В сожжённой деревне почти на каждом шагу были воткнуты белые штандарты с чёрным пустым квадратом и большим крестом. Не его рук дело – он вырывал их с корнем и складывал у подножья, давая крови стекать на белые полотна.

Среди взорванных обломков и сгоревших останков, в центре того, что было деревней, теперь находилась мясная груда из стащенных с округи тел. В каменистой почве, покрытой останками и кусками одежды, притаились противопехотные мины, подпрыгивающие и взрывающиеся облаком обжигающего света при приближении.

«Их искусство – убивать. Их цель – сделать это как можно с большим числом. Им недостаточно убить противника – им нужно убить само его зарождение, саму идею… Безумно. Мне нравится. Глупо и хорошо. Больше противников, больше бойни».

Им было легко убивать мутантов и доходяг, но встретившись с Серьёзником, они легли костями. Их бронемашина была завалена на бок, как жук со вспоротым брюхом, что истекал маслом из перерезанных трубок.

Те немногие, кто успели спрятаться и теперь возвращались, видели его - Серьёзника - и боялись приблизиться. Он казался страшным существом - массивным алым инферлингом с обломанными рогами, что были приделаны к стальному шлему, вплавленному в кожу. Стальная сетка закрывала лицо, подёрнутое наслаждением вечной кровавой бойни. Броня из толстых цепей, покрышек, стальных пластин и вымоченных в крови и красках кусков холста почти его не замедляла, хотя казалась тяжёлой и неповоротливой.

В руках у Серьёзника заострённый двуручный тесак, сваренный из стальных знаков, номеров и иного металлолома, который даже такой крупный и сильный инферлинг, как он, мог таскать лишь на плече.

Но те, кто обманулись его неповоротливостью, уже лежали в песках. Их души уже отправились в зубы великому Смеющемуся Хору, который с хихиканьем и улюлюканьем рвал их, набивая бездонные животы.

Он сам оскалил зубы, глядя на тела, но голоду поддаваться не посмел. Художник должен быть всегда голодным.

- Приветствую того, кто летит вместе с Хором.

Серьёзник повернулся на незнакомый голос только для того, чтобы обнаружить двух искателей. Он лишь наклонил голову, хрустнув шеей, как тот, что был покрупнее, уже положил руку на обрез, а второй постарался удержать его и показать, что нужно отступить назад.

«Они общаются на языке диких зверей, на котором я думал с тех пор, как моё сердце наполнилось красками. Боятся дикой воспалённой от голода и мыслей плоти, через которую прошита сталь».

Серьёзник взвалил тесак на плечо. Кровавые тряпки, что были намотаны на полотно как кисточки, истекли последними каплями и уже облепились песком.

Искатели скорее всего были людьми; лица закрыты, экипировка дорогая. На первом красные очки. Серьёзник испытывал спокойствие; если он увидит их глаза, он захочет их съесть. Это значит, что они живые; он это знал. И возможно, они это тоже знали. Но пока он не видел их глаз… Быть может их устами заговорила с ним пустыня. Или хохочущий воздух. Таким надо отвечать словами.

- Что ты творишь в данный момент? – спросил человек в красных очках.

Вопрос не звучал осуждающе. Серьёзник удовлетворённо хмыкнул, опустил тесак и упёр его в землю.

- Ярость прошедшего боя - моя кисть, боль и кровь - мои краски. Я не создал кровавый рассвет, но я его ещё создам, тот, кто дышит лицами, - проскрежетал Серьёзник, делая глубокие восхищённые вдохи и глядя на свою работу. - Я покажу рабам тирана, как выглядит ужас. Покажу им красоту всей Десейры, прежде чем лягут они в её пески. После покажу им меч свой. Покажу, чего стоит тиранство. И заплачу за него сполна их головами.

- О каком тиране ты говоришь, Летящий с Хором?

- О том, что восстанет вторым солнцем, но погаснет, обиженной собакой сутулой, - Серьёзник оскалил зубы, вглядевшись в зелёный горизонт. Берег обваливался вниз на многие-многие метры. Внизу виднелся песок, а за ним лишь зелёный туман и глинистые впадины, полные мутной зеленоватой жидкости. - Он придёт из-за горизонта. Криком своим он попытается спалить пустыню, но она останется к нему безразлична. Как девка к жидкому ухажёру! – рыкнул он и засмеялся, сдерживая дикий порыв. – Он когтем в неё своим вопьётся, но коготь она перекусит. И будет он её резать, пока события вновь не примут оборот… Тот день я увижу через свою настоящую маску.

- Он выживет? - спросил искатель.

- Это мне неизвестно, искатель. Одно знаю; второе солнце спалит много душ. Через месяц. Через сотни лет. Оно будет палить их, пока не погаснет. Чёрным пятном оно вышито на кроваво-ярком гобелене времени. Ибо он уже погибающий бог.

- Озума погибает?

- Мне шепчут об этом нити. Туда, куда идёт он, тянутся длинные тени. Он смертный, в чьих руках горячее сияние холодной горы. От плоти его останутся лишь оголённые кости.

- Как стучат нити в сердце твоём, пока мы рядом? - спросил искатель. - Можем ли мы осмотреться?

- Какова цена художнику, если он вырвет глаза тем, кто смотрит его картины? - Серьёзник повернулся на них полной грудью и наклонился, резко подтянув тесак. - Большая! - а после рассмеялся, но искатель и сам посмеялся с ним, а потому красная нить в руках Серьёзника сразу угасла, тот распрямился. - Но недостаточно большая для меня. Смотрите, сколько вздумаете, но на вопросы теперь мои будете держать ответ. Чего ищут ваши следы на этих камнях?

- Своих же отпечатков, - отозвался искатель. - А ещё терпения госпожи часов, что будет потрачено. Нас сюда позвал наш старый друг; мы хотим ему помочь с его проблемой. Путь нас лежит дальше, но мы увидели здесь бедствие и решили остановиться.

- Сплясать ногами крюк? Звучит больно, – Серьёзник улыбнулся. Через маску чуть вытекла едкая, отравленная кровью и гноем, слюна.

- Я и мой напарник - иномирцы. Знанием, что открыто мне Деускретором, я путешествую по линиям.

- Мой путь сделан ногами и безумным солнцем, - отозвался Серьёзник. - Так я общаюсь со своим богом. Через ожоги и человеческую плоть. И он говорит мне, что у бабки мина в бороде, - засмеялся Серьёзник, но не стал продолжать. Его интерес к живым иссяк, они стали для него ничем, кроме двух одиноких фигур, говорящих свои глупые словечки.

Он вернулся к скульптуре. Он вскрыл лежащее холодное тело и стал протирать в нём верёвку из тканей, вымачивая свои руки в холодной липкой крови; ею он усталыми движениями нарисует бессилие у подножья камней. Он вымочит в ней свои перчатки из ткани и будет рисовать отпечатки, будто это тела тянулись наверх.

- И часто вы общаетесь с такими, мистер Ин? Почему этот псих на нас не напал? – спросила крупная фигура напарника красноглазого.

- Потому что решил не нападать, Хэнк, - пожал плечами искатель поменьше, что и говорил с Серьёзником. - Но он сказал нам много интересного.

Камушек, привязанный к его нагрудной рации, вспыхнул; магические нити уловили сигнал. Сигнал, взывающий о помощи, связанный с теми, кого этот искатель хотел видеть.

- Пойдём, Хэнк. Кажется, это не наша история. Наша зовёт нас прямо сейчас. Не будем заставлять чернила сохнуть.

- Говорите как тот сумасшедший, - буркнул Хэнк, вставляя обрез в широкую кобуру на поясе.

- Возможно потому, что мы все сумасшедшие в некоторой степени, - усмехнулся красноглазый искатель, уходя вперёд. - Мне кажется, я знаю, что придёт из-за горизонта. И я точно сам сошёл с ума оттого, что верю этому кровавому творцу…

***

- Твой сын собрался взорвать себя.

Она приподняла глаза от свитков с новостями и отставила чашу чужих сладостных и горьких слёз.

- У меня есть сын?

- Твой смертный сын, - прорычал он. Она пожала плечами.

- Взорваться и спровоцировать Озуму Рагного, хочешь сказать? - спросила она спокойно, вернувшись к свиткам.

Он ударил кулаком по столу.

- Да! - зарычал многорогий дьявол, пуская дым изо рта.

- Бесись сколько вздумается, дьявол Гнева, - пожала она плечами, отложив свитки. - Почему ты считаешь, что это он собирается спровоцировать Озуму? Почему тебя это вдруг озаботило?