Печальные хлопоты заняли больше половины дня. Но хоронили Кузьму одни кирасиры с князем Мещерским. Анастасия на кладбище не поехала. Побоялась оставить дом и прислугу без присмотра. Все вместе они готовили поминальный обед: тушеная кабанятина с кашей, блины и кисель из свежего кизила. Выученные когда-то рецепты вспоминались с трудом. Анастасия больше думала о том, где теперь взять нового повара.

На поминках солдаты крепко выпили. Возможно, одной из причин стало то, что поручик покинул общую трапезу. Он кашлял, чихал, поминутно сморкался, и Глафира пошла вместе с ним, чтобы поставить князю горчичники и сделать отвар из стеблей девясила с добавлением меда и коровьего масла.

Два больших штофа с водкой опустели. Анастасия, глядя на своих людей, чем-то очень угнетенных, разрешила взять третий штоф. Наполнив оловянную чарку, встал сержант Чернозуб.

— Гарный хлопец був Кузьма. Дуже гарный… — Кирасир смахнул со щеки скупую мужскую слезу. — Мы з ным добры друзи булы. Гралы в шашки та все балакалы…

— О чем же вы говорили? — спросила Анастасия, удивленная этим признанием. Вообще-то она мало интересовалась отношениями между слугами и требовала от них лишь послушания.

— Говорили всегда про нашу жизню, — ответил Чернозуб. — Шо далеко от ридной земли уехалы. Неведомо теперь, вернемся ли. Вот он и не вернулся… Царство тоби небесное, Кузьма Иванович! Пухом тоби земля!

Сержант опрокинул в рот чарку с водкой, занюхал ее татарской лепешкой и посмотрел на Анастасию. Нельзя было сказать, что он сильно пьян, но глаза великана подернулись пеленою.

— Даю слово… — Анастасия выдержала его взгляд. — Мы вернемся.

— А вы, ваше высокоблагородие, ту отраву басурманскую вже определили чи ни?

— Не определила.

— То-то и оно.

— Теперь нечего думать об этом, сержант.

— Злыдни не крещеные! — Чернозуб вдруг шарахнул кулаком по столу, да так, что опрокинулись набок все высокие солдатские чарки. — Ужо переведаюсь с вами! Поубиваю всех на хрен!

С проворством, совершенно невероятным для его комплекции, кирасир выскочил из-за стола, бросился к стене, где на крючьях висели портупеи с палашами, и выхватил из ножен один. Размахивая оружием, Чернозуб устремился к двери. Солдаты успели повиснуть у него на плечах. С первого раза он раскидал их в стороны. Однако палаш они у него все-таки отняли. Сейчас, подняв кулаки, он готовился раздавать бешеные удары однополчанам. Они же, окружив его, выжидали удобного момента. Анастасия встала между кирасирами и положила руки на мощную грудь великана.

— Ты отомстишь за Кузьму. — спокойно оказала она. — Только потерпи немного. Я знаю, кто вручил яд повару Саиду, кто заплатил ему за преступление. Я сделаю так, что ты убьешь этого человека. Да, убьешь. Но не сегодня.

— Хорошо… — Опомнившись, Чернозуб тер ладонью лоб. — Будь по-вашему…

С тех пор, как Микас Попандопулос нашел их в Гёзлёве и задал хорошую головомойку обоим, Анастасия часто вспоминала греческого коммерсанта. Теперь она знала, кто он есть на самом деле, и восхищалась его способностью к перевоплощению. В тот дождливый вечер на турецком постоялом дворе «Сулу-хан» Попандопулос сказал им, что в трудном случае они могут найти его в Бахчи-сарае, где на базарной площади он держит магазин. Обсудив ситуацию с неизвестным ядом, вызвавшим смерть кучера Кузьмы, Анастасия и Мещерский пришли к выводу, что такой случай уже наступил.

Однако следовало проявлять максимальную осторожность. Анастасия решила оставить свой экипаж и охрану дома, а ехать к купцу вместе с князем под видом кирасира. Для этого Глафира весь день перешивала солдатский форменый кафтан соломенного цвета: заужала плечи, укорачивала рукава и полы. Сержант Чернозуб, вооружившись шилом, дратвой и цыганской иглой, превратил ее сапоги в ботфорты, надставив вверху черные краги. Также он для госпожи Аржановой перекроил широкую портупею из выбеленной яловой кожи с медной пряжкой.

Из Анастасии получился ладный солдатик, хотя совсем не кирасирского роста и телосложения. Когда она вошла в денник Алмаза, то добрый конь не сразу узнал ее. Он долго обнюхивал ее новую одежду, косил лиловым глазом на кафтан из невальцованного сукна. Но ласковые слова хозяйки и лепешка с солью сделали свое дело. Арабский жеребец покорно пошел за ней во двор. Там уже находился князь Мещерский, тоже одетый в кафтан соломенного цвета, черную треуголку и ботфорты с накладными шпорами.

Николай подал Анастасии стремя. Она легко поднялась в седло. Они с поручиком сделали несколько кругов по двору, разминая лошадей. Солдаты и прислуга стояли на крыльце. Их лица были полны тревоги. Глафира, перекрестив поручика и Анастасию, громко сказала: «Ну, с Богом!» Николай открыл ворота, и они рысью выехали на пустынную дорогу.

Все магазины господина Попандопулоса были примерно одинаковы. Они располагались в центре городов, на людных местах и выглядели весьма фешенебельно. Потому в Бахчи-сарае Анастасия и князь Мещерский сразу нашли торговое заведение, принадлежавшее греку. Как и в Херсоне, оно имело двери из полированного дуба с бронзовыми литыми украшениями и большие зеркальные окна с надписью, наведенной сусальным золотом, вверху — по-арабски, ниже — по-французски и по-русски. Дюжий привратник в феске и восточном кафтане, поклонившись, распахнул перед ними широкие створки.

— Что угодно господам офицерам? — Приказчик в магазине был русским.

— Хотелось бы увидеть хозяина, — сказал Мещерский.

— К сожалению, сейчас его нет.

— Передайте записку. — Князь протянул приказчику узкую полоску бумаги, сложенную вдвое.

Тот развернул ее и увидел одно-единственное слово, написанное там, — «FLORА»

— Минутку. — Он скрылся за тяжелой портьерой…

В Херсоне Микас Попандопулос пил турецкий кофе, но в Бахчи-сарае — крымское вино. Его подали в бокалах венецианского стекла.

Анастасия пригубила напиток. Вино было превосходное, многолетней выдержки. Князь Мещерский осушил свой бокал залпом. Попандопулос, улыбаясь, налил ему еще. Затем он заговорил с ними так приветливо, что в первую минуту они растерянно переглянулись.

Резидент русской разведки в Крыму хвалил своих сотрудников за стойкость, смелость, мужество.

Осведомители Попандопулоса, которые занимали при дворе хана такие должности, как второй помощник садовника, рубщик мяса на кухне и истопник (один из двенадцати человек, заведующих очагами во всем дворцовом комплексе), сообщали ему разные слухи о русской путешественнице, циркулировавшие среди ханской прислуги. Народная молва не могла не отметить появление молодой привлекательной женщины с севера, сумевшей быстро завоевать доверие Шахин-Гирея и двух его жен: Лейлы и Хатидже.

Больше всего говорили о том, будто бы она из Петербурга привезла хану подарок великой императрицы — полмиллиона рублей золотом, спрятав их в потайных ящиках на крыше своего экипажа. Другой слух утверждал прямо противоположное — это Шахин-Гирей вручил русской женщине два мешка золотых турецких флори, чтобы подкупить грозного князя Потемкина и вернуть Крымскому государству прежние его владения: причерноморские и прикубанские степи. Третье суждение совершенно отличалось от двух предыдущих. Оказывается, хан собрался дать развод своей первой жене Мариам и взять на ее место госпожу Аржанову, для чего последняя согласилась перейти в мусульманство, и этот обряд состоится в Большой ханской мечети уже на следующей неделе.

Дворцовые сплетни быстро распространялись среди жителей столицы. Попандопулос поручил своим агентам всячески поддерживать их. При своей абсурдности эти слухи были на руку «русской партии» в Бахчи-сарае. Они укрепляли ее престиж и помогали вербовать новых сторонников. Полмиллиона червонцев — очень хорошая сумма. Одряхлевшей Османской империи уже не собрать таких денег для своего прежнего вассала. А вот Россия их платит. Канули в лету времена лихих крымско-татарских набегов в неоглядные русские поля и долины. Мощное, богатое государство выросло там и охраняет свои границы. Многотысячная его армия теперь стоит на берегах, а флот бороздит воды Черного моря, некогда бывшего «внутренним» для властителей Оттоманской Порты…