Бип. Бип…

Я скосила взгляд вниз и чуть не подпрыгнула от изумления.

Прямая линия пульса дрогнула – слабо, едва заметно. Долгая пауза, за которую начало казаться, что это был последний удар отравленного умирающего сердца, – и…

Бип.

Шисс!

Я бросила на бессознательную фемму короткий взгляд, выбрасывая из головы лишние мысли. За годы, проведенные бок о бок с Саулом, я довела нужный рефлекс до автоматизма. Как бы я ни относилась к Ракель, что бы ни думала о ее возможном предательстве, здесь и сейчас она была пациенткой, а я – медичкой, пусть и без образования и лицензии. И мой долг – сделать все, что в моих силах, чтобы вернуть пациента к жизни.

– Хави! – позвала я, перекрикивая разгоравшуюся перепалку, а руки меж тем порхали над телом Ракель, подключая дополнительные мониторы и нащупывая вену для стимулирующих инъекций. – Хави, она еще жива! Ракель жива!

А дальше… пусть разбирается Кессель.

– Что?

Анхель подлетел к нам за долю секунды. Оттолкнул зазевавшегося Гаррета и наполовину залез на голограмму Рохаса, падая на колени перед койкой. Чешуйчатая красная лапа бережно сжала узкую ладошку, казавшуюся совсем крошечной в трансформировавшейся руке манна.

– Ракелита, сердце мое…

– Потянись к ее шейду! – приказала я, не отрывая взгляда от экрана жизненных показателей, дополнившегося выведенными мозговыми импульсами. – Давай! Она слабеет.

Шейдер не откликнулся, продолжая бормотать что-то бессвязно-ласковое, поглаживая безвольную руку. Только лицо, искаженное болезненной гримасой, скривилось еще сильнее.

Я в ярости треснула кулаком по стеновой панели. Бесполезен, он просто бесполезен! Гаррет в растерянности, у меня недостаточно способностей. Хави мог бы… но у Хави были другие проблемы.

Вдох.

Выдох.

«Соберись, Сола».

– Да что ты с ней возишься? – Голос Рамона буквально сочился злобой. – Разве не ясно? Она предатель!

– Нужно допросить ее.

– Не нужно! – взвился шейдер, и несколько голосов нестройно поддержали его. – Пусть подыхает, раз сама этого хотела!

Я пропустила слова дяди мимо ушей.

– Мне нужно оборудование для гемодиализа, – обратилась я к Рохасу, с трудом прогоняя из головы разраставшийся страх и воспоминания о неудавшейся реанимации Михелей. – Аппарат для переливания крови, дефибриллятор, капельницы, шприцы, катетеры… – Голографический манн молчал, словно ожидая, когда я закончу список. – Искусственная кровь… хоть что-нибудь…

– Прошу…

Рохас театральным жестом взмахнул рукой, дистанционно открывая нужные ящики.

Я мысленно – ехидная физиономия предводителя «Хирургов» отбила всякое желание говорить такое вслух – поблагодарила его за предусмотрительность. Ну, наконец-то адекватный медотсек, рассчитанный на любой непредвиденный случай, а не только на авось и естественную регенерацию шейдеров.

Тонкая силиконовая трубка потемнела, наполняясь кровью. Дыхательная маска накрыла рот и нос феммы, насос заработал, перегоняя воздух. По монитору одна за другой побежали волны – сердце постепенно оживало.

Бип.

Бип…

Если бы не шейд Ракель, остававшийся недосягаемым для моих отчаянных и неумелых попыток ощутить ответный отклик, я бы сказала, что реанимация проходит успешно.

– Состояние стабилизировалось, – отчиталась я, встретившись взглядом с Кесселем. – Я все еще не чувствую ее шейда, но в остальном жизнь Ракель вне опасности.

– Бесполезно. – Рамон, наблюдавший за моими манипуляциями, презрительно сплюнул на пол. – Шейдер без шейда все равно что мертв. Ты зря тратишь время, Солана. Неужели не помнишь, что случилось с Михелями? Литианская дрянь убивает любого, в чей организм попадает.

– Но Ракель жива.

– Подтверждаю, – кивнул голографический Рохас.

Лицо Рамона побледнело.

– Бесполезная дура, – пробормотал он. – Даже отравиться не смогла как следует.

– Может быть, Шей Перес, – многозначительно выгнул бровь глава «Хирургов», – это потому, что Шей Вега использовала вещество, которое заведомо не могло ее убить?

– Но… как? – Я потрясенно уставилась на невозмутимого Рохаса, ехидно смотревшего на Рамона. – Я видела своими глазами… Я знаю, как действует эта дрянь на шейдера…

– Показания приборов, Шей Диаз, однозначны. Гемодиализ протекает по плану. Состояние пациентки нормализуется.

Я сверилась с датчиками. Невероятно, но… Дамиан Рохас был прав. Шейд Ракель не отвечал и, казалось, был мертв, но организм, вопреки всему, прекрасно реагировал на лечение и восстанавливался, очищаясь от отравленного стима. Как будто… на койке передо мной лежала литианка, нор-ра или полукровка, вообще не имевшая второй сущности, на которую мог бы подействовать литианский препарат.

Шейдер… без шейда.

Как такое было возможно?

И тем не менее…

– То есть ты подтверждаешь, – уточнил Хавьер у голограммы, – что Ракель выживет?

– Со всей определенностью.

– И сможет дать показания касательно последнего часа и остальных обвинений?

– После завершения гемодиализа – да. Разумеется, если ей будет что сказать.

– Хорошо.

– Ничего хорошего! – Рамон совершенно вышел из себя. Показалось, еще чуть-чуть, и он набросится на меня, Ракель и Рохаса. – Хавьер! Зачем нам слушать предательницу и ее жалкие оправдания? Хочешь привести Ракель в чувство, чтобы дать ей возможность сговориться с Дамианом Рохасом и выступить против нас? Прости, но такого решения я одобрить не могу!

– А я не могу понять другое… – Я недоверчиво покосилась на дядю. В груди с каждой секундой крепло подозрение, что желание Рамона поскорее закрыть вопрос с предателем имело иное объяснение. – Почему Ракель решила убить себя именно этой отравой, когда в ее распоряжении была целая аптечка сильнодействующих препаратов?

– Да какая разница!

– Она знала, – вдруг поднял голову Анхель, до этого сгорбившийся у койки Ракель и не участвовавший в перепалке. В светлых глазах зеленоволосого шейдера застыла боль – и вместе с тем непробиваемая уверенность в каждом своем слове. – Она знала. Шиссова дрянь, убивающая шейдов, не подействовала бы на нее. Если бы она и правда хотела… убить себя, она выбрала бы что угодно другое.

Шейдеры зашептались. Таким, неожиданно серьезным и собранным, Анхеля, пожалуй, не видели еще никогда, и это производило впечатление.

– Да кого вы слушаете! – взорвался дядя. – Наркомана и алкоголика, давно потерявшего всякую адекватность! Хавьер!..

– Рамон. – Глава «Механического солнца» шагнул вперед, закрывая нас от взбешенного бывшего безопасника. – Ты точно ничего не хочешь мне рассказать?

– Я… – На целую секунду он замер, придавленный твердым взглядом и железной волей старшего Кесселя. – Хавьер…

А затем неоновый секретарь Дамиана Рохаса щелкнул пальцами, и на пустой белой стене медотсека вспыхнула проекция, снятая, судя по углу обзора, на одну из камер, установленных в комнате прямо над столом. Камеры поменьше показывали лишь спину и затылок Рамона, ловко прикрывшегося от основных следящих устройств, но одна, мастерски скрытая, осталась незамеченной.

Замерев от ужаса и потрясения, мы наблюдали, как руки Рамона порхают по клавиатуре медицинской панели в попытке пробиться во внешнюю сеть. Из порта сбоку торчала не до конца вставленная пластинка чипа. Символы на небольшом экране сменяли друг друга, но Рамон раз за разом терпел неудачу.

«Что-то не так?» – прозвучал голос феммы за пределами видимости.

Рамон развернулся – нарочито непринужденно и спокойно, – ловким движением выдергивая и сминая в пальцах чип с вирусом.

«Нет. Все в порядке. Просто хотел кое-что проверить. Кстати, возьми… – Угол обзора скрытой камеры сместился, следя за руками бывшего безопасника. В поле зрения объектива попала наполненная шприц-ручка. – Пусть стима и недостаточно, не стоит жертвовать собой ради других».

«Спасибо, Рамон».

Неоновый остановил запись и, разведя пальцы, приблизил изображение.

Слабое зеленое облачко едва заметно кружилось среди золотистых частиц стима.