— Прикрывайте!

Пш-ш…

Щёлк!

— Хорошо воюем, русские! — раздался в эфире хриплый голос Лунёва. — Выхожу! Не подстрелите камрада, мне ещё внуков дожидаться.

Первым с земли поднялся Марат, затем остальные. Я начал отряхиваться от мелких камешков вперемешку с глиной из осыпи, а Игорь с озабоченным лицом сосредоточенно продолжал стоя набивать барабаны обоих револьверов.

Кастет неторопливо вышел из-за расстрелянного в решето бело-голубого «Шаолиня». За спиной у комсталка висела пара трофейных штурмовых рюкзаков, в руках он нёс по «калашникову», их брезентовые погоны как-то пьяно подметали землю.

Лицо как лицо, улыбка как улыбка.

— Представляете, захожу я за камень, а там двое мужчин вполне приличного вида… Увидели меня, и застрелились.

Пш-ш…

— Рольф, принимаешь?

— Слышу хорошо, где находишься, Макс?

— CONTACT. Повторное нападение. Там же.

— ROGER. Что с твоими людьми?

— Мои целы. Два COCKADAU, чужие. Застрелены. Продолжаем движение, ловим твой патруль. OVER.

— Как это случилось?

— После, Рольф, после… Мы едем. OUT.

— Господин Лунёв, немедленно подойдите к водителю! К водителю! — устрашающе прорычали динамики громкой связи.

Две европейские женщины самого замечательного, как лично я считаю, возраста второго замужества, никак не желали отпускать героя дня. Мой грозный голос наконец-то помог им отклеиться, и легенда зусульских прерий и укротитель команчей по имени Костас Дастер с виноватым видом пошел по проходу.

— Пост близко, хорош бельгиек тискать.

Трофеи уже поделены. Хорошие штурмовые рюкзаки, китайские тактические фонари и зверского вида боевые ножи фабричной работы достались отважным русским туристам, бойцам народного автобусного ополчения. Всю одежду и бытовую мелочёвку холодных с радостью поделили между собой африканцы — на рынках Аддис-Абебы уйдёт влёт.

У застрелившихся были обнаружены швейцарские и эфиопские деньги. Финансист на борту был один, естественно, швейцарец. Но не банкир, а обувных дел мастер, владелец мастерской, что нисколько не помешало ему быстро и по-банковскому точно поделить наличность среди пассажиров.

Мы с Константином от своей доли отказались из соображений профессиональной этики.

— Я никогда в этих швейцарских фантиках не разберусь, — сокрушённо признался Кастет.

— Можно подумать, что в русских разбираешься.

— И это тоже! — хохотнул Кастет. — Бываю дома редко, покупаю ещё реже. Теща разбирается!

— А ты не смейся. Здесь тёщи не будет, а сейчас ты работник совсем другого департамента. Скоро Демченко с огромным интересом заслушает твой доклад и припашет тебя ещё на десяток рейсов, чтобы ты тут примелькался… А потом вы с Гоблином закрутите операцию «Кустик» с подпольной резиденцией в Базеле и горной базой в Альпах, — жестковато предсказал я. — Так что давай, осваивайся в среде.

Костя притих и крепко задумался.

— Итак, вводная информация о местных деньгах. Здесь уже можно расплачиваться рублями, но пока не везде, базельцы только привыкают. На ярмарках, например, рубли не примут. Так что надо знать актуальные расклады. Поначалу в анклаве оперировали два банка, базельский и замковый. Недавно прибавился ещё какой-то «Народный», поговаривают об открытии ещё и четвёртого…

— Я записывать буду.

— В обороте ходят деньги трёх видов. Первые — пластиковые карты с надписью Quote. Предъявивший такой «талон» в представительстве Замка Берн на Банхофштрассе, 7, имеет право на поставку каналом двух килограммов. Срочная поставка «на завтра» стоит вдвое дороже. Бери что угодно. Почти.

— Это как у нас.

— Как у всех, по большому счёту. Вторая единица — фуелы, топливные талоны на десять литров бензина или солярки, без разницы. Раньше эмитентом был Берн, а теперь Базель. Отовариваешься непосредственно на НПЗ, курс обмена квотов на топливо нестабилен, но в среднем — один к двадцати. Креды — третья денежная единица, она тоже эмитируется Базелем, это обычные банковские пластиковые карты в качестве купюр. Деньги для мелочёвки, на ярмарках их берут не всегда. «Виза» — один кредит, «МастерКард» — пять. И все премудрости… Много ли потеряшка, или лост, по-местному, притащит карточек в кармане? Две, четыре? Один кред — литровая бутылка жидкого топлива. Итак, один квот эквивалентен двадцати фуелам или двумстам кредам. Кроме того, в ходу долговые расписки заведений и банковские векселя, тут хватает спекуляций. Ну и хватит пока.

— А золото?

— Много у тебя золота при себе? — задал я встречный вопрос.

— Пф-ф… Есть одна монета. На всякий случай.

— Вот именно! Сейчас золото не средство платежа, а средство накопления. Поменял по курсу одну монету, а они у всех народов есть, и месяц, условно, при бабле, оперируешь всякими кредами, квотами и фуелами. Многие даже не следят за золотым курсом. Для платежей нужна серебряная разменка в достатке, а её пока нет. Все дамочки и не только золотую ювелирку каналом таскали, серебро было не в уровень… Что ещё? Едешь в Шанхай из России — бери рубли, плывёшь в Шанхай из Базеля — бери квоты, их принимают где угодно, хотя… Там все валюты швейцарского анклава ценятся, они выше курсом. Ну или пару золотых монет.

— Чёрт, сложно, записал… Или мне ещё и тещу в отпуск брать? — риторически бросил Лунёв.

— Теперь давай быстренько решим по автоматам. Как машинки, чьи они? Пакистан какой-нибудь?

— Не угадаешь, — ухмыльнулся Кастет. — Всё гораздо интересней. Глянь на маркировку положений переводчика режима огня.

Он издали показал мне автомат.

— Я сова, что ли? Руль не бросишь. Темень уже, что я там увижу? — ответил я, бросив безнадежный взгляд в сторону автоматов на капоте.

Сейчас меня занимала спускающаяся в долину дорога, неплохо видимая в свете фар, и габаритные огни идущего впереди патрульного багги гвардейцев.

— Хорошо, так скажу. Налицо три признака: маркировка буквами А и S у переводчика, разметка всего на восемьсот метров и надпись GAEC на прикладе. А это что у нас значит? Это название крупнейшего предприятия военно-промышленного комплекса Эфиопии.

— А-а… Так это эфиопские АК? Не знал, надо же.

— Подожди, говорю же, не всё так просто. Сами эфиопы спиратить «калаша» не смогли бы, нужна какая-никакая технология. Мы им лицуху не давали, а вот Северная Корея в своё время спокойно построила завод в Эфиопии, на котором и начался выпуск автоматов в хреновенькой корейско-африканской версии.

— Так это автомат КНДР?

— Да чёрт их разберёт! — сдался Лунёв, сдвинув автоматы в сторону. — Сложен круговорот «калашоидов» в природе… Короче, именно эти два ещё ничего, такие за бабос отбирают из кучи в норме «пять из сотни», а у остальных даже стволы могут шататься.

— Понятно. Трофей твой, и ты можешь очень выгодно продать их городскому оружейному магазину или без посредников на ярмарке, спрос на «калаши» бешеный! Однако я тебе советую сдать оружие доблестному гауптману Рольфу Бютикеру. Денег непосредственно за автоматы ты при этом вообще не получишь, хотя за одно только их предъявление в качестве доказательства начальник КПП выпишет на твое имя свидетельство — за уничтожение бандитов. Это тут у них как скальп предъявить.

— Хм… Можно было и скальп, — флегматично заметил Лунёв.

— Повезло нам… Осмотрит стволы, сфотографирует, снимки скинет в базу и в папку с твоим свеженьким досье. Ну и выдаст серебристые карточки с надписью «Quote». За гладкоствольные ружья по одной карточке, за винтовки — пару, за автоматы по три квота. «Калаши» Рольф потом запишет на своих бойцов, что даст им премии и приблизит к новым погонам. Личный состав КПП будет доволен службой и начальством, а у тебя появятся нужные прихваты и особые отношения с гвардией. Ты уважаемый человек! С тобой, со временем, можно будет макли крутить! Особенно если закрепишь… Ты любишь макли? В любом случае, решать тебе.