— Поверьте, господа, невзирая на все ваши прошлые подвиги и высокие должности, я без колебаний применю к любому нарушителю этого приказа самые суровые меры. Любой из вас, от кого мне станет известно о бросании или принятии вызова на дуэль, будет немедленно объявлен государственным преступником. Я лично лишу его всех званий, наград и регалий и прикажу посадить на гауптвахту до самого конца войны. И поверьте — условия там будут далеки от тепличных, уж я об этом позабочусь. То же самое касается и всех офицеров, находящихся в ваших непосредственных подчинениях. Все ли меня хорошо расслышали и уяснили⁈

Граус умолк и обвел притихших адмиралов тяжелым, немигающим взглядом, словно ожидая, не посмеет ли кто возразить или усомниться в его праве отдавать подобные приказы. Но все понуро молчали, опустив глаза и тяжело сопя. Каждый прекрасно понимал — железный Птолемей и в самом деле запросто исполнит свои угрозы. В суровых условиях войны любая дуэль между боевыми офицерами, любой мало-мальский разлад внутри командного состава флота карался согласно законам военного времени — вплоть до разжалования в рядовые и смертной казни перед строем. И даже высокие чины и былые заслуги не смогли бы спасти нарушителей от праведного гнева Верховного Главнокомандующего.

Убедившись, что его приказ услышан и осознан, Птолемей еле заметно кивнул и махнул рукой, приглашая адмиралов вернуться на свои места. Угрюмо сопя и бросая друг на друга испепеляющие взоры, военачальники расселись вокруг стола, всем своим видом демонстрируя покорность воле первого министра.

— Вот и славно, — удовлетворенно произнес Граус, когда воцарившаяся тишина убедила его, что накал страстей спал и подчиненные полностью взяли себя в руки. — Что ж, господа, если позволите, я скажу сейчас несколько слов, после чего мы навсегда закроем эту печальную и постыдную тему внутренних раздоров. Для всех нас наступил решающий момент, который определит дальнейшую судьбу Российской Империи. Мы не имеем права на разногласия и распри, надеюсь вы это понимаете…

Повернувшись к Юзефовичу, Птолемей смягчил тон и произнес, глядя прямо в глаза Карлу Карловичу:

— Адмирал Юзефович, позвольте еще раз выразить вам самую искреннюю радость от лица всего командования по поводу вашего чудесного спасения. Мы безмерно счастливы видеть вас живым, невредимым и полным решимости продолжать борьбу. Ваше мужество и стойкость, проявленные в жестокой битве в звездной системе «Венёв», вызывают восхищение и уважение. Как и то, что, несмотря на понесенные потери, основной костяк вашего доблестного Балтийского космофлота сумел уцелеть и сохранить боеспособность.

Птолемей сделал эффектную паузу, обводя взглядом присутствующих за столом, и продолжил:

— Уверяю вас, Карл Карлович, в самое ближайшее время мы полностью восполним потери вашей поредевшей эскадры. Балтийский космический флот получит существенное пополнение за счет прибывающих с верфей резервных кораблей, оснащенных по последнему слову техники. С этого момента мы должны полностью оставить все наши разногласия, счеты и обиды. Нам необходимо сплотиться в единый могучий кулак перед лицом предстоящих сражений. Враг у нас один, и каждый из присутствующих прекрасно знает его имя. Но этот враг точно находится не здесь, среди нас. Его имя — диктатор Самсонов, самозваный регент, кровавый тиран и узурпатор, осквернивший себя кровью сына императора и еще многих и многих людей. Поэтому я прошу, нет, приказываю всем забыть старые и новые обиды, отринуть мелочные амбиции и начать действовать как единый отлаженный механизм, как могучий живой организм, преследующий одну великую цель — спасение Отчизны и низвержение ненавистного тирана. Всем ясно?

Тяжело дыша, Карл Юзефович медленно поднялся со своего места. Лицо его было мрачно, но решительно. Видно было, как он борется с обуревающими его противоречивыми чувствами. Несколько мгновений он стоял молча, сверля взглядом Трубецкого и Романова. Затем хрипло произнес:

— Что ж, соглашусь с вами, господин первый министр, что наши внутренние ссоры и распри лишь помешают общему делу, ослабят наши силы перед решающей битвой. И я, Карл Юзефович, — командующий Балтийским флотом клянусь здесь и сейчас, что готов вновь вести свои экипажи в бой, сокрушать захватчиков, не щадя живота своего. Но, — он сделал многозначительную паузу и обвел тяжелым взглядом примолкших князей, — это отнюдь не означает, что я забыл и простил те бессовестные оскорбления, которые были сейчас брошены мне в лицо некоторыми из присутствующих здесь господ. Будьте уверены, они ответят за свои слова сполна… но позже, после того, как мы одержим полную и окончательную победу над врагом. Тогда я припомню каждое слово…

Птолемей раздраженно отмахнулся, всем своим видом давая понять, что подобные мелочные препирательства его более не интересуют.

— Да хоть поубивайте друг друга по окончании боевых действий, мне нет до этого дела, — бросил он сквозь зубы. — Но запомните: до тех пор, пока Самсонов жив и находится в своей резиденции в Новой Москве, безраздельно царствуя при троне Императора, я вам этого не позволю. Это мое последнее слово. Вопрос закрыт.

На несколько мгновений в зале воцарилась тишина. Адмиралы исподлобья переглядывались, обдумывая услышанное. Но тут раздался спокойный уверенный голос Илайи Джонса. Устав от бесплодных препирательств и чувствуя необходимость перевести разговор в конструктивное русло, он поинтересовался:

— Кстати, господа, о Самсонове и его армаде… Что слышно от нашей разведки о текущем местонахождении и передвижениях основных сил космофлота противника? Нам необходимо знать расстановку сил врага, чтобы верно рассчитать свои действия.

Павел Петрович Дессе, начальник Генерального штаба союзных сил, нехотя поднялся и, прокашлявшись, мрачно произнес:

— К сожалению, должен признать, что, после того как объединенная эскадра врага прекратила преследование разбитого авангарда адмирала Юзефовича, мы утратили с ней надежный контакт. Противник активно применяет новейшие средства радиоэлектронного подавления связи и постановки помех, раскидывая «глушилки» везде, где только можно. Поэтому, — командующий Северным космофлотом развел руками, — на настоящий момент вражеский флот теоретически может оказаться где угодно в радиусе десятков парсеков от последнего известного местоположения…

По рядам адмиралов пробежал тревожный ропот. На лицах проступило беспокойство и даже испуг. Первым не выдержал князь Михаил Александрович, вскакивая с побелевшим лицом:

— Помилуйте, адмирал, что значит — где угодно⁈ — вскричал он срывающимся голосом. — Вы хотите сказать, что корабли узурпатора могут беспрепятственно крейсировать по всему сектору? Они что, и здесь могут внезапно появиться, в системе «Воронеж»⁈ Прямо в сердце нашей обороны⁈

Услышав эти панические нотки, Птолемей досадливо поморщился. Нахмурившись и одарив незадачливого князя уничижительным взглядом, он веско произнес:

— Бросьте, Михаил Александрович, не поддавайтесь панике и не сгущайте краски. Я понимаю ваше беспокойство, но не стоит делать поспешных выводов и предаваться безосновательным страхам. Да, враг одержал некую тактическую победу и располагает технологией маскировки следов и перемещений в подпространстве, это так. Но неужели вы всерьез полагаете, что у Самсонова и его прихвостней хватит безрассудства и наглости сунуться в самое сердце нашего сектора контроля, явившись прямо к воротам Большого Лагеря⁈ Да они не самоубийцы же, в конце концов! Враги прекрасно понимают, что здесь, за стенами нашего неприступного космического «вагенбурга», сосредоточены сейчас основные силы союзного имперского космофлота. Это сотни боевых кораблей! Кто, будучи в здравом уме и твердой памяти, рискнет сейчас появиться в системе «Воронеж»⁈ Я вас умоляю…

Не успел стихнуть раскатистый бас первого министра, как размеренную тишину зала нарушил пронзительный вой сирен боевой тревоги. Динамики под потолком разразились резкими звуками сигнала общего сбора, а в следующее мгновение из переговорного устройства, соединенного с мостиком флагмана «Агамемнон», ворвался взволнованный до дрожи голос дежурного офицера: