— Твой флагман поврежден? — спросил озабоченно Самсонов, взглянув на карту и видя, как мигает тусклым красным цветом лейб-линкор «Москва», что свидетельствовало о повреждениях и необходимости восстановительных работ. Адмирал пристально всматривался в голографическое изображение, где усеянное звездами пространство прочерчивали светящиеся траектории кораблей. Среди этого хаоса линий и точек медленно пульсировал алый огонек флагмана Зубова, словно раненое сердце гиганта. — Я лично наблюдал за тем, как данный дредноут вел тяжелейший поединок сразу с несколькими кораблями противника…
— У «Москвы» повреждения очень незначительные, не стоит беспокоиться, господин командующий, — ответил на это Зубов, стараясь не показать вида и держать себя в руках. Несмотря на уверенный тон, в голосе контр-адмирала слышались едва уловимые нотки смятения и горечи. Демид Зубов невероятно сильно переживал свой так называемый «отход» из сектора боя с дивизией Козицына, считая его чуть ли не поражением. Мысль о том, что он подвел своего командира и не оправдал его высокого доверия, жгла душу нестерпимой болью. — Основные боевые характеристики и энергетические поля моего флагмана уже восстановлены…
Зубов старался говорить ровно и спокойно, словно отчитываясь о рутинной проверке систем. Но Самсонов слишком хорошо знал своего протеже, чтобы не уловить скрытый за этой невозмутимостью надлом. Адмирал понимал, через что сейчас проходит Демид Александрович — ведь сам он не раз оказывался в подобной ситуации, испытывая горечь поражения и страх подвести тех, кто в него верил.
— Отлично, — кивнул Самсонов, не замечая реакции молодого человека. Или делая вид, что не замечает, щадя его самолюбие и давая возможность справиться с эмоциями самостоятельно. — Запомни, ты должен атаковать построение Птолемея беспрерывно. Не считайся с потерями… Я же все это время буду следить за тем, чтобы к тебе подходили свежие подкрепления на замену. Главное, пробить их строй и вселить в них ужас своими непрекращающимися атаками.
Иван Федорович чеканил слова, словно вбивая их в сознание собеседника. В его голосе звенела несгибаемая воля и жестокая решимость, готовая смести любые преграды на своем пути. Самсонов был намерен победить любой ценой, даже если для этого придется пожертвовать половиной флота.
— Низкий боевой дух так называемого союзного космофлота Птолемея Грауса — основной залог нашей победы… — продолжал адмирал, и в его глазах вспыхивали злые огоньки. — Это уже было отчетливо видно по той нерешительности и даже трусости, которые враг продемонстрировал, когда ты запер эту громадную эскадру внутри «вагенбурга» и когда они час не решались оттуда высунуть носы своих кораблей…
Самсонов говорил с нескрываемым презрением, и в каждом его слове сквозила бездна высокомерия и самоуверенности. Он искренне считал своих противников слабаками и ничтожествами, недостойными даже того, чтобы сразиться с ними в честном бою. И сейчас адмирал предвкушал, как превратит их в послушное стадо трусливых овец, гонимое его волей и безжалостным натиском его кораблей.
— Я понял ваш замысел, господин адмирал, и в точности выполню его, — еще раз повторил Демид Зубов, обрадованный тем, что у него появляется шанс взять реванш. Глаза контр-адмирала вспыхнули решимостью и жаждой битвы, словно в предвкушении грядущей схватки. Он был готов на все, лишь бы вернуть расположение своего командира и доказать ему свою преданность и доблесть. Теперь для него существовала лишь одна цель — победа любой ценой, любыми средствами. И он был намерен достичь ее, даже если придется пожертвовать собой и своими кораблями.
— Этот глупец бывший первый министр Граус думает, что я испугаюсь количества его вымпелов и уйду в глухую оборону, — громогласно засмеялся Самсонов, забрызгивая экран слюной. В его хохоте слышались нотки безумия и неистовства, словно в предвкушении кровавой бойни. — Вместо этого, мы будем атаковать без конца, пока они сами не дрогнут и не побегут из сектора, бросив Большой лагерь и попрыгав, как зайчата, в подпространство, а затем, в соседние системы, спасаясь от нас…
Адмирал говорил с садистским упоением, словно смакуя каждое слово. В его голосе звучало предвкушение грядущей расправы, желание растоптать и уничтожить врага, не оставив от него даже воспоминаний. Самсонов давно перешагнул ту грань, что отделяет имперского адмирала от палача, и сейчас его мало волновали такие понятия, как честь или благородство. Он жаждал лишь одного — абсолютной власти и безраздельного господства над Российской Империей…
…Демид Зубов четко выполнил приказ командующего Черноморским флотом и, быстро перестроившись для атаки, повел сто двадцать пять своих кораблей прямо в лоб на врага. Стальные исполины неумолимо надвигались на противника, словно огромная космическая волна, готовая смести все на своем пути.
Гвардейские дредноуты эскадры контр-адмирала Зубова, которые благодаря своим повышенным боевым характеристикам меньше всего пострадавшие в предыдущей фазе боя, со всего размаха налетели на строй эскадр Романова, Козицына, Трубецкого и Джонса. Это было подобно удару гигантского космического молота, обрушившегося на тонкую линию обороны союзников. Пространство озарилось вспышками взрывов и разрядами орудий, когда две армады сошлись в смертельной схватке.
Первая «линия» флота Птолемея от такого неожиданно сильного удара прогнулась, но через некоторое время снова выпрямилась и отбросила атакующих на прежние координаты… Казалось, еще мгновение — и оборона рухнет под натиском «черноморцев», но защитники проявили поистине чудеса стойкости и мужества…
— Не такие уж они и страшные, — заметно повеселев и приободрившись, сказал Михаил Александрович после того, как дивизии Зубова отступили на перегруппировку. — Похоже, я напрасно переживал…
Великий князь говорил с нарочитой бодростью, стараясь подбодрить себя и своих людей. Однако радость великого князя оказалась недолгой. Авангард Ивана Федоровича Самсонова всего лишь провел разведку боем, выявляя слабые места в обороне построения союзников. Черноморцы, словно стая хищников, кружили вокруг своей добычи, высматривая бреши и уязвимые точки. И найдя их, они были готовы нанести решающий удар.
Вторая волна атаки не заставила себя долго ждать, и была она уже намного сильней первой. Космос вновь содрогнулся от грохота орудий и яростных криков сражающихся в эфирном пространстве, когда армады сошлись в очередной смертельной схватке. Но на этот раз натиск черноморцев был поистине неудержим.
Теперь Демид Зубов никуда не откатывался, а начал методично вгрызаться и в без того непрочный строй первой «линии» обороняющихся и пробовать его разорвать сразу в нескольких местах. Его корабли, словно гигантские космические терьеры, вцеплялись в горло противнику, стремясь перегрызть ему глотку. Залпы орудий и вспышки взрывов слились в единый сноп искр на тактических картах, заставляя смотрящих на них, жмуриться и отворачиваться, не в силах вынести этой яркости…
Большая часть дивизий нашего авангарда бились отчаянно, включая и их дивизионных адмиралов. Их личные флагманские корабли часто оказывались на передовой в самой гуще боя, своим примером поддерживая остальных… Люди сражались, как одержимые, понимая, что на кону стоит не только их собственная жизнь, но и судьба всего сражения. Они были готовы погибнуть, но не сдаться.
Однако мужество и самоотверженность не могли заменить собой численного превосходства и выучки врага. Медленно, но неумолимо «черноморцы» продавливали оборону союзников, вгрызаясь все глубже в их боевые порядки. Один за другим гибли корабли и люди, унося с собой в бездну не успевшие осуществиться надежды и мечты.
Зубов снова вынужден был отойти и начать перегруппировку. Второй навал также был отбит, но потери дивизий первой «линии» флота союзников теперь были куда более заметными… Многие корабли эскадры превратились в облака обломков, дрейфующих в безмолвии космоса. Уцелевшие были покрыты страшными рубцами от попаданий и еле держались.
