Я никогда не могла себе представить, что мужчина может дарить такое наслаждение, даже ещё не притронувшись к моему лону, которое, как мне показалось, всё набухло, как спелый плод смоковницы, и словно замерло в сладостном ожидании волшебных прикосновений…

Князь уже впился в меня своими губами, пробираясь в мой ротик своим острым язычком, и я почувствовала, как буквально теряю сознание от желания и ожидания. Ожидания, что он возьмёт меня прямо здесь, в этом тёмном коридоре, до которого издалека доносились звуки бала.

— О, графиня, я обожаю вас, — шептал мне мой князь, пока у меня внутри боролись две мои натуры: рассудительная и страстная и пылкая, которую все эти годы я прятала от самой себя в тёмных тайниках своей души.

И вот теперь эта вторая половина меня желала только одного: чтобы руки князя не останавливались и продолжали ласкать меня. Чтобы он задрал все мои бесчисленные кринолины и наконец-то прикоснулся к моему изнывающему от греховного желания лону, так жаждущего его.

И князь Дубицкий не останавливался: пока он нежно продолжал покусывать мои изнывающие от сладкой боли соски, его ловкие пальцы уже проделали свой смелый путь завоевателя до моих бёдер, и стали нежно вкручиваться в моё истекающее сочное нутро, гостеприимно ожидающее, когда в него ворвутся и подарят величайшее наслаждение.

— О, графиня, — приглушённо шептал князь, и я, не сумев сдержать своё желание, дотронулась до его мужского достоинства, явно проступающего через сукно.

Неведомый мне ранее заряд словно пронзил всё моё тело от одного только этого прикосновения, настолько его фаллос показался мне горячим и великим. Почувствовав мою несмелую ласку, он словно вырос ещё больше, и я просунула свою руку внутрь панталон князя, желая почувствовать его достоинство всей своей кожей.

Мягкая, словно обитая шёлком круглая головка послушно уткнулась в мои пальчики, и я нащупала небольшое углубление в ней, из которого просочилась крошечная капелька вязкой жидкости. Я продолжала ласкать князя Дубицкого, растирая эту драгоценную влагу по навершию его жезла, желая теперь только одного: чтобы он со всей силы вонзил в меня свой твёрдый и готовый к решительному бою клинок.

— Прошу вас, князь, — почти беззвучно шептали мои губы, пока он продолжал свою восхитительную игру с моей сочной вишенкой, искусно перебирая своими пальцами, словно играя на лютне.

Я чувствовала, что теряю сознание от желания, взявшего в плен всю меня целиком, без остатка, и хотя понимала, что это грозит мне великим падением, тёмная и потаённая часть моей души нашёптывала мне, что эта игра стоит свеч. И вот твёрдый фаллос моего князя уже упёрся в моё бедро, ловко скользя вверх к моим жарким сочащимся томлением вратам, как вдруг я услышала громкие шаги в комнате за стеной, и в мгновение ока отпрянула от Дубицкого, опасаясь быть обнаруженной.

Я приложила свой палец к его таким желанным губам, только мгновение назад целующим мои соски. Пальчик, которым я мгновение назад ласкала его бесподобный античный фаллос, и почувствовала, как у меня сжалось всё болезненно внутри от неутолённого желания.

Которому было не суждено напиться из этой чаши.

Я замужняя женщина.

Я запечатала напоследок горячие уста князя своим перстом и оставила его в темноте одного, изнывающего от жара утраченных прикосновений.

И надеясь на его милость и благородство.

Ведь мне изначально не стоило этого делать. Поддаваться этим сладким мукам и соблазнам. Уподобляться своему мужу.

Я вышла из тёмного укрытия в кабинет, и остановилась на мгновение как вкопанная, увидев князя Черкесова, который, удалившись от шумного бала, с интересом перелистывал взятую из шкапа книгу. Но я мгновенно сумела взять себя в руки и подавить возглас изумления.

— Графиня, какая приятная неожиданность, — всё так же насмешливо произнёс он, окидывая меня своим пылающим взором.

Под которым я чувствовала себя совершенно нагой. Впрочем, это всё были только мои глупые домыслы. Такая привычка у князя Черкесова сохранялась относительно любой женщины при дворе, и я не питала ни малейшей иллюзии относительно его манер.

— Прошу вас простить меня, князь, — постаралась с полным равнодушием в голосе ответить я ему. — Меня ждут гости. А вы располагайтесь здесь и чувствуйте себя как дома, — и добавила. — Но прошу вас не забывать, что сейчас всех гостей ждёт сюрприз, поэтому прошу вас не задерживаться здесь надолго и выходить скорее на улицу, — крайне сдержанно произнесла я, постаравшись как можно скорее покинуть кабинет.

И моля про себя Бога, чтобы он не столкнулся лицом к лицу с князем Дубицким, всё ещё скрывающимся за тёмными портьерами.

Спустя некоторое время вся густая толпа гостей, хмельных и разгорячённых, вышла на морозный воздух, где я приготовила модное нынче в столицах представление: фейерверки и шутихи расцвечивали чёрный бархат неба пылающими алмазами, изумрудами и алмазами огней, и все взгляды были устремлены в бесконечную даль небес, словно сам Бог и его облачное воинство смотрели на нас сверху, смеясь.

И я только про себя решила, что сам случай в лице князя Черкесова спас меня от глубокого грехопадения, как вдруг почувствовала чьё-то горячее дыхание на своей шее, за ухом. Чей-то голос обжёг меня, снова пробуждая во мне томление и страсть:

— Желал бы я узнать, графиня, какие таланты бы вы смогли обнаружить в спальне, не будь столь заняты беспрестанно насущными заботами.

Я резко обернулась на этот низкий голос, и мой взгляд столкнулся с бездонными очами князя Черкесова. Но в этот раз я не заметила и крупицы насмешки в них.

Той ночью я крайне дурно спала, совершенно опустошённая и измождённая событиями минувшего дня. Я представляла себя словно между пламенем двух огней: ярким и ровным светом князя Дубицкого и пожирающим меня жгучим костром — князя Черкесова.

Стоило мне сомкнуть веки, как моё воображение рисовало мне удушающие, не отпускающие меня от себя объятия Дубицкого, его терпкий на вкус язык, врывающийся без разрешения в мой ротик, и сплетающийся с моим языком в порочном сладком поцелуе, его умелые ловкие пальцы, забирающиеся в самые потаённые складки моих чресел, его гладкий и шёлковый штык, пронзающий меня вновь и вновь, пока всё моё несчастное тело не начинало пульсировать и дрожать в иссушающих меня судорогах утраченного наслаждения. Но только я открывала глаза, как видела перед собой насмешливые уста Черкесова, шепчущие мне порочные слова признания…

Опасаясь, что каждый из них сможет ворваться в мою опочивальню, я приказала своей прислуге Парашке крепко-накрепко запереть все засовы на моей двери и сторожить меня всю ночь, никуда не отходя.

Но сейчас, по истечении времени, я с улыбкой должна признать, что все эти старания были тщетны, потому что тому, что предначертано нам судьбой, суждено случиться, какие бы меры предосторожности мы не принимали.

И хотя мои руки блуждали под тонким покрывалом по моему совершенно обнажённому телу, пытаясь представить себе совсем недавние ласки, которые мне подарил князь Дубицкий, они и отдалённо не могли меня приблизить к тому наслаждению, которое я испытывала в его объятиях. Но моё распалённое воображение рисовало мне губы, руки, обнажённый стан и жезл князя Черкесова, который я тоже так желала ощутить в своих ладонях…

Наутро я была совершенно разбита, и даже хотела поначалу сказаться больной, чтобы не участвовать в так ожидаемой всеми гостями охоте. Но едва я выглянула в окно, низкое и ещё совсем холодное зимнее солнце ослепило меня и вселило радость и надежду в моё израненное сердце, отчего и тело моё наполнилось небывалой лёгкостью и силой.

К тому же правила хорошего тона предписывали мне, как радушной хозяйке, всячески развлекать и ублажать великосветское общество, и я с величайшим удовольствием и предвкушением стала облачаться в свой охотничий костюм. И хотя правила предписывали мне носить амазонку, я надела мужской костюм с панталонами и высокими ботфортами, уже представляя себе изумлённые лица дам и мужей.