– Нианма? – спросил он. В его голосе звенел ужас. – Нарангуман?

Нианма кивнула. Со спокойной уверенностью матери, которой ни одна сила в мире не причинит вреда, забрала детей у мужа, приложила их к груди.

– Да, Рапатурам, – ответила она. – Это мы.

Толпа встревоженно заговорила, зашепталась, зашумела – рядом с нами будто море разлилось.

– Как же так? – спросил Рапатурам. – Вы же умерли! Хозяин сказал, что вас забрала лихорадка!

– Как видишь, мы живы, – холодно откликнулась Нианма. – Хозяин проклял нас. Он хотел, чтобы мы навсегда остались в теневом облике.

Рапатурам испуганно перевел взгляд на сброшенную шкуру Червозмея – Эдвин деловито лазал по ней, что-то замеряя и прикидывая. Заметив, что на него смотрят, он мрачно поднял голову и спросил:

– Что? Это мое по праву.

С этими словами Эдвин вынул волшебную палочку, постучал по завиткам шкуры, и они с легким свистом уменьшились так, что их можно было спрятать в спичечный коробок. Люди ахнули.

– Как… проклял? – спросил Рапатурам. – То есть… вы живы, и все это время тут были? В теневом облике? Червозмеи это вы?

Нарангуман кивнул в нашу сторону.

– Если бы не эти люди, мы бы не спаслись. Навсегда остались бы Червозмеями. И дети наши никогда не стали бы людьми. Это все хозяин!

Озираясь и переговариваясь, люди сделали шаг вниз по холму.

– Это все хозяин! – повторил Нарангуман. – Ему хотелось золота! Больше золота! Со всех земных недр! И ради этого он проклял нас и сделал чудовищами!

И люди не стали тратить время на разговоры. Человеческий ручеек медленно потек с холма в сторону лагеря – а у Ширана не будет сил, чтобы обернуться и дышать огнем.

Думал ли он, великолепный дракон, что его жизнь закончится вот так? Оборвется не среди роскошных покоев, а в грязи полуострова на другом краю света, от рук тех, кого он считал своими рабами и вещами?

На мгновение мне стало грустно – но лишь на мгновение.

– Спасибо вам, – сказала Нианма. – Я всегда буду молить за вас Тысячерукого бога. Пусть он пошлет вам свое благословение!

С этими словами она поклонилась, и мы поклонились тоже. Думал ли Питер, когда заказывал мое проклятие, что в итоге оно поможет спасти людей?

Никогда не знаешь, к чему и к кому тебя приведет твоя дорога.

– Смотрите-ка! – заметил голем. – Уже утро.

Из лагеря донесся рев и вопль: Ширан пытался обратиться в дракона, и я отвернулась. Над миром поднимался рассвет, летняя ночь подошла к концу. Можно было отправляться домой – выстроить новую зельеварню, начать новую жизнь. Нианма вдруг улыбнулась и кивнула куда-то вправо.

– С той стороны на берегу храм Тысячерукого бога, – заговорщицким тоном сообщила она. – Навестите его. Сердцем чувствую, что это вам сейчас нужно.

Мы распрощались, пожелав Нианме и Нарангуману спокойной семейной жизни без всяких драконов, и неспешно двинулись вниз по холму. Утро разливалось розовым светом по тому, что осталось от чайных плантаций, птицы взволнованно голосили среди уцелевших ветвей, и свежий ветер уносил прочь все плохое.

– Смотрите-ка! – улыбнулся Джеймс и показал свою левую руку. – Наконец-то!

Зеленый дымок больше не курился над кожей, а пальцы уже не были толстыми и неловкими. Довольный Эдвин понимающе кивнул.

– Здесь сошлось столько магических полей одновременно, что вас исцелило. Чем займетесь, когда вернемся домой?

– Как обычно, зельеварением и приключениями, – откликнулся Джеймс. – Но сначала нам нужно сделать одно очень важное дело.

Храм Тысячерукого бога стоял почти у самой воды – среди колонн из нежно-розового мрамора я заметила идущего священника, укутанного в белую ткань. Увидев нас, он поднял руку в приветствии и весело спросил:

– Вы сверху? Что там случилось?

– Мы освободили людей, плененных в теневом облике, – ответил Джеймс. – А хозяин этого места, кажется, уже мертв.

Священник понимающе качнул головой.

– У мира нет хозяев, кроме бога. Тот, кто это не понимает, вынужден уйти.

Он поднял корзину, в которой лежали пестрые цветочные ожерелья, подошел к нам и распорядился:

– Голубые орхидеи для невесты, на здоровое потомство и чистоту души. Золотые гиндари для жениха, на силу и доброту, чтобы защищать.

Мы с Джеймсом переглянулись и кивнули. Конечно, я не так представляла свою свадьбу – но какое это имеет значение? Есть мы, достойные свидетели и человек, который готов соединить нас, есть небо и солнце, есть шепот моря – что еще нужно?

И как только Нианма догадалась, чего мы хотим?

Надев ожерелья, мы прошли к воде – волны набегали на ноги, и казалось, что это мир касается и благословляет нас. Эдвин и Персиваль встали чуть в стороне – интересно, сколько свадеб успел повидать голем за свою жизнь?

– Земля и небо, огонь и море, примите тех, кто пришел к вам, – нараспев произнес священник. – Даруйте им силу, чтобы идти одним путем, очистите их разум, чтобы не было ошибок на пути, дайте им стойкость камня и мудрость волны, чтобы дорога их была легка.

Мы с Джеймсом взялись за руки. Всю жизнь могла бы вот так стоять и смотреть на него – сколько бы опасных приключений ни было впереди.

– Пусть двое станут единым существом, – продолжал священник. – По воле моря и неба, земли и огня, и пусть никто не разделит того, что соединил мир. Будьте счастливы всегда, как сейчас!

– Сейчас я обращусь. И так вас клюну, что глаза повылетают. Отстаньте уже!

Сычи затрепетали сиреневыми крылышками и на всякий случай отлетели подальше. После того, как я все-таки поправила их чарами, они стали считать меня своей родственницей и не отлипали. Куда бы я ни ходила, они таскались за мной.

– Мы же ничего не видели, уважаемая госпожа сова! Нас же там не было! – заголосили они. – Расскажите!

Киллиан потянула меня за руку и сказала:

– Мам, я тоже хочу послушать.

Я улыбнулась дочери и поцеловала рыжую макушку. Киллиан поднялась на цыпочки, протягивая мне аккуратно нарезанные стебли ромашки, и я обрадовалась: какая она умница, какая старательная, как у нее все получается!

– И не надоедает же вам слушать одно и то же по сто раз. Ладно. После того, как мы вернулись домой, от нас, конечно, не отстали…

Семья Ширана сделала все возможное, чтобы повесить на нас предумышленное убийство. Когда мы вернулись с Тивианского полуострова, то нас потащили за решетку всей компанией… ну то есть, почти потащили.

– Князь Гундавадун Тивианский дал нам личную защиту, – продолжала я. – Его очень возмутило самоуправство Ширана. Никакой дракон, даже самый богатый и властный, не смел проклинать его подданных ради наживы – а наш государь сразу же открестился от своего одобрения таких экспериментов. Гундавадун официально объявил нас свидетелями и заявил, что виновных в бунте накажет своей властью.

– Наказал? – спросил один из сычей.

– Наградил, – ответила я, аккуратно отправляя в котел две больших меры купечальника. Теперь полчаса на сверхмалом огне под крышкой, и зелье можно будет разливать по пробиркам.

А тут еще и Патрик подоспел. И доказал, что недаром посвятил жизнь борьбе с проклятиями. Он использовал “Случай семьи Кадерангаран” для того, чтобы поднять перед королем вопрос об окончательном выводе личной священной мести за пределы правового поля. Король покряхтел, поворчал, но все же подписал закон об окончательном запрете мести.

Теперь ни один человек не сможет проклясть другого и остаться безнаказанным. Дракон тоже.

Эдвин продал часть шкуры Червозмея и полученные деньги разделил поровну на всю нашу компанию. Мы с Джеймсом вложились в зельеварню, которая теперь обеспечивала почти всю столицу зельями от простуды и обезболивающими смесями. После торжественного открытия заведения, когда мы сели ужинать, я вдруг поняла, что уминаю уже седьмой маринованный огурец. А Персиваль заметил:

– Одна из моих хозяек вот точно так же налегала на маринованные овощи. Потом родила тройню.