Козицын чеканил слова, словно вбивая их в сознание собеседника. Он не скрывал своего презрения к трусости и малодушию, считая их недостойными истинного офицера и дворянина. Михаил Александрович сжался под тяжестью этого обвиняющего взгляда, чувствуя, как к щекам приливает жаркая волна стыда. Он понимал справедливость упреков Козицына, но что-то внутри него упрямо противилось, не желая признавать собственную неправоту.

— Да, господа, у каждого из нас есть шанс отличиться сегодня, — поддержал Козицына Никита Львович Трубецкой, жаждущий славы и наград за победу над флотом Самсонова. — Грядущая битва станет нашим звездным часом, моментом истины, когда решится не только судьба Империи, но и наша собственная участь. И я не сомневаюсь, что мы выйдем из этого сражения победителями, увенчанными неувядаемой славой!

— А что, так можно, самовольно отвести свое подразделение в тыл? — с надеждой в голосе спросил Михаил Александрович, заморгав глазами и ухватившись за слова Козицына, как за соломинку. В его тоне сквозило такое откровенное желание избежать битвы, что это вызвало новый приступ всеобщего негодования и насмешек.

— Конечно можно, сэр, — уверенно кивнул Илайя Джонс, явно над тем издеваясь. Глаза американца смеялись, а в голосе звучала откровенная издевка. — Кто вам, великому князю, может в этом помешать? Единственное, что сразу после окончания битвы вас арестуют и будут судить за дезертирство, но это будет после… А так, ответ «да», безусловно можно…

Джонс говорил с нарочитой серьезностью, едва сдерживая рвущийся наружу смех. Он откровенно потешался над страхами и колебаниями Михаила Александровича, считая их совершенно недостойными воина и аристократа. И видя, как великий князь бледнеет и сглатывает под градом этих насмешек, американец почувствовал даже нечто вроде сочувствия, смешанного с брезгливой жалостью.

Под дружный хохот и подтрунивание над неуверенностью и страхами Михаила Александровича адмиралы завершали построение кораблей своих дивизий. Голографическая карта мерцала и переливалась, являя взору грандиозную панораму грядущего сражения. Сотни боевых вымпелов замерли на своих координатах, готовясь к бою. Их стальные корпуса блестели в свете далеких солнц, словно рыцарские латы перед турниром…

Место действия: столичная звездная система HD 23550, созвездие «Эридан».

Национальное название: «Воронеж» — сектор контроля Российской Империи.

Нынешний статус: контролируется союзной коалицией.

Точка пространства: 3 миллиона километров от центральной планеты Воронеж-4.

Дата: 28 мая 2215 года.

С противоположной стороны адмирал Иван Федорович Самсонов не менее активно готовился к предстоящему сражению. Он стоял на мостике своего флагмана, окруженный переливающимися огнями голографических дисплеев и снующими туда-сюда офицерами связи. Взгляд адмирала был прикован к тактической карте, где разворачивалась расстановка сил противоборствующих сторон.

Черноморский космический флот Самсонова оказался меньше, чем у первого министра, но это было пока не так существенно. Иван Федорович понимал, что численность — лишь один из факторов, определяющих исход сражения. Куда важнее боевой дух, выучка и решимость, а этого его людям было не занимать.

Под рукой Самсонова действительно находились профессиональные экипажи, прошедшие не одну военную кампанию, в том числе и недавнюю против американцев. Это были закаленные бойцы, привыкшие смотреть в лицо смерти и побеждать вопреки всему. Каждый из них был готов отдать жизнь за своего командира и за честь Черноморского космофлота.

И что еще более важно, так это то, что его верные «черноморцы» рвались в бой и не обращали никакого внимания на какое-то там превосходство врага в численности. Для них битва была не просто долгом, но и делом чести, возможностью доказать всей Империи свою доблесть и непобедимость. И глядя в горящие решимостью глаза своих подчиненных, Самсонов чувствовал, как его собственное сердце наполняется гордостью и уверенностью в победе.

К тому же их лидер и бессменный командующий — адмирал Самсонов не собирался отсиживаться в обороне. Он привел свой космофлот сквозь четыре звездные системы не для того, чтобы прятаться и ждать милости от противника. Нет, он был намерен сокрушить врага одним решительным ударом, покончив с этой чертовой союзной Коалицией раз и навсегда.

Иван Федорович чувствовал, как в его жилах закипает жажда битвы. Он словно видел перед собой бесконечную вереницу славных побед и триумфов, одержанных его флотом. И сейчас, в этот решающий час, адмирал был твердо намерен вписать в историю Черноморского флота еще одну героическую страницу.

— Контр-адмирал Зубов, — обратился диктатор к Демиду Александровичу, оторвав взгляд от тактической карты. В голосе Самсонова звучала неприкрытая гордость и одобрение. — Вы отлично показали себя в предыдущей стычке у «вагенбурга».

Демид Александрович выпрямился по ту сторону экрана под этим пристальным взглядом, чувствуя, как его переполняет чувство глубокого удовлетворения. Похвала из уст легендарного командующего дорогого стоила, ведь Самсонов никогда не бросал слов на ветер и умел ценить истинную доблесть.

— Спасибо за добрые слова, господин командующий, — поблагодарил его Зубов, слегка склонив голову в почтительном поклоне. Несмотря на искреннюю радость от похвалы адмирала, в душе контр-адмирала все еще тлела горечь поражения. — Однако я подвел вас, так как не смог сдержать врага внутри «сферы»-крепости…

Зубов говорил тихо, почти шепотом, словно боясь нарушить торжественную тишину мостика. Но Самсонов лишь покачал головой, и на его губах заиграла понимающая улыбка. Он слишком хорошо знал цену мужества и самоотверженности, чтобы упрекать своего адмирала.

— Не расстраивайся, Демид Александрович, — успокоил своего ближайшего соратника адмирал Самсонов. — Никто на месте тебя не смог бы сдерживать бесконечно долго такой огромный флот Птолемея в «сфере» крепости. Даже я, несмотря на весь свой боевой опыт, не справился бы с этим лучше. Главное, что ты поселил страх в сердца этих мятежников, и сейчас мы яростной атакой укрепим его еще больше, превратив в суеверный ужас перед нами!

Иван Федорович говорил вдохновенно и страстно, словно древний скальд, воспевающий подвиги героев. Его слова проникали в самое сердце, заставляя кровь быстрее бежать по жилам, а душу — трепетать в предвкушении грядущей битвы. И глядя в эти горящие решимостью глаза, Зубов почувствовал, как его собственные сомнения и страхи тают.

— Я и мои гвардейские дивизии снова рвемся в бой, Иван Федорович! — отважно сказал Демид Зубов, обрадованный тем, что диктатор не гневается на него, а наоборот, хвалит. В голосе контр-адмирала зазвенела неукротимая энергия и жажда сражения, словно в предвкушении величайшего приключения всей своей жизни.

Зубов расправил плечи, и на его лице отразилась непоколебимая решимость. Он был готов вести свои корабли в самое пекло, навстречу пламени и разрывам плазменных зарядов — и победить любой ценой, ибо такова была воля его командира и глас его собственной офицерской чести. Самсонов одобрительно кивнул, удовлетворенный пылом и рвением своего подчиненного. Такие люди, как Зубов, были ему сейчас очень нужны — бесстрашные, верные, готовые на все ради победы.

— Хорошо, — кивнул Самсонов, вновь переводя взгляд на голографическую карту. — Оставляю в твоей эскадре 10-ю и 9-ю «линейные» дивизии… Как только сформируешь из них «конусы», сразу после этого можешь атаковать…

Адмирал говорил отрывисто и четко.

— Благодарю вас за оказанную честь, адмирал, — прочувствованно произнес контр-адмирал, Зубов отдавая честь своему командиру. Его голос звенел от переполнявших его эмоций — гордости, благодарности, предвкушения грядущей схватки. Для Зубова не было большей награды, чем снова возглавить атаку на врага.