Он снова умолк. Повисла гнетущая тишина.
Та ночь была необыкновенно тиха: ни свиста птиц, ни дуновения ветерка, ни шороха листвы. Весь мир словно замер и, как только яркая луна скрылась за облаками, погрузился во тьму. Пламя свечи, которую принес Юй Ай, задрожало, потускнело и вдруг потухло. Но до этого Шэнь Цяо не было никакого дела: ослепнув, он больше не различал день и ночь.
Как и все прочие, Шэнь Цяо был человеком из плоти и крови, стало быть, у него тоже болели старые раны, а жизненные трудности и неурядицы огорчали его. Однако он упорно верил, что всегда есть надежда на лучшее, и никогда не унывал. Когда память вернулась к Шэнь Цяо, в его голове зароились тысячи вопросов, сомнения одолели душу, однако он не отчаялся и держался мысли, что, вернувшись, выяснит всю правду. Он встретится с Юй Аем, поговорит и так отметет свои мрачные догадки.
Но вот правда открылась, и Шэнь Цяо ощутил смертельную усталость, будто на его плечи упала вся тяжесть этого мира. Будто кто-то вцепился в него и утащил в ледяные глубины, прямо на дно морское, и теперь оттуда не выбраться, никак не выплыть.
Почувствовав дурноту, Шэнь Цяо невольно налег на бамбуковую трость и стиснул ее крепче, надеясь так удержаться на ногах.
От того, что отразилось на лице брата по учению, у Юй Ая сжалось сердце, однако отступить он не пожелал. Более того, он решил внести ясность в свои взгляды, а потому повторил еще раз:
– Послушай меня, шисюн, никто не жаждет совершенного уединения и полной отрешенности. Несомненно, школа Сюаньду – лучшая среди даосских, и мы в силах поддержать просвещенного государя, чтобы с его помощью распространить наше учение по всему свету. Так зачем нам уподобляться отшельникам, сидящим в глуши? Почти все на горе Сюаньду пришли к этому выводу. Противиться лучшей доле? Не слишком ли наивно, шисюн?!
Но Шэнь Цяо его доводы не принял. Глубоко вздохнув, он горько посетовал:
– Ты уже сговорился с Кунье, а он из тюрок. Разве это не означает, что ты попросту поможешь им захватить Центральную равнину и отобрать наши исконные земли хуася!
– Разумеется, нет! – возмутился Юй Ай. – Наш сговор с Кунье – лишь часть моего замысла, о чем я уже упоминал. И как бы мне ни хотелось открыть нашу школу миру, но я не намерен поддерживать их завоевания! Они свирепы и жестоки, кого из них можно назвать просвещенным государем?
Шэнь Цяо нахмурился: в голове его все перемешалось, однако он смутно чувствовал, что Юй Ай замыслил что-то грандиозное, а что именно, уяснить пока не мог.
– Ты вернулся к нам, – тем временем продолжал Юй Ай, – и, несмотря на разногласия, мы еще можем остаться близкими друзьями… нет, родными братьями, между которыми нет неловкости и недомолвок. Да и куда ты подашься? Видишь ты худо, от полученных тяжких ран еще не оправился. Боюсь, восхождение на гору отняло у тебя немало сил и времени, ты измучен, долгого пути тебе не выдержать, так зачем тебе уходить? Оставайся здесь, гора Сюаньду – твой дом.
Шэнь Цяо медленно покачал головой:
– Ступай своим великим путем, а мне уж позволь довольствоваться узенькой доской, перекинутой через ручей. На роль марионетки-чжанцзяо я не гожусь. И впредь не…
Он осекся. Ему хотелось сказать шиди что-нибудь жестокое, чтобы одним словом разорвать былую крепкую дружбу, однако перед ним вдруг встали картины их общего детства, юности и взросления, и такие яркие и живые, что у него захватило дух. Шэнь Цяо запоздало понял, что жестокими словами их не стереть. Глубоко вздохнув, он передумал что-либо говорить и, плотно сомкнув губы, отвернулся, собираясь уйти.
И если раньше Юй Ай побоялся бы его останавливать, поскольку Шэнь Цяо был лучшим из лучших учеников Ци Фэнгэ, унаследовавшим невероятное мастерство учителя, то теперь опасаться было нечего – уж слишком он стал немощен. К тому же сам Ци Фэнгэ, прославленный мастер боевых искусств, чье имя гремело по всей Поднебесной, не брал в ученики детей с посредственным талантом: все на горе Сюаньду отличались превосходными задатками и хорошо освоили боевое искусство. И Юй Ай не был исключением. Поэтому он легко преградил путь Шэнь Цяо – всего-то и нужно было, что шагнуть в сторону.
– Не уходи, шисюн, – настойчиво повторил он, а сам уже занес руку, готовый оглушить Шэнь Цяо одним ударом.
Однако попытка не удалась – тот, как будто предугадав движение шиди, стремительно отступил и выставил бамбуковую трость так, чтобы ладонь противника угодила прямо по ней. Но Юй Ая эта мера ничуть не впечатлила. Наткнувшись на трость, он потянулся к ней, дабы отнять ее у шисюна, и почти поймал, как вдруг она выскользнула из хватки. Юй Ай ожидал, что Шэнь Цяо отдернет ее и попытается сбежать, но получилось совершенно иначе: тот ни с того ни с сего перешел в атаку, и трость стукнула Юй Ая прямо по запястью.
Нахмурившись, Юй Ай щелчком отклонил трость, а другой рукой потянулся к плечу Шэнь Цяо. Движение его было стремительным: хотя на горе не было ни ветерка, рукава взметнулись, и он в один миг оказался за спиной Шэнь Цяо, отрезая тому путь к отступлению.
Хватка Юй Ая сомкнулась на плече Шэнь Цяо – пальцы до боли впились в плоть, но Шэнь Цяо не бросил сопротивляться. Вместо этого он ловко извернулся и стукнул Юй Ая по пояснице, прямо по нижним ребрам, которые тот сломал еще в детстве, когда рухнул с дерева. Разумеется, за столько лет кости благополучно срослись, но страх перед болью остался, поэтому Юй Ай невольно уклонился, стараясь избежать удара, и вместе с тем выпустил плечо пойманного.
Шэнь Цяо едва ли мог противостоять своему шиди, ведь от его прежних сил осталась лишь треть, однако и у него было небольшое преимущество: он рос с Юй Аем, знал каждое его движение, каждый шаг, отчего мог даже с закрытыми глазами предугадать, как тот будет сражаться. Вдобавок Шэнь Цяо оставался в уверенности, что шиди не станет его убивать, а потому можно не опасаться получить тяжкую рану.
Скорее всего, Юй Ай тоже понял, на что рассчитывает шисюн. После краткого обмена ударами он мало-помалу разгорячился и уже не думал затягивать поединок. Метя в плечо Шэнь Цяо, он замахнулся и на этот раз вложил в свою атаку истинную ци.
Заслышав, как ладонь Юй Ая со свистом рассекает воздух, Шэнь Цяо поспешил выставить трость, дабы снова защититься, однако ничего не вышло. Трость переломилась надвое, и поток истинной ци ударил Шэнь Цяо в грудь – он отшатнулся, отступил на несколько шагов, споткнулся и упал на колено.
Юй Ай воскликнул:
– А-Цяо, не надо драться, лучше пойдем со мной! Как же обрадуется наша шимэй, когда увидит тебя живым и невредимым! А как обрадуются все остальные! – с этими словами он подошел к беглецу, собираясь, повидимому, поднять того на ноги.
На хлопотания шиди Шэнь Цяо не ответил ни словом, ни делом. Подгадав, когда Юй Ай схватит его за запястье, он ловко подобрал половину трости и со всей силы обрушил ее на предателя. И тут-то выяснилось, что все это время Шэнь Цяо старательно копил силы и выжидал, когда Юй Ай ослабит бдительность, чтобы обезоружить его одним ударом.
Юй Ай не мог и предположить, что немощный слепец даст такой яростный отпор. Он еще толком не понимал, насколько силен теперь Шэнь Цяо, и даже не подозревал, что тот восстановил только треть прежних сил. Но Юй Аю хватило и одного свиста, с которым стали закручиваться воздушные потоки у трости, чтобы почуять неладное. От ци, что вложил Шэнь Цяо в обломок, веяло как от студеного источника, и этот холод пробирал до костей. Обостренные чувства подсказали Юй Аю, что лучше не принимать этот удар, а уклониться.
Однако Шэнь Цяо вовсе не собирался нападать. Он вдруг опустил руку, развернулся и бросился прочь. Чтобы скрыться, он перешел на цингун, которым некогда овладел в совершенстве.
Шэнь Цяо вырос на горе Сюаньду, знал на ней каждую травинку, и лишь по смутным очертаниям двора и павильонов он вскоре понял, где находится. И все же отделаться от Юй Ая не удалось: тот бросился в погоню за беглецом. Прислушавшись, Шэнь Цяо выждал, когда он подберется поближе, и метнул в него обломок бамбуковой трости.
