Наконец, Козлянинов возвратился на парусник.

С его прибытием все тут пришло в движение. Офицеры, свободные от вахты, поспешили в кают-компанию на командирский совет. Матросы принялись усерднее драить палубу, канониры чистить пушки, солдаты морской пехоты помогать тем и другим. Но солнце поднималось к зениту, и мысли об «адмиральском часе», или раздаче спиртного, мешали нижним чинам сосредоточиться на четком исполнении служебных обязанностей. Дым из трубы камбуза, возвышавшейся на баке, явственно доносил запах щей, сваренных из свежей говядины, и это тоже не способствовало рабочему настроению.

После обеда Тимофей Гаврилович предложил дамам составить ему компанию в плавании на баркасе под парусом для более внимательного осмотра некоторых бухт, прилегающих к главному заливу. Таковое поручение нынче дал ему вице-адмирал. Превосходная погода обещала превратить это путешествие во времяпровождение не только полезное, но и приятное.

Капитан взял с собой на баркас карту, карандаши и штурманский журнал. Его камердинер Роберт Бредшоу — большую плетеную корзину, до отказа набитую съестными припасами, бутылками вина, жбанами с пивом и квасом. Секунд-ротмистр князь Мещерский — два заряженных пистолета и палаш. Анастасия Аржанова — кружевной зонтик на длинной ручке. Госпожа Козлянинова — красивую турецкую шаль, подаренную ей сыном. Шесть матросов ничего не взяли, а просто сели за весла и дружными гребками вывели баркас в главный залив, где дул ветер и можно было поднять на мачте рей с прямоугольным парусом.

— Ахтиарская гавань, — заговорил командор, перекладывая руль влево и направляя баркас вдоль берега, — лежит в 60 верстах от крепости Гёзлёве, в 350 верстах от устья реки Дунай, в 560 верстах от города Константинополь…

— Между прочим, очень близко, — князь Мещерский навел карманную подзорную трубу на юго-запад, но, конечно, столицы Османской империи не увидел.

— Потому турки и дрались за Крым отчаянно, — продолжал капитан бригадирского ранга.

— Еще бы! Тот, кто владеет полуостровом, владеет всем Черным морем.

— Тем ярче наша победа, — улыбнулась Аржанова.

— Мы отдали ей много сил, — моряк задумчиво смотрел на проплывающие мимо желто-коричневые кряжи, что нависали над белой лентой морского прибоя.

— Потомки оценят сие деяние.

— Вы уверены в потомках?

Секунд-ротмистр пожал плечами:

— Ну разве только какой-нибудь идиот предаст интересы своего государства…

— Из-за денег?

— Нет, скорее — по собственной глупости и необразованности.

— Не допускаю такого. В царствующем доме Романовых все — вполне нормальные люди.

— Предположим, не из Романовых.

— Значит, временщик? Да повесить его мало… Господи Иисусе, спаси Россию от бесовского наваждения!..

Агриппина Ферапонтовна не до конца понимала смысл беседы, но тон ее улавливала верно. Говорили между собой единомышленники, люди, связанные исполнением важного и ответственного дела. Голос Аржановой звучал на равных с офицерами, и это орловскую помещицу удивляло. Совсем неженское дело — политика, война, приобретение новых земель. Могут ли подобные отвлеченные предметы объединять женщину и мужчину в брачном союзе, или он распадется при столкновении с прозой обыденной жизни?..

Вскоре показались руины Херсонеса.

Оставив их по правую руку, Козлянинов повел баркас дальше, к концу открывающегося залива, судя по цвету воды, довольно глубокого, длинного, врезающегося в сушу с изгибами. Здесь, с одной стороны, возвышались серые скалы, с другой — лежала ровная ковыльная степь. Командор записал в журнале, что место подходит для устройства карантина для купеческих судов, которые будут приходить сюда из Мраморного моря, где летом нередко вспыхивают эпидемии. Бухту он назвал Карантинной.

На обратном пути Анастасия предложила остановиться и выйти на берег в Херсонесе. Небольшая, полукруглая, уютная гавань его глубиной не отличалась, но имела каменную пристань, возведенную стародавними жителями Тавриды. Воспоминания о хороших событиях связывали Аржанову с Херсонесом. Она посетила его впервые осенью 1780 года, по совету Потемкина. Удача улыбнулась ей. Анастасия сумела найти древнегреческие камеи. Резаные камни потом очень понравились царице и заняли место в ее коллекции в Эрмитаже.

Капитан бригадирского ранга ходил по разрушенному городу и с любопытством слушал пояснения Мещерского. Молодой офицер показал ему не только отлично сохранившиеся крепостные ворота и «перибол» — особое пространство между стенами, — но и привел к развалинам здания, похожего на дворец. Среди его комнат находилась одна — с чудесной цветной мозаикой на полу, изображающей богиню Афину-воительницу, воинов в доспехах и женщин, раздевающихся возле овальной чаши с голубем.

Агриппина Ферапонтовна нашла эту картину совершенно непристойной. Она почти ничего не знала о Древней Элладе и красоту города ее, хотя и многих строений уже лишившегося, не оценила. Масличные и фисташковые деревья, росшие посреди руин, заинтересовали ее гораздо больше. В поместье мать капитана с любовью занималась своим декоративным садом и цветниками. Она и здесь взяла бы корешки и отростки, но неизвестно, приживутся ли экзотические южные растения в Орловской губернии, столь отдаленной от крымского Ахтиара…

Пока господа прогуливались, Роберт Бредшоу сервировал походный завтрак. На земле под невысокими кронами деревьев с первой ярко-зеленой листвой он при помощи матросов расстелил парусину, расставил кружки, тарелки, бутылки с вином, разложил вилки, ножи, льняные салфетки. Затем он выдал служивым жбан пива, по полбуханки хлеба на брата и изрядный кус ветчины. Офицерам и их спутницам предназначались продукты подороже: балык, паштет, сыр.

Крымское вино развеселило путешественников, несколько угнетенных видом давно покинутого людьми Херсонеса. Храм с поваленными колоннами, дома без крыш, улицы, некогда мощеные, но теперь разбитые, — все говорило о печальном течении времен. Были греки, первыми построившие на полуострове города, дороги, сельскохозяйственные фактории. Были итальянцы, создавшие здесь свое капитанство Готия. Были турки, изгнавшие их и основавшие крепость Гёзлёве с крупнейшим в Причерноморье рынком невольников. Однако пришел черед великого северного народа прикоснуться рукой созидания к благодатной земле. Самим Господом Богом завещано русским выйти к южному морю. Они построят на его берегах новый, собственный город — невероятно красивый, легендарный, неприступный для врагов.

Так рассуждали путешественники, когда на баркасе возвращались к «Хотину» в Южную бухту. Анастасия Аржанова, пребывая в размышлениях, смотрела на абсолютно пустынную, безлюдную сушу, подступаюшую к морю то песчаной отмелью, то серыми скалами, то желто-коричневым глинистым обрывом. Флора отчетливо представляла себе тот город, о каком они сейчас мечтали: кварталы домов из белого инкерманского камня, тенистые улицы, широкие проспекты, лестницы, обсаженные тополями и акациями, парки с густой зеленью, площади, украшенные памятниками героям. А над городом и над его голубыми бухтами — великолепный Владимирский собор, золотой крест которого словно горит под черноморским солнцем.

Возможно, в этом городе она была бы счастлива со своим командором…

4. Французская карта

Такой теплой осени жители Санкт-Петербурга не видели давно. Казалось, природа по ошибке продлила для них недолгое балтийское лето. На календаре был конец октября 1783 года, а над столицей Российской империи сияло голубое прозрачное небо и светило яркое солнце. Лишь холодные туманы, часто падавшие на город, напоминали и суровом климате севера и о зиме, которая теперь не за горами. Туманным октябрьским полднем к пристани Сиверса, расположенной на набережной реки Фонтанки, подошли три шлюпки. В них быстро погрузились пассажиры: кавалеры в кафтанах и дамы в шляпках с густыми вуалями. Гребцы тотчас опустили весла в воду. Преодолевая течение, шлюпки одна за другой двинулись из центра Санкт-Петербурга на его окраину – на Выборгскую сторону, к устью Большой Невки, где стоял старинный храм. Никто не обратил внимания на речной караван, и уж тем более никто не догадался, что это свадьба. Обе женщины находились во второй шлюпке. Одна из них, возрастом постарше, с сильно напудренным лицом, поправила воротник суконной накидки и заметила: