Не знаю сколько прошло времени пока я раскачивалась в разные стороны, думая о племяннице. Чай остыл, на улице практически стемнело. Нервы давно помахали рукой, и я ничего не замечая, пялилась в одну точку. Я не могла понять, что такого увидела Настя, что ее могло напугать и вызвать стресс? И почему не сработал пульсометр на ее руке? Ведь при малейшем волнении он пищит. Но сегодня я его не слышала.

Наконец‐то дверь открылась. В кабинет вернулся Холодов.

Я подскочила со стула и подошла к мужчине. Он выглядел хмуро и задумчиво, что пугало меня еще больше. Не знаю, что мной двигало, но я, не выдержав, схватила его за халат и попыталась встряхнуть. Но у меня ничего не получилось. Эту гору мышц хрен сдвинешь!

― Что? Говори мне, что ты узнал? Говори! ― закричала я, а Марат перехватил мои запасться и одарил ледяным взглядом.

Не привык что с ним разговаривают подобным тоном? Мне все равно! Я просто хочу знать, что с племянницей.

― У Насти есть максимум полгода, ― сказал без эмоций, ― если мы не найдем донора, то потеряем ее.

Хотела ли я слышать такую правду? Конечно, нет. Но прятать голову в песок самое последнее что я стану делать. Мне нужно знать все, и уже потом думать, что сделать. Пока что я понятия не имела как можно найти за такой короткий срок донора, но я должна была это сделать. Должна! Даже если мне придется продать почку, я сделаю это ради единственной своей кровиночки.

Прикрыв глаза, я попыталась сделать вдох, но получилось очень рвано. Почувствовала, как Марат потянул меня куда‐то, а потом усадил на кушетку.

― Послушай, Соня, еще не все потеряно, ты же понимаешь?

Я резко распахнула глаза и выдернула руки из его захвата.

― Я знаю. И сдаваться не собираюсь. Она единственная моя родственница и я не брошу ее.

― Нужны будут деньги. У тебя есть кто‐то, кто помог бы?

Раньше я могла сказать, что есть. Мой муж. А теперь, не уверена, что смогу обратиться к нему за помощью. Смогу ли я вообще видеть его после того, что узнала. По-хорошему, собрать вещи и свалить на квартиру сестры, которая досталась мне по завещанию. И скорее всего я именно так и сделаю. Иначе просто не смогу жить под одной крышей с предателем. Но что делать с лекарствами? Где брать такие деньги?

― Я найду. Ради нее найду.

Поднявшись, я забрала сумку и вышла из кабинета. Мне нужен свежий воздух иначе я сойду с ума. Грудную клетку сдавило настолько, что я не могла сделать нормальный вдох. Такое состояние в последний раз у меня было когда я узнала о гибели сестры и ее мужа. Внутренности горели огнем от невыносимой боли. Меня выворачивало настолько, что желудок болел несколько дней от того, что внутри него пустота. Есть не могла, тошнило. А потом несколько дней лежала в кровати и не шевелилась. Еле заставляла себя до ванной доползти, а потом возвращалась обратно и безмолвно лила слезы. Муж не особо поддерживал. Вообще более равнодушного человека я, пожалуй, не встречала.

― София, ― услышала позади себя и обернувшись, наткнулась на Марата, который окликнул меня стоя в дверях кабинета.

Оказывается, я никуда не ушла. Стояла у окна и смотрела на небо невидящим взглядом.

― Это список лекарств необходимых Насте на первое время.

Я дрожащей рукой забрала рецепт и кивнула.

― Спасибо, ― развернулась и направилась к выходу.

― Сонь, ― я снова обернулась на его голос, ― я там номер свой написал. Если что‐то нужно будет, звони.

Ничего не ответив, развернулась и просто сбежала.

Холодов, ты будешь последний к кому я обращусь за помощью.

Купив в аптеке все необходимые лекарства, я поторопилась обратно в больницу. Хотела увидеть Настю и лично убедиться, что ей стало легче.

Отдав медсестре лекарство, я поняла, что так и не сходила на улицу. Аптека находилась в этом же здании, да и вид у меня тот еще, чтобы бегать по улице. Нужно будет вызвать такси, чтобы людей не пугать. Подумают, что сошла с ума, ходить по городу в медицинском костюме.

― Тетя Соня, ― выдохнула племяшка, увидев меня в дверях палаты.

Девочка была бледной и уставшей. Под глазами синяки, а в самих глазах грусть. Складывалось ощущение, что малышка в отчаянье. И я себя за это ненавидела.

― Как ты, милая? Тебе хоть немного легче? ― я прошла к кровати и присела рядом на стул.

― Да, уже могу дышать, тетя Соня. Я очень испугалась.

― И я за тебя испугалась, племяшка. Родная, ну зачем ты так волновалась? Ты же знаешь, что твое сердечко должно быть в покое.

― Тетя Соня, я много хлопот доставила тебе, да?

― Разве это имеет значение, Насть? Главное, чтобы тебе стало легче. Знаешь, как сильно я хочу, чтобы ты выздоровела?

― Прости, что заставила тебя нервничать.

― Кстати, где твой браслет? Почему он не пищал?

― Мне кажется, он сломался.

Я нахмурилась. Этого еще не хватало.

― Ты его не стукнула нигде?

Малышка пожала плечами и виновато смотрела мне в глаза.

― Ладно. Это ерунда, купим новый.

Только где я буду деньги на него брать, другой вопрос. Раньше у мужа могла попросить, теперь же мне стоит рассчитывать только на свою зарплату.

― Тетя Соня, ты расстроилась. Я знаю, что это из‐за меня. Давай не будем праздновать мой День рождения. Тебе и так много денег надо на лекарства, правда?

― Еще чего удумала! Я же обещала, парк, сладкая вата, карусели! Но только такие, чтобы не страшно. А хочешь, вместо каруселей, покатаемся на яхте? Ну а что, и для здоровья полезно! Купим два билета и поплывем с тобой по реке. Как смотришь на это? Небольшой отдых вдвоем.

Я заметила, что Настя погрустнела. Взяла ее руку в свои ладони и склонившись, прижала ее к губам. Маленькая такая, совсем еще ребенок. Двенадцать будет, а уже столько пришлось пережить. Больно смотреть на нее и страшно представить, какую боль испытывает она.

― Малышка, ты чего? ― мне не нравилось ее настроение.

― Тетя Соня, где мы возьмем столько денег на все это? Кататься на яхте дорого, я же помню.

Я нахмурила брови.

― О чем ты? Мы ведь можем попросить у дяди Вити.

Не можем, но ради ребенка я согласна и на это. Согласна немного потерпеть этого урода.

― Ты чего, Насть? Вы поругались?

― Нет, нет, тетя Соня. Мы же никогда не ругаемся.

― Тогда что?

Она прикусила губу и осторожно пошевелила пальчиками правой руки. Я поцеловала их, глядя ей в глаза. Я понимала, что ее грусть не только из‐за плохого самочувствия. Здесь что‐то еще.

― Я все знаю, тетя, ― выдохнула она, а я чуть крепче сжала ее руку.

― Что знаешь?

― Он тебе изменяет. Я видела по телевизору.

Уставшая, я сидела на скамейке около больницы и смотрела себе под ноги. В голове мысли о предательстве мужа. И самое ужасное то, что Настя обо всем узнала, и даже раньше меня. И именно из‐за Виктора моя девочка находится в больнице. Из‐за него у нее осталось меньше времени! Черт побери этого ублюдка.

Я зажмурилась и крепко сжала пальцами скамейку, в которую вцепилась представляя, что это шея моего мужа. Как же мне противно. Противно от одной мысли что все это время я жила с предателем. Да, девять лет назад он помог мне. Ведь только благодаря Виктору у меня не отняли Настю. Но он же клялся мне в любви, говорил, что я самое лучшее что было в его жизни. Видимо действительно было. Прошло. А я ведь испытывала к нему благодарность и даже симпатию. Он был мне не чужой. Да, не было любви, о которой пишут в книгах, но мы были семьей. А теперь все в прошлом. Я никогда не смогу забыть его предательство и никогда не прощу то, что он сделал с Настей. Пусть и сам того не ведая, но это его вина. Если бы не его измена, у племянницы было бы больше времени.

Прикрыла глаза и до боли прикусила губу, чувствуя во рту металлический вкус. Нужно ехать домой, а мне не хочется. Страшно. Страшно посмотреть в глаза человека, с которым я разделила девять лет своей жизни. Страшно сорваться. Хочется высказать ему все, дать понять, что я в курсе его измены. Но после этого он вряд ли захочет помочь Насте. Да, они не ругаются, но и практически не общаются. Витя принял мою племянницу как данность, только ради меня. И помогал ей всегда тоже из‐за меня. А что теперь? У него появилась другая женщина, а значит ко мне он больше ничего не испытывает.