— Мне, пожалуйста, сливочное, самое обычное. Из сливок, сахара, воды и загустителя. Можно с ягодами и кокосовой стружкой. Только стружка должна сниматься не с пальмы, — уточнил, чисто на всякий случай.

Мало ли чего от них можно ожидать. Мегуми же заказала зелёное с бурыми крапинками, фиолетовое, со странной текстурой и бело-жёлтое, в полосочку. Название я даже не пытался запомнить, оберегая свою психику.

— Не хочешь попробовать, — с проказливой улыбкой девушка сунула мне под нос фиолетовый ужас.

Вроде бы оно не шевелится, признаков жизни не подаёт, но всё равно, что-то мне не по себе. Мягко отвёл её руку в сторону, на безопасную дистанцию.

— Только после моей смерти. Или пусть сначала оно пройдёт проверку временем. Лет двести будет продаваться по всей стране, не вызывая эпидемий, катастроф и погромов.

— Да ладно тебе, вкусно же, — развеселившись, Мегуми демонстративно лизнула своё мороженое, окрасив розовый язык в фиолетовый цвет, отчего я содрогнулся.

Какая храбрая девушка!

— Нет уж. Я сторонник традиционных ценностей. Махровый консерватор. Ретроград. Сатрап. Хотя нет, в Персии я ещё не был, — нагнал тёмных красок, специально сделав такое выражение лица и интонацию, чтобы она приняла это за шутку.

Потом мы немного погуляли, посидели на скамейке, обсудили моду. В том смысле, что она просвещала, а я поражался и грозился создать свою террористическую организацию — «Shimoseka», чтобы бороться против этого беспредела ещё большим абсурдом. Немного поиграли на уличных автоматах. Это был спокойный, приятный отдых, без эксцессов. Инопланетяне не нападали на Токио. По улицам не бегали великаны и зомби. Из супермаркетов не выходили лысые фрики в белых плащах. Не объявляли воздушную тревогу. Не проезжали женщины дуллаханы на байках в чёрных костюмах с жёлтыми шлемами и кошачьими ушками. Был обычный будний день.

Проводив девушку до машины с водителем, всё это время её дожидавшимся, помахал на прощание, сказав, что хорошо провёл время. Конечно же, перед этим пригласил её на вечеринку. Мне не жалко. Всё равно это уже не моя вечеринка, а больше Мацудары. Хочет её устроить, да ради бога.

Перестав в машине глупо улыбаться, изображая из себя легкомысленную, ничего не замечающую дурочку, Мегуми задумчиво посмотрела в окно. Она до самого конца ждала, что Фудзивара не удержится. Начнёт жаловаться, отвлекаться на телефонные звонки, хмуриться, торопиться вернуться к делам, посматривать на часы. В худшем случае, не заметит вкуса мороженого, занятый совсем другими, невесёлыми мыслями. Однако этого не произошло. Парень так и не дал своей спутнице поводов для тревог. Не позволил проявить о нём заботу, дать парочку советов, или хотя бы задать нескольких наводящих вопросов. С одной стороны, это украшало Фудзивару, но с другой, вызывало раздражение. Нельзя же быть таким идеальным. Как тогда, скажите на милость, ей себя проявить? Доказать, что она не просто комнатное украшение.

От деда Мегуми узнала, что у парня сейчас много проблем, поэтому он ей не звонил, никуда не приглашал, ничего не дарил. На него слишком много всего навалилось. Наверняка что-то серьёзное. Возможно, возникли проблемы с вливанием в столь могущественный род, как Фудзивара. Не могло же всё пройти гладко? В это просто не верилось. Поэтому Мегуми захотела убедиться во всём сама. Убедилась. Несмотря на поведение Синдзи, женская интуиция подсказывала, что её пытались обмануть. Впрочем, не из корыстных побуждений, с чем она уже не раз сталкивалась, выработав определённое отвращение к лгунам, а ради её же душевного спокойствия. Как это мило.

Смутившись, Мегуми бросила быстрый взгляд на водителя, проверяя, заметил ли он предательский румянец на её щеках или нет? Подумает ещё, что она странная. Она вовсе не странная! Девушка готова была доказать это тремя разными способами в споре с самой собой.

— Он точно что-то скрывает, — убедила себя Мегуми. — Но, тогда зачем бросил все свои дела и пришёл? Зачем меня развлекал? Что это ему дало? Я ведь ничего не обещала и ни на что не намекала. Да я даже не его девушка! — рассердилась из-за глупости Фудзивары.

Немного подумав, Мегуми решила.

— Выясню, что у него происходит и поддержу Синдзи. За счёт этого мы сблизимся. А дальше… хи-хи-хи…

Если бы о том, о чём думала внучка, узнал её дед, ему бы стало плохо. И немного боязно. Что ещё он мог придумать, чтобы объяснить, почему она не нравится тому, кто понравился ей? Это же видно по поступкам хитрого Фудзивары, а не по словам. Хотя парни все такие, так что ничего удивительного в этом нет.

Чтобы приободрить внучку, получив от её матери на ужин то, что заказывал, любимое блюдо, взяточник рассказал Мегуми сказку. Поведал о больших проблемах у Фудзивары Синдзи, которые он сам ему организует, если внучка вновь запрётся в своей комнате, впав в жесточайшую депрессию. А что тут такого? Отчаянные времена требуют отчаянных мер!

— Так–тааак. С кем бы его сблизить на этой вечеринке, чтобы она удалась? Чтобы всё было не так, как у меня, — коварно усмехнулась Мацудара Аямэ, потирая руки.

Девушка сидела на кровати, подвернув под себя ноги. В коротеньких, легкомысленных шортиках и лёгонькой маечке.

Перед Аямэ словно игральные карты были разложены пять фотографий, собранные на основании данных полевой «разведки». Постарались агенты из отдела: «Я не сплетница! Не гони! Серьёзно? Ты ещё об этом не слышала? Ну ты и тормоз. Тогда слушай…»

Мэйли, полагаю, пойдя на принцип, на следующий день ещё несколько раз пыталась незаметно повесить на меня жучки, которые, в итоге оказывались на ней же. Причём узнавала она об этом только во время прослушки самой себя. А что она хотела? Ловкость рук и никакого мошенничества.

В результате её задетая профессиональная гордость так и не смогла реабилитироваться, что китаянку раздражало ещё больше. Поэтому она ходила по дому мрачная, смотрела на всех исподлобья, общалась с окружающими односложно и грубовато. Плохая Мэйли. Прислуга стала думать, будто у неё начались эти дни, из-за чего старалась её не замечать, чтобы облегчить страдания. В первую очередь, свои.

Самое забавное, — каждый раз слыша в динамике свой голос, Мэйли начинала встревоженно озираться, думая, что это я к ней незаметно подкрадывался, а не она ко мне, затеяв что-то нехорошее. Будто бы окружающие звуки доносились до неё через меня, а не напрямую. Естественно, китаянка инстинктивно пыталась найти укрытие и затаиться, не желая попадаться так глупо, отчего получалась весёлая игра в прятки, в которой участвовал всего один человек. Я по камерам за всем этим наблюдал, пока пил утренний кофе, получая море удовольствия.

Поскольку нет смысла ругать Мэйли за попытку хорошо делать свою работу, я продолжал делать вид, будто бы ничего не замечаю и ни к чему не причастен. Для нас это стало своего рода тренировкой по отработке навыков и развитию внимательности. А что, неплохое занятие. Много времени оно не занимало, развивало творческое мышление, поднимало настроение. По крайней мере, мне. Кроме того, китаянке на текущей работе, довольно скучной, особо-то и нечем заняться. А ещё ей нужна хоть какая-то цель, мотивация. Мне не нравилось, что Мэйли всё ещё оставалась чересчур замкнутой, мрачной, недружелюбной особой, не расстающейся с оружием. Вцепившейся в него, как в спасательный круг. Веря, что только оно способно защитить. Заставить считаться с ней. Как по мне, не самое лучшее решение. Я хочу, чтобы Мэйли оставила прошлое в прошлом, и жила настоящим, включившись в новую жизнь. Двигалась вперёд самостоятельно, а не по приказу. Ничего, мы ещё сделаем из неё приличного человека. «Ну, или неприличного убийцу», — мысленно отметил, наблюдая, как она с руганью снимала запасную лёгкую кофточку, со зверским выражением лица схватившись за пистолет.

Горничных в то утро я показательно не замечал, изображая неприступного, чопорного английского аристократа, отплачивая им за вчерашнее той же монетой. Пусть посмотрят, как это выглядит со стороны. Не нужно доводить всё до абсурда, пытаясь устроить здесь филиал императорского дворца. Судя по глазам, они прекрасно поняли мотив моих действий, но не приняли его, возмущённо думая: «а нас-то за что?» Было бы за что, я бы уже давно переехал. Поэтому с горничными у меня тоже вышла тренировка на умение держать лицо и сохранять спокойствие в непростой обстановке, пытаясь переиграть оппонента. Или хотя бы пересидеть.