— Вот так, моя маленькая Софи, вот так…

И тут моя боль стала постепенно утихать, уступив место всё нарастающей неге, которая тёплой сахарной патокой разливалась у меня по моей распухшей киске и животику, и тут стрела сладостного, никогда не ведомого мне ранее удовольствия пронзила всё моё тело, сотрясая его в экстазе наслаждения. Я словно воспарила на небеса и теперь видела всё происходящее со стороны: моё распластанное под графом тело, мои ножки, крепко сжимающие его бёдра, словно боясь отпустить его, и мои руку, царапающие в приступе неизбывного наслаждения его широкую могучую спину.

— О мой граф, — только и смогла пролепетать я своими изгорячёнными губками, когда почувствовала, как тело моего мужа напряглось, как у хищного зверя перед прыжком, и в моё лоно полилось горячее семя, и я лишь шептала:

— Ещё, ещё, ещё, — продолжая крепко сжимать его бёдра своими ножками и толкая свою попку и киску навстречу его пульсирующего пылающему жезлу, дарящему мне нескончаемое блаженство…

— Что это, граф? Я умираю?! — в ужасе воскликнула я, когда после того, как мой муж вынул из меня свой усталый пестик, перекатился на спину, и я увидела кроваво-красное пятно, растёкшееся подо мной на белоснежной простыне.

— О нет, моя маленькая, Софи, ты только что родилась заново, уверяю, — промолвил мой муж, нежно лаская меня между ножек. — Кто бы мог подумать, сколько сюрпризов скрывается в этой прелестной головке, — добавил он, проведя рукой по моей щеке, чем несказанно польстил мне.

Ведь я, простая деревенская девушка, даже и не мечтала покорить сразу же в первую ночь сердце искушённого и развращённого жизнью графа! А теперь я с тайным превосходством рассматривала блеск обожания в его холодных некогда глазах.

И я добавила игриво:

— Поверьте, мой граф, я полна приятных неожиданностей, вам только стоит довериться мне, — и моя ладошка уже скользнула по…

Конец

— Ах это просто восхитительно! — в блаженстве произнесла императрица, дочитав наконец-то последние строки. — Как вы думаете, кто эта загадочная мадам N? — спросила она у своей фрейлины графини Терлецкой, которая тоже вся раскраснелась от увлекательной повести.

— Никто не знает, Ваше Высочество, — скромно ответила она, сверкая своими жгучими очами. — Но одно нам известно наверняка: эта особо весьма хорошо осведомлена о тайнах высшего света, и есть все основания полагать, — понизила она голос, и начала нашёптывать своей подруге-императрице прямо в ушко, — что это одна из придворных дам, и что всё, написанное в этом памфлете — сущая правда. Я помню все те пересуды и сплетни про нашего дорогого графа Уварова про его первую брачную ночь, которую он провёл со своей молодой женой на постоялом дворе! И даже поговаривали, — драматично закатила она глаза, — что они там так и остались на несколько дней!

— На несколько дней?! — в изумлении переспросила императрица. — Да ведь это просто неслыханно! Неприлично! Скандал!

— Согласная с вами, ваше величество, — с готовностью согласилась с ней графиня Терлецкая. — Это просто возмутительно — так любить свою жену! И это не могло не броситься в глаза всему двору, когда в прошлый раз он не сводил весь бал с графини Уваровой влюблённых глаз!

— Непростительно, — с завистью протянула императрица, вдруг вспомнив про мерзкую новую фаворитку своего мужа-короля. — Но в нашем прогрессивном государстве нет таких законов, запрещающих любить собственных жён, — добавила она.

И крикнула, не сдержавшись, своей верной Аннет:

— Графиня, прошу вас, а что же было дальше?

— Ах, моя милая Лалла, никому это неизвестно, но я обязательно добуду вам новый выпуск памфлетов мадам N! — пообещала она своей лучшей подруге.

Сегодня для императрицы был необыкновенный и волнительный день: в первый раз за многие месяцы его августейшее высочество изъявил желание отзавтракать вместе со своей супругой. По этому случаю её величество велела приготовить прелестный розовый пеньюар, которые только входили в моду, и который был специально доставлен ей прямиком из Парижа с царской почтой.

Волосы она заколола небрежными локонами в высокую причёску, а её маленькие породистые ушки украшали изумрудные серьги из царской сокровищницы, которые ей были подарены августейшим мужем на день их венчания.

Одним словом, императрица очень надеялась очаровать своего супруга и привлечь его рассеянное внимание к её юности и красоте.

Но, похоже, все её старания были пустыми: император смотрел словно сквозь неё, бесконечно рассуждая о каких-то совершенно скучнейших государственных делах и заботах, а когда её высочество заикнулась было об обещанном бале-маскараде, император с удивлением посмотрел на неё, словно слышал об этом в первый раз.

От разочарования императрица чуть ли не разрыдалась прямо там, за своим горячим шоколадом, который она просто обожала, но тут, протянув руку за очередным крохотным миндальным печеньем, лежащим тут же, на фарфоровом блюдце, она вдруг обнаружила, что под её тарелкой лежит долгожданный памфлет, который она вместе со всем двором так долго ждала! Стоявший рядом лакей смотрел молча перед собой, и было невозможно понять, кто же сюда доставил заветный листок, но, впрочем, это не имело ровно никакого значения.

И вот уже императрица забыла о равнодушии и бессердечности своего супруга, потому что знала, что на шести сложенных в тонкий журнальчик листках бумаги её ждёт очередное невероятное любовное приключение! Даже толком не попрощавшись со своим изумлённым такой бестактностью супругом, её высочество отправилась в свои покои, чтобы углубиться в новое увлекательное чтение…

Последние дни весь двор только и судачил о знаменитых и едких памфлетах некой мадам N, уже успевшей забраться чуть ли не в каждую аристократическую постель высшей знати, и теперь все с огромным нетерпением, но и затаённым ужасом (вдруг следующий заветный журнальчик расскажет именно об их грязных тайнах) ожидали очередной выпуск заветных памфлетов таинственной незнакомки.

Сегодня я в который раз обнаружила своего драгоценнейшего супруга за очередной изменой. Впрочем, которую я и изменой-то перестала считать уже давным-давно. Боже мой, какая же это пошлость и скука: найти в очередной раз своего мужа за забавой с какой-нибудь Фифи, Жужу или простой Парашкой!

Я помню, как это разочаровало и глубоко ранило меня, когда я столкнулась с неверностью своего супруга в первый раз. В те дни я, измученная и бесконечно изнурённая тяжелой беременностью и родами, старалась восстановить свои силы, проводя большую часть времени в постели за чтением, как мне и рекомендовал наш семейный доктор. И, конечно же, для нашего первенца мы взяли няньку и кормилицу: дебелую и порядочную немку с выдающимися способностями, так необходимыми для обеспечения младенца необходимым количеством грудного молока.

Все дни я лежала в своей спальне, куда мне раз в день приносили моего новорожденного младенчика, после чего я, совершенно ослабленная, неспособная свободно передвигаться по дому, снова отдыхала на своём ложе, иногда разглядывая в окно проплывающие мимо облака.

Но вот и моё здоровье восстановилось наконец достаточно для того, чтобы я смогла одеться в приличествующее матери семейства платье и выйти к ужину. Мой муж, Сергей Бестужев, отметил мою мертвенную бледность и слабость и выразил опасение, что мне пока ещё рано приниматься за обычные заботы по усадьбе, и я помню, как была тронута его этой необыкновенной заботой.

Но всё же я решила не оставлять своих обычных трудов ежедневных и возвращаться к своей жизни и делам по хозяйству. Мой маленький Никита внушал мне некоторую тревогу относительно своего детского здоровья. К тому же мне было необходимо присматривать за всей нашей многочисленной прислугой и дворней, включая и мою новую няню с кормилицей.