Ужас, и необычайное чувство сладости, из-за которого мне захотелось забраться своими пальчиками прямо в свои панталончики между ножек и потрогать себя там… Где я никогда не трогала себя прежде!

А тем временем мужик быстро-быстро дёргал своими бёдрами, и его красная палка появлялась и снова юрко скрывалась в разинутом Глашкином рту. И тут он, словно его пронзил удар молнии, на секунду застыл, и я уже было подумала, что его хватил удар, но он всего лишь вытащил свою дубинку из девкиного рта, и из неё прямо ей на лицо брызнула какая-то странная белая жидкость.

Глашка вытянула свой язык и с явным наслаждением ловила желанные капли, сглатывая их, а затем парень схватил девку снова за волосы на затылке, и стал водить по её лицу своим кожаным копьём, оставляя на нём продолжавшиеся сочиться из него капельки…

Второй же мужик, уже явно доведя себя своими потираниями до полного исступления, вдруг подошёл к девке и резко задрал её сарафан прямо ей на голову. И под ним не было никаких панталончиков. И я увидела что-то розово-влажное, поблескивающее у неё между ног сзади, и вот в это влажно-красное направил свою дубинку парень, вдруг проткнув её плоть одним движением.

Словно взял и окунулся в неё. И Глашка вся задрожала и вскрикнула, и я сначала решила, что ей бесконечно больно, но она продолжала стонать и охать, пока парень, крепко удерживая её за крепкую толстую задницу, начал бить её своим животом. И снова красная толстая палочка появлялась и исчезала в сочной влажной Глашкиной плоти, как в мягкой влажной пещерке. И она кричала:

— Ох, Ванюша, хорошо, ох, Ванюша, хорошо-то как, касатик! Давай ещё, давай глубже, ещё жарче, мила-аай!

И Иван не отступал и продолжал дальше делать ей хорошо, и его мешочек под курчавыми густыми волосами внизу живота с громкими шлепками хлестал Глашку по голой толстой заднице…

Между тем мой недуг всё усиливался, моё дыхание участилось, и я опасалась, как бы мне не упасть в обморок от всего увиденного и произошедшего за тот более чем странный и волнительный день.

Я посматривала на свою верную Мими, которая с нескрываемым интересом наблюдала за всем происходящим. По её раскрасневшимся щекам и горящим глазам я заключила, что всё происходящее находило в ней живой отклик и интерес, и я не заметила и малейшей тени беспокойства на её хорошеньком личике. Более того, она с интересом и азартом подалась вперёд, чтобы, по всей видимости, ещё лучше разглядеть представление, и этим она совершила непоправимую ошибку…

Второй мужик хлестал по раскрасневшейся трясущейся заднице стенающую Глашку, второй наблюдал за ними, прислонившись к деревянной стене мельницы, так и не надевая штанов, поглаживая своей рукой свою заметно уменьшившуюся в размерах и уже не так дерзко торчащую палочку, которая едва подрагивала от его прикосновений, как вдруг огромный грохот раздался в нашей мельнице: это моя милая Мими случайно столкнула с нашего потайного места пустую бочку, которая упала и покатилась по полу.

— Кто здесь? — сразу же оставили девку в покое мужики, насторожившись, и пошли в нашу сторону, а Глашка в мгновение ока одёрнула на себе сарафан и была такова.

У меня всё померкло перед глазами: ну всё, я пропала, только и подумала я про себя, перекрестившись, и тут увидела, как моя смелая и отчаянная Мими встала на ноги, и отчаянно выкрикнула:

— Здесь я! — на своём коверканном плохом русском, потому что мы с ней всегда разговаривали только на её родном французском языке…

Я, не дыша, смотрела в её глаза, когда она, снова строго посмотрев на меня пробормотала на французском:

— Сидите тихо, ради всего святого, мадмуазель, и я вас спасу!

И у меня всё похолодело внутри, когда я представила, что эти двое совершенно необузданных и диких мужиков могут сотворить с моей маленький и хрупкой Мими, которая так храбро кинулась на защиту своей хозяйки.

— Что ты там лопочешь? — прикрикнул на неё Ванька, и моя Мими, спустившись, встала перед ними, опустив глаза в пол.

И я зажмурилась и притихла, проклиная своё любопытство, которое ввергло в такую беду меня и мою служанку…

— А ты чья будешь, девонька? — подал голос второй парень, всё ещё поглаживая свою палочку, которая, к моему ужасу, стала снова краснеть и наливаться силой прямо у меня на глазах!

Ванька взял Мими за подбородок и поднял его, и моя служанка с дерзким вызовом посмотрела ему в глаза.

— Глянь-ка, Егорка, да это же мамзелька нашей молоденькой барыни! И вырядилась как деревенская девка! Что ты тут делаешь, красавица? — подошёл он ещё ближе к ней, и я увидела, как он развязывает шнурок, подпоясывающий его штаны.

— То-то я не поняла, что она там нам лопотала, — ухмыльнулся коварно Иван, и тоже подошёл к своему приятелю.

— Что ты здесь делала, красна девица? — ласково спросил Иван, всё ещё любуясь на Мими, которая продолжала стоять перед пим покорно, и я заметила, как заалели её щёчки.

— Я совсем плохо говорить по-русски, месьё, — проворковала моя француженка, и очаровательно улыбнулась двум мужикам, отчего ямочки заиграли на её налитых, как яблочки, щёчках.

— А я слышал, что во Хранции девки чудо как умеют ублажить мужика, — задумчиво проговорил Иван, и вдруг ни с того ни с сего скомандовал: — А ну-ка, поцелуй меня, красна девица! Да так, как у тебя дома, во Хранциях, принято!

И тут Мими, сделав шаг вперёд, подошла к этому огромному парню и, привстав на цыпочки, обняла его за крепкую могучую шею, и я увидела, как она приложила свои милые губки к его губам, и так и застыла на несколько мгновений, пока не отступила от него на шаг назад, снова потупив глаза в пол.

— Хороша, чертовка, — с удовлетворением проговорил, причмокивая, Иван, утирая свои губы ладонью, и тут я с ужасом увидела, как он развязывает свои штаны, скидывает с себя свою рубаху, и остаётся совершенно обнажённым.

Так я впервые увидела мужчину полностью без одежды: там, где у меня был пушистый кудрявый холмик внизу живота, у него вздымалась красная дубинка, почти полностью прилипшая к его животу, с причудливым круглым окончанием. И я с изумлением для себя вдруг поняла, что мне нравится это тело и его божественное устройство. Внизу живота под самой красной булавой висел причудливый мешочек, тоже скрытый курчавыми, как у барашка, волосами.

— А у нас в Россеи мужики могут отодраьт любую бабу так, что искры из глаз посыплются, — проговорит Иван, подходя к Мими, продолжавшей безмолвно стоять перед ним. — Снимай свой сарафан, мамзель, дай полюбоваться на тебя, — вдруг приказал он моей бедной служанке, и та послушно сняла с себя всю одежду, оставшись перед ними в одних кружевных панталончиках до колен.

— А это что за одёжка такая? — подал голос Егорка, уже к этому времени тоже оставшийся без рубахи и в одних приспущенных штанах, из которых уже тоже торчала его тугая дубинка, которую он придерживал одной ладонью.

— Какие-то хранцузские штанишки, у них там, наверное, все бабы такие носят, — предположил Иван и снова прикрикнул: — А ну-ка, снимай их, красна девица! Пока мы сами их с теня не сняли! — и Мими послушно приспустила свои панталончики, обнажив свой лобок без единого волоска, как у меня, когда я была маленькой девочкой!

— Ты глянь-ко! Какова, — в изумлении пробормотал Егорка, и его дубинка покачнулась в его руках. — Гладенька, — добавил он, и, подойдя к Мими, положил свою огромную ручищу на её белоснежный животик. — И мягонька, — с удовлетворением добавил он, и запустил свои пальцы между сомкнутых бёдер Мими. — И мокренька, — причмокнул он губами, и его вторая рука легла на грудь Мими, крепко сжимая её.

— А ну-ка, порадуй, нас, девонька, — снова приказал Иван, подступая к моей бедной несчастной Мими, которую сжимал в своих лапах огромный Егорка, и которая стояла, прикрыв глаза от ужаса и крепко сжав свои бёдра, пока его рука скользила вверх-вниз по её голому беззащитному холмику.

— O мой Бог, — в ужасе прошептала Мими по-французски со стоном, и только я, сидя в своём укрытии, понимала, как страшно ей было в тот миг.