Леон сложил руки домиком, слушая внимательно, но никак не реагируя на его слова. Да, следователь оказался гораздо опаснее своих коллег.

– Погибший Нестеров выглядел весьма необычно. Эксперт считает, что глаза и руку он потерял не во время бойни в садовом товариществе, а раньше. И произошло это не в том домике, где он погиб. Да и просто тело уже будто бы… начало меняться, разлагаться, что ли, но смерть наступила буквально за несколько минут до того, как приехал наряд. Эти странности и натолкнули меня на мысли о бездушном, а уж потом – о вас.

– Вы же понимаете, что это звучит как бред? – развел руками Леон. – Ни один суд не примет такие доказательства.

– Конечно, я не буду предоставлять их суду, – согласился следователь. – На данном этапе важно лишь то, что думаю я. А думаю я, что вы, господин Волков, были там. И нагло лжете мне, что ничего не знаете. Я, видите ли, человек широких взглядов, в разное верю. В том числе и в ваши способности. А если я верю, то и доказательства соберу. Такие, в которые поверит и суд. На одном из колов, которыми убит Нестеров, остались отпечатки пальцев. Не ваши, ваши‑то в базе есть. Лихая юность была, да? Но это может быть ваш помощник, не так ли? Кажется, вы всем представляете его как водителя, но кто он на самом деле? А еще на полу остался отпечаток ботинка. Тоже не ваш размерчик, тридцать восьмой всего. Но, кажется, и ваша помощница предпочитает тяжелые ботинки женским туфелькам? Как думаете, такие доказательства суд примет?

Леон внезапно понял, что следователь приехал не затем, чтобы обвинить его и его сотрудников в убийствах. Хотел бы – сделал бы все исподтишка. Тайно взял бы отпечатки пальцев у Влада, не так это и сложно. Ботинки Алисы они, конечно, сожгли, но доказательства тоже можно было собрать. Если бы следователь хотел доказать их причастность, он бы не приехал. Нет, ему нужно что‑то иное. Он рассказал все Леону, потому что хочет что‑то получить взамен. Может быть, банально – денег. Но Леон чувствовал: другое.

– Такие, думаю, примет, – согласился он. – И что же вы хотите от меня?

Следователь удовлетворенно кивнул. Должно быть, ему понравилось, что Леон не стал больше отпираться, хоть и не признал правоту его выводов.

– Видите ли, в свое время я имел неосторожность не поладить с начальством и был сослан на другое место службы. Естественно, меня такой расклад не устраивает, и я хотел бы вернуться в городскую прокуратуру. Там и зарплата побольше, и перспективы повыше. Разумеется, однажды я смогу сделать это и самостоятельно, но потрачу гораздо больше времени, чем с вашей помощью.

Неужто будет просить, чтобы Леон сделал ему кулон на желание? Нет, едва ли. Следователь показался Леону человеком умным, хитрым. Если уж ему известно про бездушных, то наверняка он знает и о расплате за подобные кулоны. Леон не рассказывал об этом направо и налево, конечно, но и в строгой тайне не держал. В конце концов, все те, кто пользовался этой его услугой, знали и могли рассказать кому‑то. Это туповатый мэр плевать хотел на все расплаты. Потакающий сиюминутным желаниям, уверенный в том, что схватил судьбу за хвост, думает, что всех обманет. Нет, следователь гораздо хитрее.

– Какого рода помощь? – уточнил Леон.

Следователь вытащил из своего портфеля еще одну папку, но открывать ее не торопился.

– Около трех недель назад на другом конце области погибли пятеро подростков: одна девушка и четверо парней. Убийства, скорее всего, носили ритуальный характер. Ими занимается другой следователь, но мне дали понять, что если я помогу, то это не останется незамеченным.

– То есть помогу я, естественно, бесплатно, а вы присвоите себе все лавры? – уточнил Леон.

Следователь расплылся в широкой улыбке.

– Я рад, что мы с вами понимаем друг друга, господин Волков.

Леону идея не нравилась. И вовсе не потому, что он не хотел работать бесплатно или имел какие‑то претензии на известность в этом деле. Нет, он просто понимал, что таким образом создаст прецедент. Следователь теперь всегда будет иметь в рукаве козырь. Ведь нет таких улик, которые он мог бы отдать Леону взамен. Он будет держать в голове этот крючок и пользоваться им при необходимости.

В памяти тут же возникло имя демона, который с удовольствием угостился бы душой следователя, стоит только Леону захотеть и чуть‑чуть помочь. Однако Леон тут же отбросил эту опасную, слишком притягательную мысль.

– Могу я взглянуть на фотографии? – спросил он.

Следователь с готовностью протянул ему папку.

Все произошло не то на опушке леса, не то на поляне внутри него. Вокруг стояли высокие деревья, уже голые. Лес был лиственным, не хвойным. Посреди поляны лежала обнаженная девушка. Трава вокруг нее была вытоптана, на земле белой краской нарисована пентаграмма, внутри которой и находилась девушка. Следующая фотография показывала ее ближе. На вид жертве было лет 17–18, едва ли больше. Прозрачно‑белая кожа, еще более яркие на ее фоне рыжие волосы разметались в стороны. Маленькая грудь, длинные ноги. Руки без маникюра. Глаза закрыты, лицо расслабленно и безмятежно. Губы накрашены черной помадой. На груди и животе четыре глубокие раны. Полоски крови от них стекают вниз, девушка лежит в луже крови.

– Кто она? – спросил Леон, разглядывая фотографию без брезгливости, но и без интереса.

– Личность не установили, – с готовностью отозвался следователь. – Отпечатков пальцев и ДНК в базе нет, среди пропавших не числится.

– Странно. На вид совсем молоденькая, за три недели родители должны были начать искать.

– Увы. Кстати, обратили внимание на ее губы? Это не помада. Судмедэксперт говорит, что это ожог. Губы обуглены.

Леон взял в руки фотографию, где хорошо видно лицо девушки. Действительно, если присмотреться, на помаду не похоже. Но как можно было так ровно сжечь губы? И почему ее до сих пор не опознали? Внешность примечательная. Такие яркие волосы, рыжие брови и ресницы, конопушки на лице. При жизни девушка наверняка не была красавицей, но внимание цепляла. И никто до сих пор не опознал? Только если не местная.

– Умерла от потери крови? – снова уточнил Леон.

– Да, – подтвердил следователь.

– Я не вижу следов сопротивления. Она не привязана. Нет синяков на руках и ногах.

– Она и не сопротивлялась. В крови обнаружена ударная доза вещества, сделавшего из нее послушную куклу. Она была в сознании во время убийства, но не могла оказать сопротивления.

– Изнасилована?

– Девственница.

Леон не сдержал удивления. Четыре парня, обнаженная, несопротивляющаяся девушка – и девственница? Да, убийство определенно нетипичное.

Леон взял следующую фотографию. На ней тело девушки уже убрали, и теперь хорошо была видна поверхность, на которой она лежала. И поверхность эта была вся испещрена надписями и знаками, сделанными все той же белой краской. Многие оказались нечитаемыми, поскольку их скрывали пятна крови, другие же были ему незнакомы.

– Вам это о чем‑то говорит? – спросил следователь, внимательно следя за выражением лица Леона.

– Нет, – честно ответил тот. – Я согласен с тем, что убийство похоже на ритуальное, но пока я понятия не имею, что это за ритуал.

– В самом деле?

Леон взглянул на следователя, не скрывая недовольства.

– Вы думаете, я энциклопедия по демонологии? Я не знаю того, с чем не сталкивался. Мне тоже нужно читать книги и искать информацию.

Следователя, похоже, удовлетворил его ответ. Наверное, если бы Леон поводил рукой над фотографией и рассказал, что и для чего было сделано, он бы не поверил. Да, умен и хитер, опасный соперник. А в том, что следователь для него теперь соперник, Леон не сомневался.

Фотографий погибших парней было больше. Оно и понятно: их четверо, а девушка одна. Правда, все фотографии были почти одинаковые, отличались только люди на них. Погибшим мальчишкам было примерно столько же, сколько и девушке. Они, в отличие от нее, были одеты. Одежда обычная, никаких балахонов: джинсы, куртки, ботинки. Все черного цвета, но для людей, затеявших оккультный ритуал, это объяснимо. Каждый погиб от удара ножом в область сердца. Рукоятки все еще торчали из грудины.