А лучше бы…

Лучше бы думал о том, что я чувствую, и не рвался подыхать при каждом удобном случае. И не только потому, что «Механическому солнцу» и семнадцатому району не найти лучшего лидера, а потому что… потому что мне, мне, Солане Диаз, не все равно, жив он или мертв. Мне не все равно…

Бесит!

Я замахнулась на многострадальную переборку, но в ту же секунду дверь с шипением втянулась в стену. Передо мной стоял, вопросительно глядя на занесенный над невинной электроникой кулак, Хавьер Кессель.

Манн был полуобнажен. По мускулистому торсу стекали капли воды, впитываясь в плотную ткань тренировочных штанов. Короткие темные волосы, влажные после душа, блестели. Ожоги и раны, едва затянувшиеся тонкой корочкой чешуи шейда, покрывали тело, напоминая о долгом и тяжелом пути к пятнадцатому.

«А ведь Хавьер несколько раз совершил полную трансформацию за последние сутки, – мелькнуло в голове. – Даже один оборот требует от шейдера огромного количества энергии, доводя организм до крайнего истощения. И полкубика разбавленного стима, щедро предоставленного «Хирургами» для незваных гостей, было ничтожно мало – капля в море по сравнению с тем, что требовалось для восстановления организма крепкого, физически развитого манна».

Но был и другой способ…

Злость испарилась, уступив место… голоду и желанию – не слишком уместным чувствам для медички, но совершенно естественным для шейдера, остро нуждавшегося в энергетической подпитке. Я вдруг ощутила, что тоже истощена, тоже растратила за время бесконечного бегства куда больше энергии, чем имела. И тоже остро нуждалась в ее восполнении.

Нуждалась в нем.

Мне показалось, Кессель это почувствовал. Что-то мелькнуло в его потемневших глазах, шальных от токсина, антидота, стима и всепоглощающего голода. Казалось, еще мгновение, и манн перестанет сдерживаться, набросится – прямо здесь, прямо сейчас – и сделает то, чего мы оба безумно хотели.

Возьмет меня.

Страстно.

Жестко.

Хавьер наклонился, и я, дурея от гормонов, которые шейд выбросил в кровь, подалась ближе. Встала на цыпочки, потянулась…

Но Кессель всего лишь наклонился к полке за моей спиной и протянул сбереженные – для него, между прочим! – полкубика стима из моего пайка.

Шиссовы.

Полкубика.

Стима.

Ну уж нет!

Я не позволила ему развернуться и уйти в очередной раз спасать мир, наплевав на собственное состояние, едва затянувшиеся раны и интоксикацию шиссовой слизью, бросилась вперед и, прежде чем он успел потянуться к панели управления внешней дверью, преградила ему путь.

– Хавьер Кессель! Что ты, шисс тебя подери, собрался делать? Думаешь, штаны нацепил, так и все, снова в бой? Тебе нужен отдых!

– Я в порядке, – ровно возразил манн, но чуткий слух уловил хрипотцу в его голосе и напряжение темного шейда. – Нужно закончить переговоры.

– Какие переговоры? – взвилась я. – Ты чуть не умер! Уверена, даже шиссов Рохас это понимает, раз распорядился на время оставить нас в покое.

– Ты плохо его знаешь, – усмехнулся Хави, глядя на меня. Улыбка вышла кривая, и это только усилило мою ярость. – Покой и Рохас – вещи абсолютно несовместимые. Он всегда что-то планирует. Всегда.

– Не пытайся уйти от темы!

– Я в порядке, мелочь.

Взгляд Кесселя, тяжелый и темный, говорил об обратном. Я чувствовала голод его второй сущности – не могла не чувствовать, – и ответное желание переполняло тело, буквально сводя с ума от близости недоступного дуального манна.

Моего – и пусть только кто-то попробует это оспорить! – манна.

«Взаимное удовольствие, Диаз, – всплыли в памяти его слова. – Вот что питает обоих шейдов эффективнее всего».

Но Кессель не двигался с места, не пытался приблизиться, прикоснуться. И я… абсолютно, совершенно, целиком и полностью не могла этого понять. Все внутри буквально кричало о том, что он хотел меня так же, как я хотела его, и вместе с тем он сдерживался. Будто не хотел этого – жадных поцелуев, сорванной одежды, соединения двух тел, двух шейдов в одно целое. Будто после всего, что мы пережили, ему не нужно было так же ярко, как мне, почувствовать, что мы оба живы. Ощутить, как с каждым толчком, резким и болезненно-сладким, уходит страх, напряжение и бесконечное ожидание новых потерь.

Просто быть с тем, к кому так настойчиво тянулись тело, разум и шейд.

И сердце.

– Кессель…

Он навис надо мной – грозный, сильный, темный. Кровь заструилась по артериям быстро и жарко. Я потянулась ладонью к груди манна, не в силах противостоять его магнетизму.

Хавьер отстранился.

– Не надо.

– Почему?

Черные зрачки, неестественно расширенные, практически бездонные, неотрывно смотрели прямо на меня. Шейд внутри чувствовал голод дуальной сущности, прорывавшийся из темноты глаз Хавьера блестящими искрами. И предвкушал…

– Не надо, мелочь. В таком состоянии нам трудно себя сдерживать.

Я недоуменно моргнула.

«Сдерживать».

Еще недавно вся моя жизнь была подчинена этому слову. Еще недавно я испугалась бы, услышав такое признание от вольного шейдера, никогда не глушившего свои животные инстинкты литианским блокиратором. Но сейчас… сейчас я доверяла Хавьеру. Безоговорочно.

– Не сдерживайся… – Я бесстрашно посмотрела в его глаза. – И меня… не сдерживай. Ты сам сказал, что взаимное удовольствие восстанавливает лучше всего.

– Сола…

– Хавьер Кессель, я спасла тебе жизнь. Вытащила тебя с того света – и не один раз. Так где твоя благодарность?

Темные искры заплясали в светлых глазах.

– Благодар-рность?

От низкого хриплого шепота по телу пробежала дрожь.

Я не стала отвечать. Потянувшись к краю топа, сняла его одним рывком, обнажаясь перед Кесселем, и смело шагнула к нему. Плотно прижалась всем телом, потерлась о мощную мускулистую грудь, чувствуя, как рвутся друг к другу изголодавшиеся шейды и как разгорается желание, которое и так едва поддавалось контролю.

Наше обоюдное желание.

– Где благодарность, Кессель?

Потемневшие глаза сверкнули предвкушающим голодным блеском. Губы хищно изогнулись. Миг – и сильное тело манна вдавило меня в стену. Пальцы сомкнулись на моей шее, лишая возможности к сопротивлению – как тогда, в темном переулке, где Кессель нашел меня, а я, пытаясь остановить его, требовала благодарности за спасение. Иной благодарности.

А сейчас я была готова. Сейчас я хотела, чтобы Хавьер пошел до конца. Позволил нам, нашим шейдам сплестись в единое целое.

Палец скользнул по подбородку, заставляя запрокинуть голову и разомкнуть губы. Манн впился в них жестким требовательным поцелуем – так резко и напористо, что я не смогла сдержать стона.

– Хави…

Хавьер отстранился от меня, пожирая шальным голодным взглядом.

– Довольна?

Я потянулась к нему, прихватывая зубами нижнюю губу манна, дразняще горячую после недавнего поцелуя.

– Нет.

Горячий язык ворвался в рот, переплетаясь с моим, рука сжала ягодицы. Я обвила Хави ногами, скользнула – вверх, вниз – по ощутимо твердой выпуклости. Кессель хрипло выдохнул мне в губы. Я чувствовала – не могла не чувствовать, – что он хотел меня так же сильно и остро, как я его… в себе… сейчас…

Это было похоже на безумие – жаркое, страстное безумие. Наши шейды, словно спущенные с поводка хищники, не желали останавливаться. От гормонального шторма, накрывшего тело, меня трясло. И я нырнула в эту страстную бездну, погружаясь все глубже и глубже. Я хотела…

Больше.

Сильнее.

Сейчас.

Ладони манна подхватили меня под бедра и легко, почти без усилий, подняли выше, открывая обнаженную грудь поцелуям Хавьера. Я застонала в голос, не в силах сдерживать разгоравшийся внутри пожар. Энергия, дикая и необузданная, переполняла меня, заставляя извиваться в руках Кесселя от дикого неудовлетворенного желания.

Шейды внутри – серебристый и черный – бесновались и сходили с ума. Шейды хотели большего.

Как и я.

– Хави, Хави, Хави…