Несколько секунд в кабинете сохранялась тишина, после чего китаянка не выдержала. Если женщина хочет о чём-то сообщить, она это сделает, даже если вы будете против, попробуете убежать, и вообще, это будет не ваша женщина.

— Вы знаете, кем меня считают?

Вопрос намного сложнее, чем может показаться, ведь она не уточнила, кто именно считает. Думаю, потому, что и сама не имела на него чёткого ответа. Голос Мэйли приобрёл странную интонацию. Судя по напряжению, женщине и самой не помешало бы расслабиться. Успокоившись, отдавшись во власть её ловких рук, спустившихся чуть ниже, от которых расходилось приятное тепло, я не стал увиливать, догадываясь о серьёзности момента.

— Знаю, — ограничился только этим, сделав правильный выбор.

Снова немного помолчав, китаянка недовольно проинформировала.

— Я не люблю пользоваться плодами незаслуженной славы. Они слишком кислые.

— И что? — изобразил простодушного дурачка.

Он здесь нужнее мудреца. Не мне, ей.

— Мне теперь отдуваться за двоих? Хочешь, чтобы я это отработал? Сейчас? Мне перевернуться? — хитро поинтересовался.

Теперь по голове прилетело ощутимо сильнее. В ход пошли костяшки пальцев.

— Ауч, — повторил, но уже громче и недовольнее.

— Вечно вы… — начала Мэйли обвинительным тоном, только очень тихо, неожиданно оборвав фразу.

Не люблю я этих незаконченных фраз. Что за нагнетание ненужного драматизма? Придётся её за это наказать, раз уж женщина просит.

Пятью минутами ранее.

Стоя в коридоре, бдительно охраняя покой своего нового господина, Мэйли чувствовала, что её словно разрывало от противоречивых мыслей, уже которую неделю не дающих покоя. Всё складывалось слишком неправильно. Время шло, а ожидаемых изменений так и не происходило, заставляя её нервничать. Любой другой на месте Фудзивары уже давно бы поступил, как все остальные скоты. Либо отослал ненужную ему китаянку подальше, чтобы не маячила перед глазами, служа постоянным напоминанием о былых слабостях и допущенных ошибках, либо затащил в койку, пользуясь тем, что она целиком в его власти. Мэйли некуда идти. Не к кому обратится. Её все предали. У неё до сих пор имеются огромные долги и страшные враги. Куда бы она делась из его постели. Либо же, он мог просто не обращать на неё внимания, как на какую-нибудь бесполезную, но красивую вещь. Тут ещё его родственники объявились, которым Мэйли явно пришлась не по душе, как пятно на репутации. Чем не повод угодить им, избавившись от неё. Однако странный Фудзивара зачем-то продолжал относиться к нищей сироте, иностранке, которая пыталась его обворовать, как к близкому члену семьи. Он позволял ей вольностей больше, чем кому-либо другому. Без тени презрения или брезгливости. Если хорошенько подумать, вспомнив всё, что он для неё сделал, как постоянно её баловал, прикрывал, никогда не ругал, не прогонял, даже тогда, когда хотел побыть один, то становилось страшно.

Мэйли такое отношение сильно выбивало из равновесия. У неё никогда не было счастливой семьи, поэтому она всегда терялась, не зная, как на это реагировать. Ждала подвоха. Не верила в незаслуженные подарки. Ладно бы Фудзивара хотел её, как женщину или добивался какой-то выгоды. Так нет же. Наоборот, он часто действовал нелогично, в ущерб себе. Глупый… глупый Фудзивара. Неужели не боится, что она его предаст, сбежит или подведёт, в первую очередь заботясь о себе, а не о нём? В конце концов, она китаянка, а он японец. Что у них может быть общего? Она воспитана по-другому, жила по-другому, училась нехорошим вещам, выросла на историях, которые в Японии не принято вспоминать. Не говоря о том, что она пыталась его сначала обокрасть, потом похитить, а в конце завести в смертельную ловушку.

Причину такой снисходительности и покровительства со стороны молодого Фудзивары окружающие видели только в одном, в меру своего скудного, пошлого умишка. То, что она телохранитель-секретарь только для вида, а на самом деле, обычная любовница на зарплате. Постельная грелка, не более того. Поэтому другие слуги рода Фудзивара при ней старались не откровенничать. Не говорить того, о чём она могла бы нашептать на ушко господину, добиваясь его расположения. Не верили в её верность и искренность. Не считали надёжной, кем-то из «своих».

Точнее, они только делали вид, что верят Мэйли, а на самом деле следили, дожидаясь, когда же она ошибётся, дав повод от неё избавиться. В Японии Мэйли чувствовала себя словно в изоляции. Даже более одинокой, чем в Китае. Если не брать в расчёт странного босса, начальника, господина, она так и не определилась, кем его считать, то ей открыто и поговорить-то не с кем.

Взгляд девушки вновь задумчиво упал на дверь, за которой он скрылся. Глупый Фудзивара. Если он знает, чего от неё ждут, кем считают, как называют, то зачем приезжает в такие злачные места? Не проще ли получить то же самое, но на дому? Видимо, нет. Для него, не проще.

— Тоже мне, благородный защитник выискался, — сердито проворчала китаянка, вспоминая беседу Фудзивары с дурной японской школьницей.

В отличие от одного ловкого мошенника, долбанного читера, девчонка оказалась не столь внимательна к посторонним предметам, липнущим к одежде. Кстати, за прошлый приезд молодого господина в эту дыру она получила очень даже хороший нагоняй. Её отчитали, как такую же несмышлёную, нерадивую школьницу. Теперь предстоял новый неприятный разговор, что не добавляло Мэйли хорошего настроения. Палками, конечно, как в старину, бить не станут, но финансово точно накажут, к гадалке не ходи. А у неё, между прочим, все деньги ушли на химчистку.

— Ладно. Чего я там не видела? И потом, мне тоже хочется нормально выспаться. Желательно в кровати, а не в машине, — почему-то это прозвучало как оправдание, а не повод. — Трахну его разок и избавлюсь от чувства вины.

Эхо бы добавило — благодарности, но его тут не водилось. Если бы Синдзи спросили, ради чего он сам себе добавляет головной боли, закрывая на многое глаза, он бы не задумываясь ответил — верности. Того, чего нельзя купить за деньги. Кто знает, смогла бы Мэйли ради кого-то сделать то, что тогда сделал Синдзи. Согласилась бы рискнуть своей жизнью ради чего-то большего, чем просто деньги? В данный момент китаянка не ощущала готовность ответить на этот вопрос, но то, что она о нём задумалась, заставило её сделать следующий шаг.

— Чтобы потом ни о чём не жалеть, — сказала вслух о том, о чём не осмелилась подумать.

В конце концов, душевные метания вызывают стресс, а стресс не может копиться вечно. Ему нужен выход. Или вход. Или вход и выход.

На следующий день Мэйли делала вид, что вчера ничего не было. Настолько усердно, что на неё подозрительно косились практически все обитатели этого дома, включая меня, однако ни о чём не спрашивали. Мы же не итальянцы. Ещё китаянка перестала пытаться повесить на меня жучок, переключившись на горничных. Сегодня её больше интересовало, о чём у неё за спиной шепчутся они. То, что тебе ни о чём не говорят в лицо, ещё ничего не значит.

Не мешая Мэйли развлекаться, я спокойно позавтракал, собрался и поехал в офис. Разумеется, взяв её с собой, поскольку китаянке тоже нужно работать. Лень быстро развращает. Никаких заигрываний, сюсюканий или послаблений для кого-либо я не делал, чем развеял большую часть подозрений. На радость всем и злость одной непостоянной особы.

Пробившись через заметно поредевшую толпу поджидающих меня фанатов, потерявших былой энтузиазм, поднялся на свой этаж. Если текущая динамика сохранится, скоро я опять смогу незаметно приезжать и уезжать, как раньше, ни о ком не беспокоясь, чувствуя себя свободным человеком. По выражению моего лица догадавшись, о чём я подумал, Мэйли не упустила случая расстроить раздражающе довольного господина, не обращающего на неё внимания. Сообщила, что как раньше уже не будет. Достаточно посмотреть сцену из любого азиатского фильма о том, как в крупную компанию приезжает руководство, чтобы понять, что меня ждёт. Количество сменится качеством, сделав процесс ежедневного приветствия Фудзивары ещё более торжественным.