— Так почему же спас?

Может, стоило задать более продуманный последний вопрос, но этот слетел с губ сам собой.

— Потому что почувствовал, что так будет правильно, — странным образом пустота под капюшоном источает усмешку. — Тебе сейчас кажется, будто в тени нет места чувствам. Однажды ты поймешь: настоящие чувства — только здесь.

Алик, которого вряд ли кто-нибудь называл Аладдином, хотя ему очень этого хотелось, должно быть, родился в рубашке. Ему повезло, что обоняние у меня включилось на пару секунд раньше, чем все прочее — в том числе способность двигаться, и я отлично помнила запах его тела. В противном случае пришлось бы моему помоечному принцу, обливаясь слезами, лазить по окрестным кустам и разыскивать собственную башку — потому что я ее снесла бы. Не самая хорошая идея — пытаться привести девушку в чувство поцелуем. Целоваться с Аликом мне в принципе нравится, но есть же еще вопрос уместности… В общем, я ограничилась тем, что прикусила ему губу — почти нежно. Ну, по моим меркам — нежно. В результате Алик приветствовал мое возвращение в мир живых воплем:

— Ты чо⁈

— Нет, это ты — чо! Во-первых, я могла быть не согласна! Во-вторых — мертва!

Алик краснеет так густо, что его веснушки теперь выглядят бледными пятнами:

— Да, прости, ты, конечно, права. Просто я… почувствовал, что это будет правильно. Ты так хорошо, так ровно дышала, улыбалась даже, совсем не похоже было на обморок или контузию. Но не реагировала ни на что, и я… испугался, что ты ушла куда-то очень далеко и уже не вернешься.

— Экий ты чувствительный… Расскажи лучше, что там у жуков?

— Теперь — ничего. После того, как ты убила третьего флагмана, они прекратили наступать и разбежались кто куда. Часть даже в море с обрыва попадала.

— Эм-м-м… И что, они так и будет тусоваться тут в окрестностях?

— Сутки, максимум двое. После те, кто не успеет вернуться в Хтонь, передохнут. Мы же дохнем от Хтони, а они — без нее. В городе комендантский час, но всем плевать.

— А как мои друзья? Светлая такая эльфийка и…

— Знаю, племянник начальника милиции. Все с ними нормально. У эльфийки рука на перевязи разве что, но энергии — выше крыши. Это она всех на уши поставила, чтобы тебя искали… ну, тех, кто мог пострадать, искали. Поделила окрестности на квадраты… и ты как раз в моем оказалась. Давай, кстати, отпишемся, что ты нашлась. И селфак запилим в общий чат.

Алик достает смартфон. На автопилоте вымученно улыбаюсь. А точно нам с ним стоит сниматься при нашем-то роде, так сказать, занятий? Неважно, фоточка уже в чате.

— Идти сможешь или тебя на руках отнести? — спрашивает Алик.

Чего это он… ну да, одежда-то моя вся в крови. Встаю на ноги:

— Нет уж, хватит на сегодня романтических клише.

Однако далековато меня занесло. Это то же поле, где был бой, оно усеяно черными жучиными трупами. Но теперь до панельных домов так же далеко, как до гор. Уже вечереет, становится прохладно. Алик накидывает мне на плечи свою толстовку. Вскидываюсь, но решаю позволить ему этот покровительственный жест. Во-первых, от толстовки пахнет потом, а мне чертовски нравится запах Алика… намного больше, честно говоря, чем Алик целиком. Во-вторых, лучше бы не привлекать внимания к тому, что на мне теперь буквально ни одной царапины. Даже тот зуб, который взял манеру крошиться и противно ныть, снова целехонький. Похоже, меня не просто вылечили, а пересобрали заново.

Мы бредем через поле, потом выходим на колею. Догадываюсь спросить:

— Аль, ты сам-то как? Не ранен?

— Да мне что сделается. Я не такой герой, как ты — в гущу боя не лез. Мы с пацанами кирпичи кидали с крыши, когда эти твари уже к подъездам подбирались.

— А откуда на крыше были кирпичи?

— Их там и не было… Мы ближайшую стройку разграбили. И я подъемник соорудил.

— Прямо во время боя построил подъемник?

Алик пожимает плечами:

— Я же не всю жизнь собираюсь решетки подпиливать. На инженера учиться хочу. Уже в Московский государев политех документы подал. Подниму еще бабла на тяге — в сентябре уеду, — Алик быстро косится на меня. — Или в следующем году, посмотрим, как фишка ляжет…

Однако… мой помоечный принц не пальцем деланный.

— Шик-блеск, двадцать первый век — и кирпичи с крыши… Как вообще вышло, что город настолько не готов к атаке?

— Раньше таких мощных выплесков здесь не было. Похоже, Солька, Хтонь активируется по всему Дальнему Востоку. Получим теперь, наверно, статус города на фронтире. Будем хтонеубежища строить… если успеем, конечно.

Как там сказал безликий? «Тени только начали раскрываться»? Отчего-то становится холодно даже под уютной флисовой толстовкой. При том, что в целом чувствую себя не просто приемлемо и нормально, а неестественно великолепно. Словно после здорового девятичасового сна, сбалансированного завтрака и сеанса оздоровительной йоги — всего того, чего ни в этой, ни в прошлой жизни со мной не случалось.

Мы приближаемся к городу. В поле над трупами жуков возятся какие-то разумные, причем их все больше. Спрашиваю Алика:

— Что они делают?

Алик смотрит на меня немного странно… черт, опять спалилась, кажется. Такой взгляд всегда бывает у тех, кому я задаю вопросы, которые всем на Тверди кажутся глупыми.

— В смысле «что»? Ингредиенты собирают, естественно… Не волнуйся, тебя не обделим, ты же теперь городской герой… А, вот и встречающие. Сейчас сама прочувствуешь.

Действительно, к нам приближаются несколько десятков разумных — все по мою душу. Меня тут же отрывают от Алика и начинают яростно жать руку, сбивчиво благодарить, тискать. Многие плачут. Знакомые, малознакомые, незнакомые — все смешиваются в одну карусель, все перебрасывают меня друг к другу, словно тряпичную куклу.

Они, кажется, не обращают внимания, что для вернувшейся из гущи боя я слишком цела. Наверно, если бы это была война между разумными, такое вызвало бы подозрения. А сейчас никому просто не приходит в голову, что разумный может перейти на сторону Хтони.

Но я ведь и не переходила на сторону Хтони!

Над толпой возвышаются два урука, которые вытащили меня из затора возле второго гиганта. Эти, по счастью, обниматься не лезут — а то снова переломали бы только что чудесным образом сращенные ребра. Но и от их молодецких «дай пять» ладонь жалобно гудит. И мне не почудилось в горячке боя, у обоих и правда белые отпечатки пятерни на мордах, как во «Властелине колец». Что еще за постмодернизм на мою голову?

— И чего ты киснешь тут, на краю света, сестренка? — говорит тот, у которого дреды длиннее — наверно, старший. — Приезжай лучше в Орду, не обидим! Нам нужны такие боевитые.

— Да меня и здесь неплохо кормят… Но за приглашение спасибо.

Только сейчас соображаю, что эти двое, похоже, единственные приезжие среди защитников квартала. Остальные гости города, наверно, спасали собственные шкуры, а эти вышли сражаться за чужие дома с чужими детенышами… Интересное, должно быть, место эта их Орда. Но у меня и тут есть дела.

Наконец Токс отбивает меня у толпы поздравляющих:

— Вы что, прикончить хотите своего героя? Ей врачу надо показаться, срочно!

Подхожу к ней, склоняю голову:

— Я потеряла твои пистолеты.

— Если бы не твое искусство и сила духа, мы все сегодня потеряли бы куда больше, чем два пистолета. Но как случилось, что на тебе нет ран? Я ведь своими глазами видела, как жвалы чудовища переломили тебя пополам.

Отвожу глаза и отвечаю… ну, почти правду:

— Не знаю.

Ну, я же правда не знаю, как именно это все произошло. Как-то…

Токс, не отрываясь, смотрит прямо на меня. Серебристый свет в ее глазах вовсе не такой уж и мягкий. Спрашиваю прежде, чем успеваю подумать:

— Токс, а что изначально значило слово «снага»?

Зря я сейчас с этим влезла — друидка выглядит сильной и сосредоточенной, но я же вижу, что она едва стоит на ногах, и сломанная рука безвольно болтается на перевязи… Но Токс отвечает: