— А ну заткнитесь оба! — рявкнул так громко, что самому стыдно стало. После чего интеллигентно поправил на носу очки и выдавил улыбку. — Я не претендую ни на чью задницу, уважаемые, но мне необходимо задать один важный вопрос. Вам обоим. Если позволите.

Оба уставились на него так, будто у него рога выросли. То ли не ожидали, что он настолько хорошо владеет турецким, то ли, что он не интересуется задницами.

К этому моменту подоспел бармен с бутылкой и по указанию Максима разлил всем по двойной порции текилы. Его собеседники тут же ощутимо расслабились.

— Валяй, — снисходительно разрешил проститут, слизал с руки соль и одним махом заглотил свой шот.

Нахмурившись, Багинский несколько секунд вспоминал, что именно он хотел спросить. Отмотал весь их пьяный разговор назад, вернулся к своим прежним мыслям и вскинул руку с указательным пальцем вверх. О!

— Может ли… девушка легкого поведения… простите, мадам… — приложил руку к сердцу, извиняясь перед путаной за этот эпитет, — может ли она… изменить свою натуру за один вечер, потому что… кхмм… — он покряхтел, понимая, как глупо это будет звучать из уст взрослого мужчины, — влюбилась? Можно ли ожидать от такой особы… искренности? Верности? Можно ли с ней…

— Притворялась, — не дослушав его, отрезала Ариана. И тут же отвернулась, занявшись своим шотом — ей явно стало неинтересно.

— Что, простите? — переспросил Багинский, не поняв.

— Твоя шалава притворялась, — скучно ответила эскортница, слизывая длинным языком соль. — Она типа кончила под тобой и развела тебя на эмоции? Называла любимым, единственным, прижималась к тебе, плакала, да? Говорила, что у нее ни с кем ТАКОГО не было?

Багинский ошарашенно моргнул, не веря, насколько точно она попала. Птичкина, конечно, ничего особо не говорила, но да — вела себя так, будто у нее никогда ТАКОГО ни с кем не было.

— Не ведись, чувак, шлюха всегда врет, — сочувственным тоном вставил Аслан. — Зизи не даст соврать… ой, то есть, Ариана.

Он чуть пригнулся, когда получил по затылку от разоблаченной Зизи.

— Сам ты — шлюха! — огрызнулась мадам. — И врешь так, что слушать тошнит! Расскажи вон господину, как ты своим бабкам уши лапшой завешиваешь! Каким соловьем заливаешься — и влюбился, и в первый раз удовольствие получаешь, и ах какая ты распрекрасная, и не могу жить без тебя… Сколько дур развел, сколько сердец разбил — всё тебе на небесах зачтется, паскудник ты эдакий!

— А тебе завидно, да? — беззлобно хохотнул проститут. — На тебя теперь только в дрызг бухие ведутся, и никакая лапша не поможет… На покой тебе надо, Зизи, на заслуженную пенсию… Аййй!

По всей видимости, Аслан снова получил по своей лохматой голове, но Багинский уже этого не видел. Он вообще почти ничего уже не видел — ни в очках, ни без очков. В перекошенном, расплывающемся, пьяном мире он шагал по направлению к выходу на веранду, забыв даже поблагодарить собеседников за советы.

Врала, значит… притворялась. Играла. Что ж… это вполне сочетается с ее… игривым характером. Ничего удивительного. Странно только, как сильно ему захотелось купиться на эту разводку. Как приятно было от мысли, что девица, переспавшая с ним ради карьеры, втюхалась в него «по-настоящему», отдав ему девственность… Да и была ли она девственницей? Зашитая небось по пятому разу, а он тут сопли распустил…

— Тьфу, кретин безмозглый! — сплюнул он в омерзении к самому себе. И как ему это раньше в голову не пришло? Конечно, зашитая! Где он видел девственниц, играющих с незнакомыми мужиками в ролевые игры на раздевание? Позволяющих себя шлепать и кончающие от этого? Сами залезающие поскакать на члене?

— Ойй, мистер… — окликнули его с хорошо узнаваемым британским акцентом.

Максим Георгиевич оглянулся, щурясь и вглядываясь, как мог, в ночную мглу и абсолютно никого в ней не видя.

— Да? Что вам нужно?

— Там дальше небезопасно, вас могут ограбить или даже подрезать, — сообщил ему заботливый, но совершенно невидимый незнакомец.

Ноги между тем неожиданно утонули в песке, и Багинский понял, что каким-то образом добрел до пляжа, и совсем близко, там впереди него, плещется море.

Да, он слышал, что в этом районе ночью на пляже небезопасно, и лучше туда не соваться. Вот только… Он усмехнулся и вслух, с поучающей интонацией, произнес.

— На дурака не нужен нож. Слышали про такое? Ему как следует наврешь, и делай с ним, что хошь… или как-то так…

— Эээ… — протянул невидимый собеседник, явно не зная, как ответить на фразу из знаменитого детского фильма. — Что вы имеете в виду, мистер?

— А то, что я, видишь ли, тот самый дурак и есть. Стало быть, нож мне не страшен. Понимаешь?

— Нууу… не совсем. Но тебе виднее, чувак.

— Я могу идти?

— Да пожалуйста… — поняв, что тратит свое время на сумасшедшего, британец заткнулся и сгинул в непроницаемой ночной мгле.

Полный пьяной решимости, Багинский кивнул самому себе, стащил с ног ботинки и босиком зашагал дальше — туда, где мягко плещущие, холодные волны должны были смыть остатки лапши с его ушей и подсказать ему, как наказать магистрантку Птичкину, заигравшуюся с огнем в его сердце.

Во второй раз я проснулась уже часам к восьми — от пробившегося сквозь шторы назойливого луча солнца. Бросила взгляд на настенные часы и в ужасе подскочила — так поздно я не просыпалась уже очень давно. Вспомнив, где я, расслабилась и уже было развалилась на кровати, чтобы еще немного подремать до выставленного к восьми тридцати будильника… и вдруг вспомнила всё, что вчера произошло.

Я потеряла девственность. Я была с мужчиной. И не просто с мужчиной, а с самым прекрасным мужчиной, которого я видела за всю свою жизнь, включая голливудских киноактеров. Мужчиной, у которого удивительным образом присутствовали высокий айкью и мужественный подбородок, да еще и «кубики» на животе вкупе с идеальным, без единого изъяна членом.

И всё бы хорошо… вот только я этому мужчине больше неинтересна, потому что ему интересны только деньги. И меня вчера лишили меня девственности… за деньги.

Это прозвучало в моей голове настолько абсурдно, что я рассмеялась в подушку, перекатившись на живот.

В женских романах, значит, девственницы продают своё тело за деньги или покровительство, а я за эту же процедуру сама деньги заплатила. Ну, то есть, Леська за меня заплатила. Так, словно я — страшная, старая, жирная и прыщавая каракатица, и кроме как за плату такой неликвид никому не нужен.

Это же надо так опуститься! Интересно, какая муха меня покусала вчера, что я решила, что отдаться кому-то без любви — это хорошая идея?

То есть, без любви с его стороны. С моей, к сожалению, всё было предельно понятно.

Вместо того, чтобы удовлетворить своё тайное желание соблазнить профессора, вывести свой фетиш из системы и забыть об этом, я по уши и бесповоротно влюбилась в мужчину легкого поведения, которого больше никогда не увижу.

Охренеть, дела…

Перевернувшись на спину, я уставилась в потолок, ставший свидетелем моего вчерашнего позора. И с какой стати я решила, что мне будет не стыдно, если я отдамся проституту? То же мне, «доктора» нашла…

Однако, стыдно или нет, пора было вставать и идти на завтрак, а после разбираться, где и когда я выступаю — благо до начала моей конференц-панели еще часа четыре, и мой доклад далеко не первый.

— Представь, что всё могло бы быть гораздо хуже, — сказала я в потолок, вспоминая тактику, которой меня научила никто иная, как Леська — косвенная виновница произошедшего. — Если с тобой случилась какая-то неприятность, просто представь, насколько хуже всё могло бы быть. Например, тебя могли вчера изнасиловать. Тебя могли вчера изнасиловать группой. Вот пошла бы с твоем «Максим Георгиевичем» — я показала в потолок «кавычки», — пьяная развлекаться, а он бы решил, что на тебе можно еще подзаработать. И продал бы какой-нибудь теплой компашке в пользование… А то и подсыпал бы чего-нибудь для «расслабона» — с таких, как он, станется… И проснулась бы ты не в собственной кроватке, а в подвале или в клетке, связанная по рукам и ногам, и отыметая везде, где только можно… А то и вовсе не проснулась бы, и нашли бы тебя на пляже, уже холодную и наполовину зарытую в песок…