— Почему?

— Украшения слишком дорогие.

— Украшения слишком дорогие? — Шахин-Гирей повторил ее фразу с вопросительной интонацией и продолжал с большим напором: — Но слишком мало друзей у моей несчастной родины в России! Потому я дарю вам эти вещи. Некогда они принадлежали моей старшей сестре. Это — личный дар, а вовсе не изъятие из нашей государственной казны, и так небогатой…

— Ну хорошо. А что, собственно говоря, вы хотите?

— Я хочу, чтобы вы передали Ее Величеству мое приватное письмо.

— И все? — удивилась Анастасия.

— Нет. Вы должны подробно расскать царице о том, что видели здесь.

— Если Ее Величеству будет благоугодно выслушать меня, то я охотно выполню ваше пожелание.

— Это должен быть рассказ заинтересованного человека. — Шахин-Гирей посмотрел ей прямо в глаза и выдержал паузу. — Сугубо положительный рассказ обо мне, успехах моей политики, верности моих беев и мурз всем договоренностям с русским правительством…

Конечно, то была самая настоящая инструкция для агента, короткая, дельная, до конца продуманная. Анастасия выслушала ее, не задав ни единого вопроса. Запомнить основные тезисы не составляло для нее никакого труда. Однако правитель Крыма, по-видимому, сомневался в этом.

— Вы все поняли? — спросил он с некоторым недоверием.

— Да, Ваша Светлость.

— Вы беретесь за поручение?

Анастасия решила не спешить с ответом. Она отхлебнула из чашки остывший кофе, задумчиво посмотрела на цветные витражи на окнах Кофейной комнаты, потом — на красно-сине-желтый ковер под ногами у хана. Шахин-Гирей повернулся к двери и щелкнул пальцами.

Спустя минуту появились слуги. Они внесли раскуренный кальян с двумя изумрудными чубуками, поднос со сладостями, фарфоровый чайник и пиалы. Поклонившись, один из слуг подал Анастасии чубук. Другой чубук взял хан и сел рядом с ней.

Анастасия подозрительно покосилась на восточное приспособление для курения. Однажды в минуту откровенности Потемкин рассказал ей, каким табаком был начинен кальян в его «турецком кабинете», когда татарские послы находились там. Возможно, хан угадал ее мысли. Усмехнувшись в пышные усы, Шахин-Гирей первым сделал глубокую затяжку.

— Когда вы уезжаете, Анастасия Петровна? — спросил он.

— Послезавтра.

— Очень хорошо. Отряд моих сайменов из двадцати пяти человек будет сопровождать вас по дороге к морю, как лицо, принадлежащее к ханской фамилии. Кроме того, я оплачу ваше пятидневное пребывание со слугами, охраной и всеми лошадьми на постоялом дворе монастыря Святого Климента в Инкермане.

Анастасия медленно поднесла чубук к губам и задала вопрос, которого так ждал ее царственный собеседник:

— Где письмо, ваша светлость?..

Не очень-то поспешая, с большим привалом на середине пути для изготовления обеда и послеобеденного отдыха, Анастасия со своими людьми прибыла в Инкерман в начале седьмого часа вечера 20 октября 1780 года. Город с крепостью на скале сперва открылся им с горного перевала. Спустившись в долину реки Черной, они рассмотрели его более внимательно. Улицы с домами из белого камня шли вдоль оконечности Каламитского залива и упирались в отвесные, круто вздымавшиеся вверх уступы из серого камня. Крепость находилась в отличном состоянии: толстые стены высотой до четырех сажен [55], пять боевых башен, ров, высеченный в скале, с переброшенным через него деревянным мостом. Однако в бойницах не имелось пушек, да и гарнизон, судя по всему, отсутствовал.

Дорога, обсаженная тополями, привела к монастырю Святого Климента. Над капитальной стеной поднимался купол христианского храма с крестом на высоком шпиле. За ним на серой скале четко различались кельи, весьма искусно вырубленные в камне. Два послушника в коричневых рясах уже запирали ворота на ночь. Узнав, что перед ними — русская путешественница, они пропустили ее экипаж, повозки и конную охрану на широкий монастырский двор.

Бесспорно, монастырь Святого Климента знавал лучшие времена. Он возник где-то в VIII–XI веках, когда у Каламитского залива стоял процветающий город-порт Каламита, основанный жителями княжества Феодоро. Корабли из Греции, Италии, Византии доставляли сюда много разных товаров. Каламитские купцы богатели, увозя их дальше в глубь континента, на север и на восток. Они много жертвовали монастырю. Он рос и расширялся. К ХII столетию тут было уже восемь наземных и пещерных церквей, соединяющихся между собой подземными коридорами, а также около двухсот других помещений и сооружений. Согласно легенде, первый пещерный храм вырубил в скале собственными руками святой Климент, римский епископ, сосланный в Каламиту императором Траяном за проповедь христианства.

В 1434 году город, крепость и монастырь подверглись нападению генуэзцев. Крепость они взяли штурмом, город сожгли, монастырь разграбили. В 1475 году здесь появились новые завоеватели — турки. Каламиту они переименовали в Инкерман, крепость реконструировали и поселили в ней свой гарнизон, монастырь оставили в целости и сохранности, но обложили огромным налогом. Русский путешественник, посетивший Инкерман в начале XVIII века, писал, что в городе живут татары, греки и армяне, гавань хорошо обустроена и принимает купеческие суда с большой осадкой.

Теперь торговлю здесь вели не феодориты, а греки и армяне. Она по-прежнему была очень прибыльной. Крымские христиане поддерживали монастырь щедрыми дарами. Слава о святости монахов распространилась по всему Причерноморью. Поток паломников не ослабевал, и это приносило обители солидные доходы.

Первая русско-турецкая война сначала вызвала застой в торговле. Но затем все наладилось. Греческие и армянские суда получили защиту российской Черноморской эскадры. В 1774 году, выполняя условия мирного договора с Россией, турки покинули крепость, и налог с монастыря был снят. С крымскими же ханами монахи сумели поладить и без крупных денежных потерь.

Казалось, золотому веку благоденствия не будет конца. Однако год назад все изменилось. Крымские христиане переселились в Россию. Монастырские церкви лишились прихожан, казна — регулярных поступлений, община — своего главы игумена Феофилакта, пользовавшегося непререкаемым авторитетом у паствы, а также более половины монахов и послушников, которые отправились вместе с игуменом на берега русского Азовского моря. Теперь монастырь Святого Климента постепенно приходил в запустение.

Эту печальную повесть рассказывал Анастасии отец Гермоген, настоятель одной из монастырских церквей. Крымский армянин по происхождению, он получил образование в духовной семинарии в Иерусалиме и неплохо знал церковно-славянский язык. Потому Анастасия понимала его без особых затруднений. Поднимаясь вслед за священником по широкой лестнице, вырубленной в скале, она с удивлением разглядывала стены и свод уходящего вверх туннеля. Очевидно, все дело было в необычной горной породе. Мелкозернистый белый известняк, не похожий ни на один природный материал и названный «инкерманским камнем», был мягким, но в то же время очень плотным. Такие его качества позволили людям создать в глубине горного массива целый город с коридорами, обширными залами, монашескими кельями, лестницами, террасами и гротами, где между камней пробивались чистейшие прозрачные источники.

Отец Гермоген остановился на площадке второго яруса Монастырской скалы и, чтобы осветить ее, поднял фонарь над головой. Два коридора шли от площадки влево и вправо. Прямо перед ними находилась еще одна лестница, узкая и крутая. Анастасия прислушалась. Где-то в стороне звенела вода, падая с высоты в бассейн. Еще в глубокой, таинственной тишине пещеры ей почудились легкое посвистывание ветра и голоса неведомых птиц.

— Пустота, — вздохнул отец Гермоген и поставил ногу на первую ступеньку крутой лестницы. — А ведь раньше здесь жили наши иеромонахи. Они молились день и ночь. Дух святости витал повсюду…

— Им было позволено жить рядом с храмом? — Анастасия осторожно взбиралась по лестнице за священником.