- Чувствую ли я себя…, - задумчиво проговорила она, оперевшись спиной о переборку. - Да, я себя чувствую. - Кобра немного подождал и, поняв, что другого ответа не получит, кивнул.

- Хорошо, потому что мне нужно с тобой поговорить. Меня кое-что беспокоит, – он старался звучать как можно доброжелательнее. Нельзя давить на разумного с её проблемами.

Сова довольно отчетливо насторожилась. Пальцами она нащупала бинтовую повязку у себя на глазу и начала искать свою обычную повязку из кожи. Благо та лежала на столе, и она её сразу заменила, отвернувшись от Кобры. После чего осмотрелась, словно что-то потеряла.

- Где есть продолжение рук моих? Мои кровопускатели…

- Прежде, Сова, давай успокоимся и поговорим, хорошо?

Она с большой тревогой посмотрела на Кобру. Тот сделал приглашающий жест в сторону её койки. Она неуверенно потеребила пальцы, посмотрела из стороны в сторону, словно искала спасения. Малина, сидящая на столе и хрустящая жареными кусочками мяса, слегка ухнула. Громдак Младший свернулся вокруг микрофонной стойки радиостанции и дремал после сытного обеда.

Сова села, сцепив руки вместе.

- Всё хорошо, я хочу помочь, - видя её напряжение, постарался успокоить её Кобра. - Я хочу спросить тебя о символах, высеченных на твоей плоти.

- Они есть заверение избранности моей, связи моей, – оживилась она. - Это моя ноша, но и моё благословение.

- Это знак демонического… влияния, - сказал Кобра, аккуратно подбирая слова.

«Скверны. Как бы она не чувствовалась поначалу, внутри неё одна из самых страшных гадин. И вероятно, она уже давно её пожирает».

Кобра знал эту скверну как никто другой; если на Ордофенрите – языке дьяволов и порядка, основополагающем для языков Десейры, он говорил косноязычно, то Дестофенрит – наречие демонов, он знал очень хорошо, даже когда его произношение заставляло язык кровоточить.

На теле Совы нечто читало псалмы на Дестофенрите. Оно кричало о вечной боли, через которую проходило снова и снова, о спасении, выгрызенным не расчётом, но отчаянием, и о благородном ремесле радиопроводника, что находило пути для жертв, чьи души оно использовало для собственной подпитки. И о прибежище, что позволяло прятаться от охотников, гоняющихся за благородной птицей.

У людей демоническое влияние проявляется по-разному: татуировки и шрамы лишь вариация у очень спокойных демонов. Более дикие вообще не уживались в людях, они рвали тех на части, а потом отправлялись искать новых.

Ворчун постоянно о ней волновался; если бы он знал правду, то наверняка сошёл бы с ума. Демон страшнее любого радиошамана; Кобра всё ещё хорошо помнил, чего ему стоило когда-то убийство трёхголового голема из чистой ненависти ко всему живому. Теперь же он не был уверен, что даже вся команда осилила бы то, что находилось в Сове.

- Не смей говорить о ней, как о демоне, - насторожилась Сова. Она невероятно волновалась, но праведного гнева в ней было больше чем страха. - Её сила есть воплощение Дорианны на этих землях бесплодных. Она льёт кровь, и та жизнью создаёт собою плодородие. Забирает тех, кто мешает исполнению великой воли. Но этой всякой ноше нужен носитель. Рождённый в день, когда ликовало солнце, что его поцеловало, одарив своим сиянием. Тот, кто был достоин дорианновских традиций, ибо близко соприкасается с кровью и соединяет жизнь свою с созданиями её, отличными от разумных. Я избрана носить Кровавую Сову в сердце своём, делить с ней тело своё.

Кобра слегка почесал чешую на руке, стирая с неё забившийся мелкий песок. Он не знал, как переубеждать фанатиков, даже Отто Ин считал это одной из сложнейших задач, а тот, судя по рассказам, выиграл однажды суд у дьяволов.

Но любое дело можно выиграть, если на руках правильные карты, и у Кобры как раз находился такой козырь; он закинул ногу на ногу, задрал штанину, показывая бронзовую чешую. Ровную, гладкую, с маленькими, почти выветрившимся рисунками на каждой чешуйке.

- Видишь ли, я понимаю, о чём говорю. Мы с тобой делим много похожих секретов, - глупо улыбнулся он. Сова непонимающе посмотрела на него, на ногу, снова на него, но после приблизилась, дабы рассмотреть.

- И у меня…

- Да. Такие же символы на дестофенрите. Если дьяволы вложили в свой язык, ордофенрит, порядок и закон, то дестофенрит был сформирован как его антипод - хаос, эмоции. Из этих двух языков мы и получили инфернит. Десейрийский язык.

- Быть не может такого, чтоб во мне…, - она замолчала, отведя взгляд.

- Тебе становится плохо, когда ты взываешь к её силам. Иногда делаешь вещи, которые не хотела бы делать. Средь ночи тебя прошибает холодный пот, будто с тебя заживо стягивают кожу, и сны постоянно наполнены тем, с чем связан твой демон. Разве я не прав?

Она подумала.

- Это очень широкий спектр симптомов. Не всегда побледнение кожи означает потерю крови, пускай и зачастую…, - пробормотала она. - Быть может такова любая связь меж кровью и душой, меж плотью и покровителем?

- Но ведь, подобно демону, то что ты носишь в себе, не всегда тебя слушается, я угадал?

- Нет, почему, она слушается, - внезапно встрепенулась Сова. - Кровавая Сова - лишь часть сил Дорианны, которыми я одарена, и она внимает мне, как внимают мне духи.

Казалось, что она путалась в собственных догадках, однако обманываться не стоило; они могли друг другу противоречить, но для неё, скорее всего, являлись одной цельной истиной.

Впрочем… А что, если Сова права, и демон её слушается? Что же это получается, покорный демон? А такое бывает? Обычно они могущественные, непокорные даже самим себе существа, а уж чтоб пресмыкаться перед смертным… У них не может хватить контроля.

Кобра задумался, почёсывая чешую на шее, та начинала раздражаться сильнее обычного. Скоро начнёт отслаиваться.

- Ты в этом уверена?

- Вчера я удержала её от того, чтобы она убила Ти-Дога, - сказала Сова. - Она забрала только душу, что рассказала о нашем местоположении. Сердце радиошамана ныне затуманено страхом, и не посмеет он об этом рассказать, знает что будет. А как придёт в себя, так и не станет у него полезной информации… Как давно это было? Как долго я спала?

- Почти сутки.

- Я что-то пропустила? - поинтересовалась она.

- Не много, - усмехнулся Кобра. - Голди с Ворчуном снова поцапались, а потом вместе пели “Грейвинг-огодонг”. Ещё Молчун сварганил жучиную запеканку на всех, она очень недурно получилась. Пару часов назад видели песчаную бурю далеко на юге, но что-то мне подсказывает, она не единственная в округе. Скоро уже первые скалы Кардеморна увидим, если постараемся.

- Пески велики, и их объятия теплы, - задумчиво заметила Сова. - Под золотым ликом все дела наши на ладони, но под покрывалом матери жизни нашей мы лишь жертвы да охотники…

Кобра хмыкнул. В словах, которые постоянно произносила Сова, всегда находился смысл, либо хотя бы казалось, что он там есть. Сейчас она говорила о том, как чувствовала песок, даже если её об этом не просили.

Впрочем, нет, дело не только в песке. Она говорила о богах, об их влиянии на нас и о своём их восприятии. Кажется, Кобра начал это понемногу понимать.

Пока он думал и ждал продолжения, молчание затянулось. Кобра кивнул, будто что-то решил, после чего поднялся, задвинул хвостом стул. Тот по железным “рельсам” защёлкнулся у самого стола, зафиксировавшись.

- Я пойду. Уверен, ты хочешь есть, на кухне всё ещё есть еда. Отдохни, если тебе нужно, и как будешь готова, я попрошу тебя залечить мою щёку. Твои перчатки и рация лежат в столе.

Она кивнула.

- Я рад, что ты в порядке, - улыбнулся ей на прощанье Кобра. Ему нужно было заступать в дозор.

- Погоди, - поняв, что он собирается уходить, Сова встала и чуть подалась в его сторону, но остановилась, раздумывая. Кобра остановился, положив руку на дверь. В неловкой тишине отчётливо было слышно гудение колёс и чувствовались лёгкие самортизированные потряхивания. - Я… Найдёшь ли ты для меня прощение?