Ночной сумрак отлично умел приглушать звуки, но никак не мысли. По крайней мере, он так и не приноровился работать с Софи. Она не могла спать. Даже когда сильно уставала. Даже когда была на ногах дольше, чем в постели.

Раньше Софи считала, что на Ньюэре человечество жило счастливо. По крайней мере, оно получило свою часть всеобщего процветания тут же, как Гвен и Бенедикт Беннеты подавили новую чуму, поселившуюся на этой планете, своей вакциной. Конечная версия «PG-32» спасала людей вот уже двадцать пять лет, но и с ней Нью смогла свести людей с ума. Сначала кожу покалывало, затем она всё сильнее начинала зудеть. Человек и не успевал замечать того, как от боли кислорода в лёгких становилось меньше, а плоть стремилась покинуть его тело. Мышцы вздувались, лимфоузлы наливались ненужной им жидкостью. Смерть была ужасной, но быстрой, и, пожалуй, только благодаря этому с её вспышками успевали справляться.

Но ситуацию на Ньюэре это ничем не улучшило. Большая часть всего позапрошлого поколения ньюэровцев молилась над постелями родных, пытаясь разобрать их прощальные слова. Страх заразиться пропадал вместе с тем, как пустые от болезни головы близких касались больничной подушки. Если они ещё могли справляться с речью, то неизменно произносили одно: «Лампы глаза режут, можешь их выключить? Пододвинь меня к окну, я больше люблю звёзды. Вот они светят приятно. По-родному. Совсем как Солнце дома».

Всё это было давно пережито, и то лишь благодаря супругам Беннетам – паре учёных, своей проницательностью расшифровавшей чумной код. Софи почитала их точно так же, как и все остальные жители Нью, с нетерпением отсчитывая дни, когда их причислят к лику святых. Вот только одним днём старое знание успело изменить людям Ньюэры. Кто-то неизвестный распорядился людям впасть в безумие, и они с большой охотой к этому приказу прислушались. Перед своей смертью мир вскрикнул, и этот вопль никак не выходил из головы Софи. Потому что она самолично его застала на кухне собственного дома. Но этот крик не принадлежал Софи. Когда время иссушило её слёзы, рыданиями ломалась Лили. Тогда она пришла к ней и увела в свой дом. Они пробыли вместе до тех пор, пока солдаты не решили эвакуировать Лили вместе с отцом. Сначала Софи сильно на них злилась, но гнев скоро сменился отчаянием. Она осталась один на один со всеми ужасами нового мира.

Стоило Безумному коснуться чужой кожи, как его собственная намертво к ней прирастала. Плоть слипалась в комки, безобразными потёками сочилась через сохранившуюся одежду. Когда же больной, хватаясь за голову, пытался понять, за что Боже обрушил на него свой гнев, тот лишь называл его праведным3. Пальцы наполнялись кровью, ткань рвалась, а скальп слезал с черепа вместе с ладонями. Но вердикт Всевышнего никогда не был милостив. Попытки помочь всегда делали хуже для одной из сторон. В этом конфликте страдали двое. Тот, кто нуждался в помощи, и тот, кто её оказывал.

Все люди слились в бездумный кусок чего-то живого. Каждый превратился в мокрое пятно на горячей поверхности городского асфальта. Кем бы человек ни был при жизни, его ждала та же участь. Опустошение и безвольный рёв, вырывающийся из залитых кровью лёгких. Безумные бродили по сёлам, переполняли леса, ныряли под тени домов. Они всё искали и ждали. Им необходим тот, кого болезнь ещё не затронула. Безумным нужна была Софи.

«Порой, когда я о ней вспоминаю, мне начинает казаться, что всё произошедшее мне привиделось. Точнее, то, что ещё только должно случиться. Возможен и такой вариант, при котором я выдумал её для того, чтобы облегчить груз своего стыда и оправдать бессилие. Но всё это и правда должно существовать, ведь я никогда не лгал Мегги. Просто не смог бы так с ней поступить. Она заслуживает лучшего. Так было, есть и будет всегда. Маргарет достойна кого-то, кто смог бы позаботиться о них с Оливером. Им нужна та, что спасёт их. Поэтому я не могу выбросить её из головы, и думаю о ней целую вечность.

Она сказала мне, что нас убьют сразу же, как мы подступим к границе первого Кольца. Не весомый ли это аргумент в пользу бездействия? Не представляю, сколько времени ей пришлось потратить на то, чтобы узнать все варианты развития событий, какие я только смогу предположить, но у неё были ответы на все мои вопросы. Даже на самые глупые.

Вчера я попросил её назвать число, которое загадал. И кто-то за меня рассказал ей о нём. Бесконечность плюс единица. Бессмыслица, о которой она уже знала».

Джеймс Милер

Утренний ветер стучал в закрытые окна и хлопал дверьми. В отсутствии людей стихия пробралась во все уголки своей старой обители. Теперь здесь была лишь Софи. Она проснулась в тот самый момент, когда собственное тело резким толчком вырвало её из кошмара. Всегда один и тот же сценарий: голова болела, на лбу выступала испарина, а дыхание срывалось на хрип. Спать было опасно. Мародёры могли заметить осколки и переступить через все её ловушки. Вслед за горячей едой из жизни Софи ушёл и нормальный сон.

Раньше в схожих обстановках она всегда раздражалась, но теперь в этом не было смысла. Всё равно никто бы на её тирады не ответил. Словно бы без людей эмоции и чувства не имели смысла. Когда выстрелы прекращались, исчезала и необходимость страха. Софи бесшумно прохаживалась по чужому дому, прислушивалась и пыталась расслышать нестройный хор чужих голосов. Переговоры листвы бесчисленных деревьев, высокорослой травы и плодоносящих кустов уже давно стали белым шумом. В нём легко угадывался смех. Софи так грамотно научилась его различать, что стала замечать его уже на подъезде к городу. Он был очевидным признаком присутствия здоровых людей. Ведь у Безумных причин для смеха попросту не было. Да и у Софи тоже.

Вещи собирать не приходилось, потому что она никогда их не разбирала. Софи не снимала даже обуви, расслабляя шнуровку кед лишь на вечер – у неё всегда находился повод бежать. Мародёры выходили на охоту намного позже рассвета, и этими несколькими холодными часами Софи приходилось пользоваться так, чтобы не будить их раньше времени. Так и сегодня она покинула одинокий дом, бросив жестянку из-под фасоли в кухонное мусорное ведро. Там бы её никто не заметил. Всё чаще Софи пыталась улыбаться от мысли, что она была единственной, кто в новом мире соблюдал правила приличия. Правда, это у неё никак не выходило. Лишь уголки губ напрягались от того, как усиленно она тянула их вверх. «Может, я разучилась? Теперь улыбки бесполезны».

Когда Софи нужно было скрываться, все дороги вели её в лес. Мародёрам здесь искать нечего, а Безумные бродили там, где обычно собирались люди. Выбравшись на веранду позади дома, она подняла свой велосипед и тихим, но быстрым шагом направилась к ближайшим деревьям. Безукоризненно чистые облака плавали над её головой, без конца плещась в посветлевшем небе. Раньше Софи считала нормальным видеть извечно цветные струи дыма, поднимающиеся от заводов, что переполняли города последних Колец. Ей всё думалось, что в росте заражений чумой виноваты эти самые газы. Сколькими фильтрами не заполняй трубы, едкий смог не прекратит валить на улицы таких крошечных городков, как тот, в котором родилась и жила Софи. Такова была участь всей её семьи – наблюдать поднимающиеся к небесам вихри, надеясь на их безвредность.

Роса на колючей траве неустанно дразнила голые щиколотки, а ветер сдувал с неумытого лица утренние слёзы. Мать-Природа всегда, как могла, заботилась о своей новообретённой падчерице. Она без устали прокладывала грунтовые дороги туда, куда Софи держала путь; густой листвой прикрывала её понурую голову от неугодного внимания и стелила ручьи в местах, где ожидала от Софи остановки. Порой ей чудилось, что у бесконечных притоков грозной реки Кали она может искать покоя. Ведь все потоки стекались в неё – благородную и необозримо длинную реку, своим бушующим течением хранящую покой в первом Кольце и столице, расположившейся в самом её сердце. Софи никогда не видела основной Кали, но вблизи её вод могла выдохнуть. Хотя бы на то время, что река позволяла ей спрятаться за шумом беспокойных течений.