Впереди — панельные дома, окруженные редкой цепью защитников. Была не была. Прыгаю на жучиную голову чуть выше челюстей и всаживаю катану по самую рукоять в фасеточный глаз. Жук оглушительно трубит — бедные мои ушки — и дергает башкой так, как я не ожидала… Падаю, пытаюсь в воздухе перегруппироваться и не успеваю — мощные жвалы подхватывают меня и сдавливают. В спине что-то хрустит, и когда я падаю на землю, то встать уже не могу — ноги не слушаются.

Мелкие жуки бегут прямо по мне, и я ничего не могу сделать. Одна лапа распарывает бедро до кости, другая — с противным хрустом ломает правую руку, заставляя выпустить оружие, третья выбивает из груди воздух…

Над полем разносится звонкий крик Токс:

— Вперед! За нашу Соль!

Но я ведь еще жива? Или… это всё, да? Вот так просто? Хрустят кости, кровь хлещет сразу из нескольких ран, но боли и страха нет, а есть только сожаление — так рано приходится уходить с праздника…

Очередной жук нависает надо мной, жвалы тянутся к горлу, и я последним усилием скорее духа, чем тела ухожу в его тень — зная, что выбраться на свет уже не смогу.

Кто считает тени серыми, тот слеп. Они мерцают множеством нежных, глубоких и чистых оттенков, и кружево их так красиво, что мне хочется плакать — и я плачу.

Здесь нет ничего, кроме теней — но ведь больше и не нужно ничего. Из их переплетения выступает фигура, приближается — и я задыхаюсь от радости. Это тренер Кей. Он опускается на колени, проводит по моей щеке узкой прохладной ладонью и шепчет ласково:

— Не плачь. Ты безупречна.

Отчаянно хочется верить ему, верить в него — но внутри нарастает чувство, что что-то не так. Для начала, тренер Кей — значимая фигура не для меня… вернее, не для той меня, которая… слишком сложно. Важнее другое: Кей никогда бы ничего подобного не сказал.

Тренер Кей был справедлив, он умел хвалить учеников за успехи — но безупречными не называл никогда. Это противоречит самой идее тренировок, самой сути тренера, самому принципу непрестанного совершенствования.

Значит, это не Кей. Да что здесь вообще происходит? И где — здесь?

Резким движением сажусь, потом встаю. Я чувствую тело, и оно в порядке, в полном. Прохожусь колесом, леплю самую простую сальтуху — все превосходно работает. Сознание тоже быстро приходит в норму.

— Я исцелил твои раны, — говорит тот, кто притворяется тренером Кеем.

Под моим скептическим взглядом контуры оплывают и начинают быстро изменяться. Вот передо мной уже не эльф с горделивой осанкой, а… женщина с самым родным, самым любимым лицом. Ору:

— Не смей! Прекрати сейчас же!

Образ моей мамы пусть даже не думают втягивать в этот блудняк!

Нечто передо мной слушается и расплывается в клубок переливающихся теней.

— Прости, — голос звучит будто бы отовсюду сразу, это ужасно некомфортно. — Я хотел, чтобы ты доверяла мне.

— Добился строго обратного эффекта, поздравляю. Как ты на самом деле выглядишь?

— Твои глаза не смогут увидеть… Но я создам аватар, который не вызовет у тебя отторжения.

Теперь передо мной сидит невнятная — мужская, скорее — фигура в просторном балахоне с капюшоном, полностью скрывающим лицо. Такие пихают иногда в низкобюджетные фильмы на роль мистического наставника или еще какой неведомой фигни. Но теперь хотя бы голос исходит не отовсюду, а от фигуры — глубокий, мягкий, доброжелательный.

— Так лучше?

— Сойдет для сельской местности… Что вообще происходит? Где я?

— Ты дома.

— Нет.

— Ты дома, хотя еще не понимаешь этого. Здесь, глубоко в тенях — твой исток. То, от чего ты произошла.

— Э-м-м… Окей.

Генные модификации совершенно безопасны, говорили они.

— Тот, кто забрал плоть тени, чтобы вживить ее в тело снага-хай, полагал, что раздвигает таким образом пределы отведенного разумным. Не знаешь, почему они вообще называют себя разумными? С разумом там в большинстве случаев как-то не особо. В действительности он добился обратного: ты и твои братья с сестрами — вы принесете новое глубокой тени. Станете ступенью ее развития. Тени только начали раскрываться…

Эй-эй, что, этот дешманский спецэффект намерен меня поглотить для чьего-то там развития? Шик-блеск… Но зачем тогда вообще нужно это собеседование? Хотел бы поглотить — уже поглотил бы, Хтонь не особо церемонится в таких вопросах…

— Ты привыкла жить в мире… вернее, в мирах, так ведь?.. где все только и стремятся к тому, чтобы поглотить друг друга, — голос окрашивается печалью. Неприлично, блин, отвечать непосредственно на мои мысли. — Ты не веришь никому, начиная с себя. Но я ведь исцелил твои раны. И не требую ничего взамен. Только потому, что мы с тобой одной тени, ты и я.

Окружающее выглядит размытым и зыбким, оттого все это можно было бы принять за галлюцинацию. Однако в реальности происходящего убеждает состояние одежды — окровавленной, грязной, измазанной в мерзкой жучиной слизи. Зато кожа как новенькая, следов от ожога, полученного на первом деле — и тех нет. Даже пить не хочется, а ведь должно бы — после такой потери крови. Кастет на месте, в поясе, но что-то подсказывает мне, что здесь он не помощник. Сдираю с лодыжки заскорузлый от крови пластырь — под ним нет даже намека на шрам, и боль — лишь от выдранных только что волосков.

— Да, спасибо большое. Так ты… просто отпустишь меня? Позволишь вернуться туда, откуда я пришла?

Почти уверена, что ответом мне будет зловещий раскатистый хохот и злодейское «а этого я не говорил!» Ну, раз уж мы следуем канонам низкобюджетного кино.

Хотя над кем я, собственно, ехидничаю? Этот образ из моего же подсознания и позаимствован.

— Конечно, — просто отвечает голос. — И нет, меня не обижает твое недоверие… Да, я снова читаю мысли, просто смирись с этим. Но я скорблю, что жизнь вне теней сделала тебя такой.

— Жизнь как жизнь, ей-богу… Бывает и похуже. И давай обойдемся без «мне тебя жаль». Убогий аргумент, честное слово. Но раз ты полагаешь, что между нами возможно какое-то доверие… скажи мне, чего ты хочешь?

Собеседник будто бы задумывается на полминуты, потом медленно произносит:

— Того же, чего и все живые существа: утверждения и закрепления в биоценозе. Ты — носитель моих генов, поэтому я хочу, чтобы твой потенциал максимально реализовался. Насилие над телом, разумом или волей здесь нецелесообразно: послушных кукол я способен создавать и сам, а твой уникальный опыт может сделать богаче то целое, к которому принадлежим мы оба. Если ты полагаешь, что твой путь вне теней еще не завершен, ты не все еще взяла от светлого мира — я просто дождусь, когда ты придешь сама, как уже пришел один из твоих братьев.

— Почему ты уверен, что я приду сама… в тени?

— Ты задаешь вопросы, заранее ожидая, что я буду лгать… при том, что ответ в глубине себя уже знаешь. Те, кого ты считаешь друзьями, просто используют тебя. Ты боишься любить, потому что знаешь — тебя снова предадут. Прячешься в тени — ведь ты чужая для света. Следуешь пути добра из-за алгоритмов, прошитых даже не в тебя, уверяя себя, будто это твой собственный выбор. Однажды ты просто устанешь себя обманывать. Знаешь изначальное значение слова «снага»?

Закусываю губу. Вроде никто мне этого не говорил, и в Сети тоже не попадалось… Но отчего-то я знаю, что он сейчас скажет.

И знаю, что это будет правдой.

— Слово «снага» означает раб, — припечатывает безликий собеседник. — Они будут говорить, что времена изменились. Вот только природа так называемых разумных — она не меняется. Но тебе нужно понять это самой.

Вот жеж… Похоже, тупорылые жуки с их жвалами — далеко не самое опасное из всего, что скрывается в Хтони.

«Разумные должны держаться друг друга», говорил Борхес, и тогда это звучало как что-то вроде «учение свет — неучение тьма, мойте руки перед едой». Но так ли на деле просты все эти простые истины?

— Тебе пора уходить, — молвил безликий. — Ты заснешь и проснешься уже вне тени. А дальше все поймешь сама. Одно я должен сказать, чтобы не внушать тебе ложного чувства безопасности: в следующий раз ты придешь сюда, чтобы остаться навсегда. Тень примет тебя такой, какая ты есть… или какой станешь. Но больше я не буду тебя спасать, и в этот-то раз не должен был…