полутьмы Сумуду.

Я не сразу сообразил, что этот безобидный на первый взгляд мужчина имеет в виду прародительницу нашей «лимонки».

— Падре, он знает толк в этом деле! — откликнулся Дино.

По его голосу было слышно: мальчишка, как обычно, держит марку, хотя наверняка напуган. И не мудрено. Он видел, как пулемётная очередь в двадцати метрах от него буквально срезала двоих здоровенных островитян, вооруженных массивными мачете, под тяжёлыми клинками которых стволики молодых акаций крошились, как петрушка под кухонным тесаком.

— Добавим им вслед, парни! — приказал я.

Патронов для пулемёта оставалась штук пятнадцать, и поэтому я всего три раза выстрелил одиночными по уже еле заметным силуэтам. Больше всего было жалко тех патронов первой предупредительной очереди, которая не смогла остановить нападавших. Зря сжёг.

Зато револьверы старались вовсю, матросы «Савойи» легко расходовали боеприпасы отказавшихся участвовать в коллективной обороне китайцев.

Фонарь включать не хотелось. Впрочем, тела трёх самых резвых флибустьеров лежали на поляне совсем рядом. Хорошо мы их подпустили… В дрожащем свете зажигалки «Зиппо» Дино рассмотрел вытатуированные у них на лбу зубастые пасти акулы — символа племени. Черт возьми, они уже давненько живут здесь, на равнине, а в традициях всё ещё далекие острова в океане… Ну и валили бы на берег океана, там акул хватает!

Матросы собирали между деревьев какие-то трофеи. Что-то далеко они отошли. Я крикнул, чтобы возвращались, и включил рацию.

Пш-ш… Щёлк!

— Берег вызывает «Савойю», как слышите?

— Здесь капитан. Слышу хорошо, что у вас, Макс? Мы тут с ума сошли от вашей пальбы!

— Нападение отражено, у противника потери не менее семи.

— ROGER. Что с нашими?

— Все целы, Питер. Возвращаемся на судно, не устройте там blue-on-blue incident! OVER.

— Ремонт закончен, сейчас будем запускать машину! Надо уходить на штатное место стоянки, здесь недалеко.

— Отличные новости! Мы идём, Питер, OUT.

Теоретически, островитяне могут вернуться. В кинофильмах, в таких случаях, неудачники после пламенной речи лидера порой возвращаются и отгоняют превосходящие силы противника. Ну, или умирают. Вот только боеприпасов осталось в обрез.

Пора давать прощальный гудок.

Третья стычка, и всего лишь полпути. Огневой контакт, как сказали бы военные. Может, хватит? Красивое здесь местечко, между прочим! Если бы не товарищи из деревни. Самые злые люди живут в самых прекрасных местах. Интересно, почему?

То ли меланезийские духи, за что-то разозлившиеся на экспедицию дипломатической миссии, решили оставить нас в покое, то ли просто так совпало, но с того момента, как «Савойя» причалила к острову Отдыха, всё пошло как по маслу. Собственно, эта стоянка стала последним приключением на пути к Маниле.

Серая громада Крепости была всё ближе, возле центрального причала под ней стояли два белых катера и маленький пароходик. Этот причал капитана не интересует, «Савойя» подошла к более демократическому — торговому причалу в дальней части портового района города, пришвартовавшись возле границы районов. Здесь начиналась бедная жилая окраина, одноэтажная, обшарпанная и замусоренная до состояния полнейшего слияния со свалкой. Именно тут к грузовым терминалам подходит главная дорога, широкая и ровная.

Жизнь вокруг кипела. В ангаре из профнастила, ворота которого смотрели прямиком на пирс, под присмотром флегматичного бригадира или мастера, посасывавшего огрызок толстенной сигары, рабочие-докеры перегружали на компактный остроносый катер какие-то мешки.

На причале нас ждали.

Как только удалился довольный жизнью офицер таможенной службы, сделавший свои дела на удивление быстро, началась разгрузка судна. На левый борт стационарным краном медленно опустился грузовой лифт — собранная из швеллеров и досок платформа с веревочными поручнями. Боцман перебрался на платформу и принялся контролировать погрузку на лифт тюков, мешков и ящиков, заблаговременно обвязанных в несколько слоев мешковиной, каких-то коробок и личного багажа пассажиров.

Отдельно в сторонке ждал своей очереди некий особый груз в виде десятка длинных тяжёлых рулонов. После первой ходки лифта докеры с помощью канатов принайтовали дощатую платформу с рулонами к стойкам подъемника и махнули рукой — готово!

Флегматичный бригадир сдержанно кивнул боцману и что-то произнес. Тот ответил тем же. Тем временем на причале появился чёрный автомобиль с тонировкой по кругу и грузовичок с иероглифами на борту.

Боцман коротко переговорил с группой мужчин тревожного вида, и они тут же принялись проверять особый груз, что-то там отгибая и куда-то заглядывая. Затем к ним подошёл старпом, и стороны расписались в бумагах. Из кузова грузовика вылезли другие грузчики, тоже особые.