Хмурюсь. Нулевка — это вроде разумный с полным иммунитетом к магии и к воздействию Хтони тоже. Повезло же кому-то — никакой вольный маг не скрутит. Жаль, не мне. И в чем же это мы еще круче?

Спрашивать не приходится — перепуганный Себастьян болтает без умолку:

— Пузырь так мыслил, что раз эти теневики происходят от Хтони, то как-то с Хтонью договорятся, чтобы она сама тягу поставляла. Пузырь так хотел этого мутанта заполучить, что даже световую клетку заказал!

Передергиваю плечами. Световая клетка — это уже звучит омерзительно. То-то Себастьян был в курсе, что против меня эффективно работает яркий свет…

— Да не тебе ли ту клетку и заказали?

— Клянусь, я тогда не знал, для кого! Это был просто заказ!

— А то тебя остановило бы, если бы ты знал.

— Мне деньги очень нужны были.

— Так что, пригодилась та клетка?

— Дальше я по слухам только… Говорили, что да. А потом никто не знает, что произошло. И рассказать некому. Потому что месяц назад три промысла на севере Камчатки пожрала Хтонь. Уже полвека они работали, а тут… Главное, рабы многие выжили и бежали, будто их кто-то выпустил из клеток. А промысловики там и полегли все как один. Может, мутант и не при делах — просто совпало по времени. Клянусь, это все, что я слышал, действительно все…

Трогаю шишку на затылке. Многовато всего на меня сегодня свалилось… Так что, выходит, прятаться в тенях — это малая доля того, на что способны такие, как я? Или действительно просто слухи и совпадения?..

Договориться с Хтонью, ха? Может, пацан и договорился… просто не так, как промысловику Пузырю мечталось.

— Я все рассказал, все! — завывает Себастьян. — Возьми деньги, возьми вещи, только разреши мне уехать! Клянусь, я никогда…

Его вопли усиливают головную боль. Домой хочу. Хватит с меня на сегодня.

— Да достал уже деньгами своими… Пожертвуй их, я не знаю, в фонд помощи ветеранам милиции. Все, проваливай с Кочки и, эта, не греши больше…

Держась за стенку, выхожу из допросной и тащусь к выходу. Уже у поста дежурного меня догоняет Борхес — пузо и борода подрагивают в ритме бодрого шага.

— Да не беги ты… Выйдем-ка во двор на пару слов. Соль, я, как понимаешь, слышал все. Так вот. Мне без разницы, кто ты и что. Пока ты честно со мной работаешь, я буду честно к тебе относиться. Но то, что этот ушлепок наболтал…

— Я услышала об этом всем в первый раз.

— Да понятно, иначе не стала бы допрашивать его здесь. Кое в чем он прав — на Камчатке недавно рухнули в Хтонь три промысла, и никто не знает почему. Цены на мумиё растут поэтому как раз. Соль, если вдруг правда окажется, что ты… что Хтонь тебя призовет, или как там оно происходит…

— Я не знаю об этом ничего.

— Неровен час, узнаешь… И тогда попробуй все-таки остаться, значицца, с разумными. Разумные должны держаться друг друга. Сейчас Ленни кликну, он тебя домой проводит.

— У нас сегодня важный день, — на челе Ленни лежит печать обреченности. — Надо всем выйти к обеду при параде, а то мама… мама не поймет. Ну что вы меня не слушаете совсем?

Мы как раз слушаем. Токс оторвалась от своего станка, а я… тоже от очень важного дела… от маджонга в новеньком смартфоне, вот. Отвечаю:

— Я, конечно, ужасно храбрая девочка. Могу выйти против банды контрабасов или там против съехавшего с катушек вольного мага. Но храбрость ведь еще не означает безумия. Конечно же, я не смею совершить такого, чего мадам Кляушвиц не поймет. А что у нас стряслось? Борхес таки раздуплился сделать предложение?

— Нет, его и так неплохо кормят… Хуже. У нас особенная гостья. Айну из холмов.

Борхес, действительно, не особо заморачивается — приходит, заваливает Катрину комплиментами и жрет от пуза. Каждый раз перед его визитом мадам Кляушвиц решает — при моем участии, если я не успеваю увернуться — важнейшие вопросы современности: не полнит ли ее этот шейный платок и не опозорит ли она себя, если раз в жизни подаст к ужину покупной майонез вместо домашнего. Однако бурное развитие отношений происходит, похоже, исключительно в голове Катрины. И все равно оно не занимает ее настолько, чтобы забыть о главной жизненной миссии кхазадской матери…

— Гостья? Очередная невеста, что ли, по твою душу?

Ленни смотрит на меня кротко, словно ягненок:

— Обязательно надо было это говорить, да?

— Прости-и… Изо всех сил буду вести себя прилично, — и все-таки не удерживаюсь: — Честное снажье, ска врот!

Ленни мученически улыбается и удаляется. Токс возвращается к станку. Под лампой что-то вроде разобранного широкого кольца. Спрашиваю:

— Что делаешь? Еще какую-то крутую фишечку для меня?

Токс щелкает меня по носу:

— Не все в этом мире вертится вокруг тебя, маленький друг. Я пытаюсь создать копию своего тюремного браслета. Ленни уже скопировал код алгоритма себе на компьютер; может, удастся взломать его, поставить на копию и понять, как работает браслет.

Вот оно что! А мне они ничего не сказали об этом. Конечно, не обязаны были. Но все равно как-то обидно. Как будто… меня это не касается.

— А что с индикаторами, Токс?

— Без изменений. Четверть серой полосы. Полагаю, пожертвования на ремонт школы ничего не дали… Возможно, потому, что эти деньги должен был выделить муниципалитет, а помочь чиновникам распилить бюджет — сомнительное доброе дело. Боюсь, мы достигли предела того, что могут решить одни только деньги. Но и регресса нет, все это благодаря тебе, маленький друг…

Да что же ты будешь делать… Похоже, деньги не решают всех проблем — ни в одном из миров. Хотя как раз деньги у нас теперь водятся.

После встречи с незабвенным Себастьяном-не-Перейра я отлеживалась дня три. Кожа интересно меняла цвет из фиолетового через желтый обратно в здоровенький оливковый. Для ускорения сращивания ребер мне что-то вкололи в больничке — тоже на основе мумиё, но не такое убойное, как в первый раз. Рожа восстановила изначальную форму сама.

После этого внепланового отпуска я ходила за тягой дважды. В первый раз — вдребезги неудачно: слишком долго возилась с хитроумным замком, и контрабасы успели все слить. Зато во второй раз удалось увести целых шесть пакетов. Все-таки «Эскейп» был оружием победы — правда, ровно до тех пор, пока остается неожиданностью и ни у кого нет от него защиты. Потому мы решили не частить с выходами, благо наши материальные проблемы были решены на недели вперед. Тем более что Борхес все-таки всучил мне деньги, изъятые у не в меру вольного мага Себастьяна. Я купила новый смартфон и после некоторых колебаний поставила все же контрацептивную серьгу… Это же само по себе еще ни к чему не обязывает, а молодые мужчины вокруг пахли все более притягательно… не настолько, чтобы предпринимать какие-либо действия, но мало ли, как фишка ляжет.

— У тебя есть одежда, подходящая для торжественного обеда? — спрашивает Токс.

Чертыхаюсь и прыгаю к шкафу. Маечки, шорты, драные джинсы, толстовка в каких-то подозрительных пятнах… Мечусь кабанчиком к «Голым не останешься» на соседней улице и спешно покупаю белую рубашку с черными брючками. Синтетика противно скользит по телу, удушливо разит дезинфекцией, зато выгляжу я теперь так, словно только что сбежала из церковного хора.

А вот Токс одевается в элегантное серое платье и собирает волосы в простую, но эффектную прическу. Морда у Ленни красная — похоже, непросто ему дышится в накрахмаленной рубашке и пиджаке, который, наверно, был ему впору на школьном выпускном — сейчас в стратегических местах выпирают валики жира. Стол заставлен богатым сервизом в розово-золотых тонах, и перед каждым из нас — по дюжине столовых приборов. Раньше мы обходились ложками и иногда вилками, но столовое серебро само себя не продемонстрирует дорогой гостье…

Черт, забыла спросить, кто такие вообще эти айну. А теперь неловко — гостья вот-вот зайдет, а вдруг у них слух, как у снага… Вроде бы кхазады — это гномы вообще, они живут по всему миру. А айну — местные сахалинские эндемики, которые до недавнего времени вообще не вылезали особо из своих холмов. Интересно, у этой гостьи есть борода?