Немного погодя в комнату для гостей вошли молодые монахи с матрасами и одеялами и тоже улеглись на нары. Те, стоит сказать, были не так уж широки, однако шестеро на них еще худо-бедно помещались. Но когда прибавилось еще двое монахов, стало совсем невмоготу. Не выдержав давки, Чэнь Гун возмущенно пробормотал:

– И шестеро уже много, а тут еще двое!

Один из молодых монахов услышал его и шепнул в ответ:

– Уважаемый благодетель, среди прочих гостей есть молодая женщина. Неуместно ей будет почивать среди мужчин, вот мы и оставили ей комнату, а сами пришли сюда, ибо помогая другим, помогаешь себе.

Поспорить с этими соображениями было нельзя, ведь женщины действительно спят отдельно от мужчин. Но Чэнь Гун все равно остался недоволен и уж было собрался что-то сказать, но тут заметил мечи у четырех мужчин, сопровождающих гостью, и мигом прикусил язык. Заодно он углядел кое-что и от этого пришел в радостное возбуждение.

После гостей монастыря пригласили на ужин. По пути в трапезную Чэнь Гун потянул Шэнь Цяо за руку, чтобы шепнуть:

– Заметил, да? Все четверо из Союза Вездесущих! И на платьях, и на сундуках они носят метку Союза! Я тут же узнал ее, ведь такую же видел в уезде Фунин!

Шэнь Цяо улыбнулся ему и покачал головой:

– Я же плохо вижу, как мне заметить?

Но его слова нисколько не погасили радостный пыл Чэнь Гуна. Как будто не слыша, он спросил:

– Как думаешь, если при случае я с ними заговорю и понравлюсь им, они согласятся взять меня к себе?

Шэнь Цяо прекрасно понимал, что для Чэнь Гуна попасть в Союз Вездесущих – не мимолетная прихоть, а горячее желание, настоящая мечта. За весь долгий путь юноша так и не передумал. Однако при всем этом Шэнь Цяо не хотел его обнадеживать. Немного помолчав, он начал издалека:

– Думаю, тебе лучше отказаться от этой затеи…

– Почему это? – удивился Чэнь Гун.

– Я заметил, как ты всячески стараешься к ним подступиться и расположить к себе, однако они не обратили на тебя ни малейшего внимания. И во флигеле те четверо не проронили ни слова, стало быть, держатся настороженно и не готовы вести беседы с чужаками. Не исключено, что они и вовсе не желают нас видеть. Другими словами, все твои попытки заранее обречены на неудачу.

Чэнь Гуна его ответ не обрадовал, однако не признать правоту своего братца-сюнчжана он не мог. Наконец он раздраженно выпалил:

– Хм! Так они с презрением глядят на простой люд? Ну погодите! Придет время, и я стану главарем над вами! И уж тогда вы будете ползать передо мной на коленях, а я вами – помыкать!

Шэнь Цяо прекрасно понимал, что такие слова рвутся из Чэнь Гуна лишь оттого, что ему нелегко пришлось и с раннего детства он пережил многие горести. Натерпевшись от мачехи, он теперь всячески пытался взять верх над другими, отчего переубедить юношу в двух словах было трудно, и Шэнь Цяо не стал его уговаривать.

В Заоблачном монастыре вели жизнь тихую и скромную, а потому путникам пришлось довольствоваться лишь постными кушаньями, притом чрезвычайно простыми. Им подали рисовую кашу да несколько блюдец с закусками из моченых овощей, которые заготовили сами монахи обители. Впрочем, пища оказалась достаточно вкусной.

Шэнь Цяо ел очень медленно, а вот Чэнь Гун так расстроился от того, что не удалось завязать знакомство с людьми из Союза Вездесущих, что ему и рис в горло не лез. Наскоро проглотив несколько ложек каши, он поспешил вернуться во флигель.

Едва он ушел, как к трапезе присоединились еще двое из тех, кто остановился в монастыре на ночлег. И хотя Шэнь Цяо теперь мог отличать свет от тьмы, но отчетливо предметы не видел, а если пытался куда-нибудь долго всматриваться, его глаза начинали нещадно болеть. Обычно он предпочитал всюду ходить с закрытыми глазами и размыкать веки только в крайнем случае, когда ничего другого не оставалось. Поэтому, когда в трапезную вошли еще двое и тоже сели за длинный стол, он различил лишь то, что они будто бы носят юбки, как и положено женщинам.

Очень скоро Шэнь Цяо догадался, что люди из Союза Вездесущих сопровождают какой-то чрезвычайно важный груз, отчего и не могут всей компанией ужинать: кто-то должен стеречь сундуки. Такой вывод он сделал лишь по тому, что за столом сидело только двое из четырех, а еще двое были, скорее всего, женщинами, которым отдали комнату молодых монахов. Разумеется, Шэнь Цяо и не подумал лезть в чужие дела. Доев кашу, он потянулся за бамбуковой тростью, чтобы тоже удалиться во флигель.

Но тут раздался стук. Видимо, трость откатилась от него и упала на пол. Шэнь Цяо нахмурился. Он даже не успел коснуться ручки, а ни с того ни с сего она повалиться не могла.

– Это я по неосторожности задела трость. Извините меня, господин, – следом совсем близко раздался нежный голос, и какая-то девушка быстро нагнулась, чтобы подобрать трость и вручить Шэнь Цяо.

– Ничего страшного, – сказал он, принимая ее, после чего поднялся, вежливо поклонился и засобирался уходить.

Но незнакомка так просто его не отпустила:

– Раз мы встретились, значит, так суждено. Могу ли я узнать имя господина?

– Моя фамилия Шэнь, – спокойно ответил Шэнь Цяо.

– Господин Шэнь держит путь в город? – стала расспрашивать его девушка.

– Да, в город.

– Но ведь там полно гостиниц и постоялых дворов. Почему же господин решил переночевать в маленьком ветхом монастыре, а не подыскал комнату сразу в городе?

Очевидно, она прощупывала, что за человек перед ней, и будь на месте Шэнь Цяо кто-нибудь другой, он бы непременно задал встречный вопрос: «Отчего допрашиваете? Сами же остановились тут, так почему другим не даете?» Но Шэнь Цяо с его мягким нравом решил ответить честно:

– В дорогу мы собрали мало средств. Если станем ночевать в городской гостинице, потратим больше разумного. Мы решили остаться здесь до утра и с первыми лучами войти в город, чтобы в постоялом дворе не было необходимости.

Речь его звучала приятно и учтиво, и сам облик Шэнь Цяо невольно располагал к нему. Да, он носил халат-пао из грубой холстины, но выглядел опрятно и приятно, отчего нельзя было отнестись к нему с пренебрежением. Однако он ничем не походил на Чэнь Гуна ни характером, ни манерами, и это было уже подозрительно. Когда два настолько разных человека путешествуют вместе, у любого в голову закрадется вопрос, что их связывает, не надо ли проявить здесь бдительность и все разузнать. Другое дело, что для мира цзянху они по-прежнему были простецами, далекими от боевых искусств.

Его объяснение звучало разумно и справедливо, и Юнь Фуи (так звали незнакомку) не нашла в нем ничего подозрительного, поэтому тут же сердечно извинилась:

– Простите меня за дерзость, и прошу, не корите меня. Меня зовут Юнь. Юнь Фуи.

Шэнь Цяо кивнул.

– Приятного ужина, дева Юнь. С вашего разрешения, ничтожный Шэнь отклоняется.

– Берегите себя, господин, – вежливо попрощалась она.

Прощупывая дорогу бамбуковой тростью, Шэнь Цяо медленно вышел из трапезной. Провожая его взглядом, Юнь Фуи чуть нахмурилась, но ничего не сказала.

Зато подал голос Ху Юй, один из ее подчиненных, сидевший рядом:

– Заместительница главы, боюсь, эти двое неслучайно заявились сюда. На паренька-то плевать, а вот этот Шэнь… Он вроде слепец, так чего его понесло незнамо куда? Что ему в других землях понадобилось? Может, и на то, что мы охраняем, покушается?

Услышав эти соображения, его старший брат-близнец Ху Янь закатил глаза.

– Будто бы ты один заметил, а заместительница – нет!

– Я сейчас проверила его, – вступила в спор Юнь Фуи. – У него нет внутренней ци, к тому же моего имени прежде не слышал. Скорее всего, не притворяется… В любом случае этой ночью нужно быть начеку. Сперва я рассудила, что в городе оставаться опасно – слишком много глаз и длинных языков, но теперь мне кажется, что и это решение не из лучших. – Что же за редкое сокровище мы охраняем? – невольно забеспокоился Ху Юй. – С того дня, как мы пустились в путь, на нас уже дважды нападали, и каждая шайка наемников была сильнее предыдущей. Дорога отсюда до Цзянькана неблизкая, к тому же она рано или поздно поведет на юг. Как бы не случилось чего… Если груз потеряем – это еще не беда, куда страшнее запятнать доброе имя Союза Вездесущих.