Рычу от бессильной ярости и накрываюсь второй подушкой сверху, чтоб не слышать их больше. Эмиль, Эмиль, Эмиль — все будто сговорились, только о нём и талдычат. Подлец он, вот и всё! Обвёл меня, как сопливую девчонку, вокруг пальца. Четвёртый день грызу себя за нерешительность: ну что мне стоило сказать «нет» чуточку пораньше, пока дело до шантажа родственниками не дошло! А теперь всё, только терпеть и остаётся.

— Госпожа, не спите? — Мила заглядывает в спальню. — Целитель пришёл.

— Пусть убирается к проклятым, — бурчу я, но кто ж меня слушает.

Господин Отто Рейснер заходит в комнату. Слышу, как он усаживается на стул рядом с кроватью, как раскрывает свой чемоданчик с микстурами, но подушки не убираю. Надоело притворяться пай-девочкой!

— Добрый день, миледи, — здоровается целитель, а Мила выдирает из моих рук подушку.

Отбросив на спину спутанную косу, сажусь в постели.

— Добрый, — отвечаю язвительно, но его это совершенно не трогает.

Отто Рейснеру уже почти пятьдесят. Русые волосы с проседью коротко острижены, через правую половину лица проходит уродливый шрам, говорящий о непростом прошлом целителя, да и выправка у него военная. Он смотрит на меня с отческой улыбкой, протягивая руку.

Вся процедура мне знакома, уж какой день её прохожу. Без вопросов подаю ему руку ладонью кверху. Мягкие иголочки магии бегут под кожей от пальцев до плеча и ныряют в тело. Господин Отто сосредоточенно прислушивается к ответной реакции, но я и без него знаю результат.

— Дайте угадаю: здорова, верно? — едко спрашиваю, отнимая ладонь.

— Абсолютно, миледи, — отвечает целитель. Он отворачивается к чемоданчику и начинает смешивать тонизирующий коктейль, которым меня почуют по три раза на дню.

— Тогда зачем вы приходите? От этой водицы лучше не становится. — Я подтягиваю подушки под спину, устраиваясь поудобнее.

— Это вы мне скажите, зачем лежите в постели уже четвёртый день.

Он отмеряет капли из одного флакона, доливает жидкость из второго, осторожно взбалтывает микстуру, пробует её тонкой стеклянной палочкой и, удовлетворительно кивнув, ставит на прикроватную тумбу. Я наблюдаю за его действиями с лёгким чувством досады. Вот что я ему должна ответить? Что сама не знаю, зачем это делаю? Эмиль чуть ли не ковровую дорожку расстелил к моей новой казни, и на этот раз план побега у меня просто не придумывается. Всё повторяется, что бы я ни пробовала, будто никакое моё действие не может изменить будущее. Остаётся только завернуться в одеяло как в саван и ждать неизбежной казни. И чего этот старик пристал?! Нет чтоб дать помереть спокойно, всё мучает меня ежедневными осмотрами.

— Откуда вы? — вдруг спрашиваю я, понимая, что ничего не знаю о господине Отто. — Вы владеете магией, а значит точно не из слуг. Военный? Но что вы здесь тогда делаете? Кто вас нашёл, мой отец?

Целитель аккуратно затыкает пробками флаконы, убирает их в специальные кармашки, а я с нетерпением жду ответ. Как только чемодан оказывается собран, он ставит его в ноги и, откидывая прядь седых волос со лба, говорит:

— Меня прислал его высочество.

Из моего горла вырывается приглушённый сип. И тут он! Как же это надоело!

— Вон! — Указываю на дверь, не проявляя ни малейшего почтения к возрасту мужчины. — И чтоб я больше вас не видела!

— Леди Лияра! — всплёскивает руками Мила, всё это время стоявшая по другую сторону кровати. — Где ваши манеры?! Простите великодушно, господин Рейснер, у неё от безделья ум за разум заходит.

— Ничего никуда у меня не заходит! — кричу я, словно пятилетняя девочка, которую никто не слушает. — Я сказала, убирайтесь! Оба! Никого не хочу видеть!

— Мадам Штейн, позвольте мне переговорить с миледи наедине, — спокойно отвечает господин Отто. — Уверяю, я не причиню миледи вреда.

Мила растерянно смотрит на мужчину, потом на меня, решая, насколько ударит по моей и без того шатающейся репутации подобная выходка.

— Конечно, господин Рейснер, я буду за дверью. — Она направляется к выходу, а меня прошибает пот. Эмиль прислал этого старика напомнить мне об условиях шантажа? Или он решил их претворить в жизнь из-за моего поведения? Зачем ему оставаться со мной наедине, если только не сообщить какую-то информацию от своего господина, которую я знать совершенно не хочу?

— Мила, стой! — Я вцепляюсь в одеяло, натягивая его до подбородка. — Мне что-то не хорошо. Останься тут, пожалуйста.

Мой жалобный тон растопит, пожалуй, и айсберг. Гувернантка замирает, неуверенно глядя на нас, будто по внешнему виду пытается понять, правда ли мне плохо или я опять притворяюсь, но проклятый целитель не даёт ей задержаться в спальне.

— Не переживайте, мадам, я здесь как раз для того, чтобы вашей госпоже стало лучше. — Он мягко, но настойчиво выпроваживает мою последнюю защиту за дверь и возвращается на стул рядом с кроватью. — Поговорим откровенно, миледи?

— Вы от Эмиля? — жалобно лепечу я, комкая край одеяла в руках. — Он передал послание? Письмо? Ему что-то нужно?

— Его высочество хочет видеть вас здоровой и полной жизни, только и всего, — мягко отвечает целитель.

Я со стоном утыкаюсь лицом в одеяло и глухо спрашиваю:

— Это приказ?

Конечно, князю вряд ли нравится подобное поведение. Что это за невеста, которая после предложения руки и сердца слегла в постель? Какую тень моё состояние бросает на всю ситуацию с помолвкой? Ох, естественно, он прикажет перестать притворяться и вести себя как положено.

— Что вы, миледи! — удивляется господин Отто. — Великий князь ничего не приказывал. Он даже не просил с вами поговорить, лишь убедиться, что вы на самом деле здоровы.

Я отрываюсь от одеяла, недоумённо глядя на целителя.

— Тогда чего вы хотите?

Мужчина складывает руки на коленях. Он улыбается с такой добротой, что у меня на миг комок подкатывает к горлу. Так на меня смотрел дедушка, пока был жив.

— Я лишь хотел сказать: вам не стоит бояться князя, он не такой монстр, каким кажется издалека, — спокойно говорит целитель.

Чувствую, будто когтистая лапа Тени сжимает моё сердце. Вспоминаю своё беспомощное состояние в тот вечер, угрозы Эмиля, его собственническое отношение. Может, он пока ещё и не монстр, но уже куда ближе к нему, чем к нормальному человеку. От жалости к себе глаза наполняются слезами.

— Вы не знаете, каким он был… — шепчу я, но тут же зажимаю себе рот руками. Всё сказанное этому человеку дойдёт до Эмиля, и если я сболтну что-то лишнее, мне точно не поздоровится.

— Я знаю, — чуть горько улыбается господин Отто. Он смотрит мне в глаза и говорит: — Я знаю всё. Он всё мне рассказал.

Хмурюсь, отнимая руки от лица.

— Рассказал? Всё? Прям всё-всё? — глупо уточняю я. Не могу поверить, что Эмиль кому-то настолько доверяет. И тут меня осеняет. Вспоминаю наш разговор в беседке парка. — Вы — тот целитель? Который помог ему?

— Да, — кивает господин Отто. От облегчения у меня словно гора падает с плеч. — Я знаю об его особенностях, назовём их так. — И мужчина без слов кивает на дверь в гостиную.

Откинув одеяло, я спускаю ноги на пол. Мне очень нужно поговорить хоть с кем-то без утаек, но нужно убедиться в безопасности. Неслышно иду к двери, кутаясь в тонкий халат, и распахиваю её. Мила стоит подозрительно близко к замочной скважине, а позади неё Снежа притворяется, что занята уборкой.

— Принесите еды, — велю я. — Только нормальной, никакого бульона для больной. И не торопитесь, хочу поговорить с господином Рейснером без ваших длинных ушей.

— Что вы, миледи, мы никогда! — краснеет Мила, а Снежа ойкает от страха.

— Знаю, как это «никогда» выглядит. — Я смягчаю резкость улыбкой, но стою на своём. — Идите же, есть хочу.

Они уходят, а я запираю дверь на задвижку на всякий случай. Возвращаюсь к господину Отто, но не лезу в постель. Хватит, напритворялась, скоро пролежни пойдут. Сажусь напротив целителя в кресло и спрашиваю:

— Что вы знаете об Эмиле?

— Он владеет Тенью, — без обиняков отвечает тот. — Вы очень осторожны, миледи, это радует.