– Тушь размажешь, – предупредила Алиса.
Мирослава улыбнулась, вытерла ладонями щеки.
– Да‑да, я сейчас… Просто уже не надеялась его увидеть.
– Ну, скажешь Владу спасибо, – хмыкнула Алиса. – Он не только кулон нашел. – Она показала пакет с деньгами.
Мирослава перестала плакать, широко распахнутыми глазами посмотрела на пакет.
– Это точно наши? Он не решил нам из своих подбросить?
– Точно наши, – уверила Алиса. – Смотри, твоей резинкой перетянуты даже.
– Алиска! Это просто замечательный день!
Передав Мирославу в руки приехавшему Владу, Алиса поднялась в квартиру.
Хозяева платить должны, чтобы кто‑то здесь жил! Хорошо говорить, когда родители подарили тебе что‑то приличное, заплатили за образование, восемнадцать лет облизывали тебя и потакали всем капризам. Некоторым и такое жилье не по карману.
Ладно, нечего нудеть , оборвала она сама себя. Тоже в люди выбьешься. Если Леону поможешь.
Быстро перекусив, Алиса отсчитала нужную сумму и отправилась к матери. Снег не прекращался, снегоуборочной техники на улицах было не видать, поэтому она не стала рассчитывать на автобус, пошла пешком. По дороге сделала несколько звонков, убедившись, что пока все идет по задуманному плану.
Идея пришла ей в голову вчера, и Алиса собиралась воплотить ее в жизнь, пока есть время. Лучше бы, конечно, не в такую погоду, но выбирать не приходилось. Кто знает, когда у нее еще будет свободный день.
Мать ей обрадовалась. Конечно, наверняка еще больше обрадовалась принесенным ею деньгам, но Алиса не обращала внимания на такие мелочи. Любка тоже была рада, с восторгом рассказывая, как сильно облегчает ей жизнь новенький ноутбук. Вот даже и сейчас: еще только середина дня субботы, а у нее уже все уроки на понедельник и даже на вторник сделаны. Значит, завтра целый день свободен. А без компьютера пришлось бы долго и нудно листать дурацкие книги.
Быстро перекусив, Любка снова умчалась в свою комнату, Алиса с матерью остались одни.
– Мам, я не просто так приехала, – сказала Алиса, вытаскивая из кармана сложенные вчетверо листы бумаги.
– Что‑то случилось? – насторожилась мать.
– Нет, ничего не случилось. Просто привезла тебе кое‑что. – Алиса подвинула бумаги ей. – Это оплаченный сеанс в спа‑салоне на сегодня. Мы с Мирославой ходили туда недавно, там классно. Еще билет на ужин в одном из ресторанов неподалеку. Там сегодня какое‑то кулинарное шоу от шеф‑повара, вход только по билетам, ужин входит в стоимость. И еще билет на последний сеанс в кино. Я все рассчитала, ты должна успеть после ресторана.
Мать недоверчиво смотрела на Алису, будто та сказала, что оплатила ей полет на Международную космическую станцию.
– Зачем это? – спросила она.
– Ты была права: ты давно не жила для себя. Никуда не выходила, нигде не бывала. Вот, я хочу, чтобы хоть полдня ты провела, как полагается женщине в сорок лет. Знаю, что едва ли ты сама быстро придумаешь, чем заняться, поэтому придумала все за тебя и оплатила. Только пожалуйста, не надо говорить, что эти деньги пригодились бы на пеленки Диане.
Мать промолчала. Алисе хотелось надеяться, что она тоже сделала выводы после той памятной ссоры в день рождения Любки. Потому что именно после нее, когда эмоции утихли и злость ушла, Алиса попыталась представить себя на месте матери. Какие бы ошибки та не совершила в прошлом, она не заслуживала быть заживо похороненной в сорок лет. Может быть, если однажды Алисе удастся объяснить ей, что Диана не нуждается в реабилитациях, что они попросту бесполезны, у них станет хватать денег на специализированную няню. Может быть, мать тогда даже на работу выйдет. Пусть на что‑то не слишком прибыльное, не на полный рабочий день, но это, во‑первых, будут какие‑никакие деньги, а во‑вторых, выход в свет, конец бесконечному дню сурка. Конечно, сейчас Алиса ей этого говорить не станет, пусть хотя бы выйдет прогуляться. Снова почувствует вкус жизни.
– А Диана как же? – растерянно произнесла мать, глядя на билеты.
– Мы с Любой присмотрим, – заверила Алиса. – В конце концов, она не младенец уже. Покажешь, как покормить, переодеть, и полдня мы справимся.
Алиса ожидала большего сопротивления, но мать внезапно согласилась. Любка, конечно, была страшно недовольна, что ей придется целый вечер провести с младшей сестрой, которую она терпеть не может, но тут уж Алисе пришлось сказать свое веское слово. Да, Любе не хватает материнского внимания, но это не значит, что у нее не должно быть каких‑то обязанностей. Хотя бы раз в пять лет.
Мать выбрала более или менее приличное платье из своего скудного гардероба и отправилась в спа, заверив, что будет держать телефон при себе на всякий случай, а Алиса и Любка остались одни. Диана после обеда спала, поэтому Любке было пока позволено посидеть в интернете. Алиса же осталась в комнате с младшей сестрой.
Здесь мало что изменилось с ее детства. Да, теперь стояла функциональная кровать для лежачего больного, какие‑то медицинские аппараты, с помощью которых нужно было отсасывать слюну и сопли, когда Диана болела и в силу основного заболевания не могла откашляться сама. Еще какие‑то приборы для облегчения жизни и ее, и матери, Алиса не вникала. Коробки с пеленками, подгузниками, лекарствами. Но все же было много того, что еще осталось от бабАни. Большая стенка, в шкафу которой Алиса нашла тот самый новогодний подарок. За стеклянными дверцами основного отделения все еще хранились чайные сервизы. Теперь уже тусклые, пыльные, потому что много лет их никто не доставал и не мыл. У стены, заваленный шприцами и банками с жидким питанием, притулился старый письменный стол, за которым Алиса делала уроки. Рядом стояло продавленное кресло, в котором она сидела, когда читала. Детских книг у них было немного, поэтому уже в семь лет Алиса читала то, что имелось в библиотеке бабАни. Не Анжелику, конечно, но даже Тургенева и Гоголя она понимала плохо. Тем не менее ей нравилось складывать буквы в слова, а слова в предложения, поэтому читала, что было. Чтение и рисование – два ее любимых хобби. БабАня как‑то достала из кладовки старый рулон неиспользованных обоев, обратную сторону которых можно было использовать для рисования, и Алиса, расстелив его на полу, с удовольствием проводила часы за этим занятием.
Алиса плохо помнила доинтернатовское детство, но даже обрывочных воспоминаний хватало. Она редко заходила в эту комнату после интерната, а сейчас, оставшись наедине с собой, вдруг вспомнила и еще кое‑что. Свое первое видение. Она тогда как раз рисовала на обоях, как вдруг ясно увидела на них изображение лестницы, с которой катилась тучная женщина, очень похожая на бабАню. Изображение было таким четким, что Алиса нарисовала его. Затем показала пришедшей с работы матери. Та ее отругала. Дескать, нечего рисовать такие страшные картинки, не накаркала б еще. БабАне будет неприятно такое видеть. Алиса попыталась объяснить, что нарисовала лишь то, что видела, но мать, конечно, не поверила. Алисе было семь, кто поверит семилетнему ребенку, который обожает читать книги и фантазировать? К тому моменту, как бабАня вернулась с дачи, кусок обоев был отрезан и выброшен.
А через две недели у бабАни случился инсульт. Прямо в то время, как она спускалась по лестнице, чтобы снова ехать на дачу. Она упала, сломала шейку бедра. И из больницы уже не вышла, умерла через несколько недель. Алиса тогда испугалась, что действительно накаркала. Месяц карандаши в руки не брала. Потом потихоньку снова начала рисовать, но никогда больше не зарисовывала свои видения. По правде сказать, и видений больше не было несколько лет. Она и забыла о том эпизоде с бабАней. После, когда оно случилось снова, в интернате, Алиса, помня, что даже родная мать ей не поверила, никому не пыталась рассказывать. Видения случались достаточно редко, чтобы Алиса ими не интересовалась, не пыталась выяснить, что это и почему происходит с ней. Воспринимала как должное. Вот у одного из детей в интернате была эпилепсия, иногда случались приступы. Так и у нее иногда случаются приступы, только и всего. Нечего обращать внимание и кому‑то рассказывать. У нее других забот хватает. Знала только, что лучше видит на светлом фоне, идеально – на белом. Став старше, Алиса в меру сил пыталась исправить то, что видела, и, если получалось, была рада. А если нет, ну что ж, такова судьба.
