На этот раз удалось освободиться. Котел вместе с содержимым слетел с рабочего стола, я шарахнулась в сторону и замерла, сквозь слезы глядя на Джеймса.

Он, растрепанный и встревоженный, смотрел на меня, и в его взгляде я заметила торжество.

– Вы что творите? – спросила я. Боль по-прежнему наполняла руку, ощущение было таким, словно кто-то вырывал из нее кости. – За что?

– Ваше проклятие, – произнес Джеймс и вдруг улыбнулся. – Смотрите!

Я перевела взгляд на руку и увидела абсолютно чистую кожу.

Пятно исчезло без следа.

***

Некоторое время я смотрела на свою руку, избавленную от пятна – потом перевела взгляд на Джеймса и оторопело уставилась на него.

Как это? Как такое вообще возможно?

– Ну… я могу только подозревать, – медленно начал он, – что механизмы, которые творят Мертвую луну, вступили в связь с проклятием, и все разрушилось. И зелье, и оно.

Джеймс засунул руку в волосы. Улыбнулся.

– Что вы чувствуете, Абигаль?

Я прислушалась к себе. Все было, как обычно. Исчезло то ощущение туго натянутой нити в душе, которое появилось, когда Питер проклял меня. Все было, как до того дня, когда я увидела жениха в чужих объятиях.

– Ничего, – прошептала я, боясь спугнуть свое освобождение. – Все хорошо.

– И в котле ничего, – Джеймс заглянул внутрь, провел пальцем по стенке и показал мне серебристую пыль. – Слушайте, это настоящий магический феномен! Я никогда не слышал ни о чем подобном.

– Получается, и связь между нами разорвалась, – сказала я. – Питер теперь свободен.

Пресвятые небеса, теперь никому не придется умирать. Теперь все будет хорошо!

Мне хотелось кричать и плясать. Я свободна! Я не умру через пять месяцев и буду жить обычной жизнью! Работать, гулять по весенней столице, читать книги, смотреть на бабочек – мир вдруг раскрылся передо мной во всей своей красоте, во всех возможностях!

Я зажала рот ладонями, сдерживая крик, и расплакалась.

Джеймс подошел ко мне, неловко обнял, гладя здоровой рукой по плечу. А у меня началась настоящая истерика – я тряслась от рыданий, не веря в свою свободу и жизнь, и по краю разума скользило совершенно неуместное понимание: зельевар очень давно никого не успокаивал и очень давно не обнимал девушку.

Сама не знаю, откуда это вдруг пришло мне в голову, но стало как-то неловко. Я отстранилась от Джеймса, вытирая слезы, и выдохнула:

– Спасибо вам.

Он снова дотронулся до моего плеча и опустил руку.

– Все хорошо, Абигаль, не плачьте. Вы свободны, – Джеймс посмотрел на котел и признался: – Сам не знаю, как это пришло мне в голову… но нельзя же было не попробовать, правда?

– Я в долгу перед вами, – сказала я, совершенно неуместно всхлипнув и шмыгнув носом. – Если у вас есть…

И не договорила. Потому что пусть Джеймс и не давал мне повода, но что еще мужчина может попросить у женщины, особенно у той, у которой ничего нет?

Мной снова овладело смущение. И стыд.

– Перестаньте, вы мне ничего не должны, – ободряюще улыбнулся зельевар. – Котел придется выкинуть, а Мертвую луну доварить. И у нас есть еще несколько заказов, до вечера нужно справиться.

– Конечно, – кивнула я. – Только умоюсь.

Потом мы какое-то время работали молча. Я не говорила ни слова, стараясь привыкнуть к новой жизни, в которой я уже не проклятая изгнанница, а человек на своем месте при своем деле. Джеймс тоже молчал. Иногда он отходил от одного стола к другому и что-то записывал на листках бумаги. Когда мы взялись за нектар Бомбериуса, способный заживлять тяжелые раны, зельевар спросил:

– Вы любили его, этого Питера Ковина?

Я отправила в котел листья живородки, темно-зеленые, с красной каемкой, взялась за ягоды гуань-до, толстенькие, похожие на маленьких человечков, и Джеймс торопливо произнес:

– Нет, ни в коем случае не режьте. Только мелкая терка!

– Я его не любила, – ответила я, послушно взяв мелкую терку. Ягоды сердито попискивали, давая густой сок, похожий на сиреневый джем с запахом малины. Запах поднялся такой, будто мы вдруг оказались на кухне, где сотня поварих готовила варенье. – Просто привыкла к нему, привязалась… да и вообще, девушкам положено выходить замуж. А Питер богат, из достойной семьи и хорош собой.

– Да, этого достаточно для привязанности, – согласился Джеймс, и я поинтересовалась:

– А вы? Вы же тоже богаты, из достойной семьи и хороши собой. Где же ваша невеста?

Сок ягод отправился в котел, а мякоть в спиртовую основу. Звучит необычно, но потом из нее получится прекрасное легкое вино: оно не даст опьянения, только тепло и веселье. Его даже детям иногда давали.

И Джеймс был прав, говоря о терке. Сока получилось намного больше, чем бывает после нарезания. И мякоть сразу же окрасила основу в чудесный сиреневый цвет с красными искорками.

– В юности я хотел создать семью, это правда, – кивнул Джеймс, и я запоздало подумала, что полезла со своими вопросами туда, куда меня не приглашали. – Но потом случилась очень тяжелая, трагическая история… и с тех пор я не состою в списке завидных женихов.

– Что за история? – сразу же спросила я и тотчас же прокляла себя за свое любопытство.

– Мешайте энергичнее, – сказал Джеймс так, словно советовал мне помалкивать и заниматься делом. – И экстракт верниля вводите тонкой струйкой… еще тоньше!

Я послушно сделала так, как было велено. Джеймс снял с полки коробочку с зернами диковида, похожими на алые птичьи черепа, и ответил:

– Моя невеста тяжело заболела. Я создал исцеляющее зелье… но оно убило ее. Вечером я передал пузырек ее отцу, а утром узнал, что Эва умерла.

Господи, это ужасно. Мысленно я стукнула себя по голове.

Зачем вообще начала задавать вопросы? Какое мне дело? Да, у моего работодателя было прошлое, но это не значит, что он должен его мне открывать.

– Это ужасно, – сказала я. – Соболезную вам.

Джеймс усмехнулся. Зерна диковида побелели и все зелье обрело нежно-розовый цвет. На поверхности проступила тонкая пленка – готово. Теперь нужно держать его в котле до полного остывания, а потом пленка превратится в корочку, и ее надо будет снять.

– Меня обвинили в преднамеренном убийстве, – признался зельевар. – Было следствие. Оказалось, отец Эвы спешил и дал шесть капель вместо пяти. А у Эвы с детства были проблемы с сердцем, и шестая капля остановила его. Все квалифицировали, как несчастный случай, я был освобожден, но сами понимаете…

– Репутацию легко разрушить, – вздохнула я и сказала: – У нас еще зелье огнестойкости.

– Да, – кивнул Джеймс. – Займемся им.

***

На следующий день я проснулась с первыми лучами солнца и услышала негромкий шум в зельеварне.

Джеймс поднялся раньше меня – или вообще не ложился. Готовился к королевскому конкурсу, на котором мы обязаны победить. Интересно, что он попросит в награду?

Я быстро привела себя в порядок, умылась и, одевшись, села возле зеркала и принялась делать прическу. Заплести косы, уложить короной вокруг головы, подобрать каждую прядь так, чтобы ни единый волосок не выскользнул.

Поверить не могу: я буду на королевском конкурсе зельеваров. Пусть как ассистентка, но все же.

Вот бы знать заранее, какие зелья потребуют сварить… Когда я училась в академии, то преподаватели рассказывали, что организаторы иногда продают списки зелий – за такие деньги, что и представить страшно.

Впрочем, если ты потом сможешь попросить все, что только захочется, тебе не нужно волноваться о деньгах. Да и Джеймс упомянул о тех, кто купил один список заклинаний, а в итоге на конкурсе были совсем другие.

Спустившись по лестнице, я обнаружила Джеймса за стойкой: внизу был открыт небольшой сейф, внутри лежали пачки купюр, и зельевар взял одну и убрал во внутренний карман щегольского сюртука.

Одет он был так, словно собирался не на королевский конкурс, а на королевскую свадьбу. Белоснежная рубашка, тяжелые золотые запонки с бриллиантами, узкие брюки, модные остроносые ботинки и бордовый шейный платок с искрами – Джеймс сейчас был настоящим светским франтом.