— Помогите, князь, — пробормотала я, — укладывая Черкесова на кровать, и как мне показалось, всё напряжение последних минут сказалось на нём: он заметно ослаб и послушно дал себя уложить в постель, пока мы стягивали с него всю одежду, чтобы осмотреть раны.

Во мне снова проснулась рачительная хозяйка, и я приказывала Дубицкому, который, как казалось, значительно меньше пострадал в хватке с медведем, разжечь камин и принести воды, что он и выполнял послушно.

Я со всеми предосторожностями сняла с князя Черкесова его камзол, и, недолго думая, стянула панталоны, обнажив полностью его прекрасный, словно вылепленный с античной статуи торс. Признаться, у меня перехватило дыхание, когда я разглядела его мужское достоинство весьма внушительных размеров, которое сейчас, как казалось, мирно дремало под зарослями густых волос цвета воронова крыла, и я со стыдом подумала, что хотела бы увидеть его и во всей его боевой готовности.

Но князь тяжело дышал, и я весьма опасалась за его жизнь и здоровье. Он лежал, и его длинные чёрные ресницы подрагивали под закрытыми веками, пока я со всей нежностью, на которую была способна, промывала от крови его раны.

По счастью, они оказались совсем неглубокими, и я перевязала их кусками шёлковой материи. И, не удержавшись, прикоснулась губами к шраму, прошептав:

— Прошу вас, князь, не покидайте меня, — и вдруг почувствовала, как тёплая слеза скатилась из уголка моего глаза и прозрачным алмазом упала на кожу князя.

Я укутала Черкесова в тёплые покрывала, которые здесь имелись в достаточном количества, и наконец-то смогла присоединиться к Дубицкому, который весьма ловко уже развёл огонь в камине и даже нашёл кое-какие съестные припасы в покоях моего мужа.

— Ах, мой дорогой, — проговорила я с трепетом. — Если бы не вы и ваш спасительный выстрел, меня здесь бы уже не было. Моей жизни не хватит, чтобы отблагодарить вас за избавление. Что я могу сделать для вас? Только прикажите, — подняла я на него свой взгляд.

— Ты знаешь, милая Кати, как ты можешь меня отблагодарить, — просто ответил он мне. — Я полюбил тебя с первого взгляда, и теперь моё сердце принадлежит только тебе. Иди ко мне, здесь тепло, — приказал он и начал нетерпеливо расстёгивать мой камзол, в котором мне стало вдруг невыносимо душно.

Ловкие пальцы князя быстрее любой камеристки избавили меня от камзола и верхней рубашки, под которой у меня совсем ничего не было, даже корсета.

— О, cherie, — услышала я его сдавленный стон, когда он увидел мои две белоснежные грудки, не стеснённые никакими одеяниями. — Они божественны, — прошептал он, нежно обхватив мои перси как двух трепетных голубок своими тёплыми ладонями, и я почувствовала, как моё сердце затрепетало в его руках.

Сладкие уста князя по очереди обхватывали каждый сосок, осторожно посасывая его, пока низ моего животика наполнялся, как сладким сбитнем, вязкой тяжёлой сладостью.

— О князь, прошу вас, — прошептала я, уже не в силах сдерживаться, и мои ловкие ручки уже забрались в его панталоны, высвобождая из плена его прекрасного вздыбленного воина в шёлковых одеяниях. Под моими пальчиками он затрепетал и стал ещё больше расти и наливаться яростной силой, и я, не удержавшись, пала перед ним на колени, как перед античным божеством, разглядывая и поклоняясь ему.

— Это он божественен, — промолвила я, запечатлев на его круглом навершии лёгкий поцелуй, и ощутила на языке терпкий солёный вкус. И протолкнула его в свой ротик, не сумев совладать со своими диким и необузданным желанием. Это божество наполнило меня всю без остатка, поглотило меня, пока я всячески ублажала его своим ловким острым язычком. Мои руки сами собой скользнули назад, лаская гладкую упругую кожу князя, и шаловливый пальчик, не удержавшись, пробрался в развилку и скользнул в маленькую тугую дырочку, проталкивая себя всё дальше и глубже.

Похоже, мой маневр подарил величайшее наслаждение моему князю, и я почувствовала, словно гигантский фейерверк взорвался в моём ротике, пока Дубицкий крепко прижимал мою головку к своему паху, не отпуская меня и повторяя:

— Я тебя обожаю, Кати, я тебя обожаю… — а я сглатывала его солёное семя, извергающееся в меня с невероятной силой.

— О любимый, — подняла я на него глаза, полные влаги, и в то же мгновение он вздёрнул меня мощным рывком на ноги, и сорвал с меня мои панталоны, полностью обнажив меня.

Ещё одно мгновение, и я, уже стоя на коленях на расстеленной на полу медвежьей шкуре, принимаю в себя сзади его бойца, неистово и без объявления войны ворвавшегося в меня, и подарившего огромное неземное наслаждение, которое я никогда не испытывала прежде. И даже не могла себе вообразить и в самых смелых своих мечтаниях, что такое возможно между мужчиной и женщиной.

Крепкие руки удерживали мои бёдра, как круп у норовистой лошадки, пока всё моё тело сотрясали мощные толчки языческого божества, не давая мне вырваться на свободу из его сладострастного плена. Всё моё тело пылало и горело, пока волны неземного блаженства накатывали и отпускали меня. И только очередной вал затихал, и я думала, что всё завершилось, как новый взрыв наслаждения накрывал меня с головой. Отбросив в сторону все приличия, я кричала и извивалась под ударами этого волшебного обжигающего жезла, норовя ещё сильнее прижаться к нему, добровольно сдав все свои бастионы на его милость.

— О мой князь, — кричала и стонала я сквозь слёзы счастья, лившиеся из моих очей, пока храбрый Дубицкий вбивал в меня свою огромную сваю.

Но вот он замер, прижав меня к своему мощному гибкому торсу, обхватив мои перси, сжав со всей силы соски в своих пылающих ладонях, и сотрясаясь сам от своего извержения, тёплой рекой выплеснувшегося в моё лоно, с благодарностью принявшее его вкусное семя.

Нежные пальцы Дубицкого ласкали сладкую складочку между моих ножек, пока я, не желая отпускать его бойца, гладила и перекатывала в ладонях его круглые яички, уже напрягшиеся из-за моих осторожных любовных прикосновений.

— Стоило сразиться с медведем ради такого, — пробормотал мой князь, укладывая меня спиной на мягкую шкуру и наваливаясь на меня сверху всем своим тяжёлым гибким телом. — Ты самая лучшая женщина, которая у меня была, — прошептал он мне жарко в ушко, и я почувствовала, как моя дырочка снова изнывает от невыносимого вожделения.

— Любимый, — только и успела я ему ответить, как мои бёдра снова широко раскинулись, и его гигантский фаллос начал свой неуёмный и страстный путь во мне.

Но вот он вынырнул, покинув моё изнывающее лоно, как ловкий дельфинчик из волны, и его упругий язычок взялся за дело, облизывая и лаская всячески мою складочку. Его тёплые уста на секунду впились в мой крошечный бугорок, чтобы затем отпустить его и продолжить рисовать изысканные узоры кончиком языка вокруг моей дырочки.

И только я уже снова почувствовала приближение вершины наслаждения, как князь отпустил меня, усевшись у моих бёдер, и направил своего смелого страстного воина прямо в меня, и я, не удержавшись, посмотрела, как он врывается в мою податливую набухшую плоть, словно разрезая меня пополам. Это зрелище так взволновало и взбудоражило меня, что я более не могла отвести от него взора, подавая свои бёдра вперёд, прямо ему навстречу, словно принимая приветливо в себя сладострастный пиратский фрегат.

Дубицкий тем временем продолжал ласкать своим перстом мой бугорок, который рос и набухал под его пальцами, обещая низвергнуть меня в новую клокочущую пучину наслаждения.

— Французы называют его маленьким женским фаллосом, — с улыбкой проговорил мой князь на французском, нежно продолжая ласкать мою пуговку, и уже сам весь напрягшийся в предвкушении извержения.

— Ах, любимый, я так хочу снова ощутить твой вкус у себя на устах, — почти в беспамятстве пробормотала я, и в то же мгновение сладкая дубинка ворвалась в мой ротик, наполняя его своим соком, пока моё лоно рыдало в сладкой неравной схватке с наслаждением.