Аржанова надеялась, что в ходе подготовки операции «Золотая цепь» ей разрешат посетить Северную столицу и встретиться там с государыней. Именно Екатерине Алексеевне принадлежала эта идея — расширить присутствие русской внешней разведки в Вене, собирать более полные и точные сведения о планах венского двора относительно продолжения войны с турками. Но светлейший князь почему-то медлил. То ли любовные чары курской дворянки околдовали его, то ли детали конфиденциальной командировки Флоры в Священную Римскую империю германской нации до конца прояснены еще не были.

Их совместные завтраки продолжались. Камердинер Иван уже привык, что княгиня Мещерская почти ничего не ест за обильно накрытым столом. Генерал-фельдмаршал в больших количествах поглощал и ростбиф, и сыр «пармезан», и салат, и гречневую кашу, которую подавали в очередь с яичницей, поджаренной на сале. Но его прекрасная собеседница брала только ломтик сыра с хлебом, просила слугу налить чашку кофе и задумчиво смотрела на Григория Александровича. Он, подмигивая ей, нахваливал изделия своего повара и говорил, что присутствие ее сиятельства здесь вызывает у него отменный аппетит. Потом в кабинете Главнокомандующего Южной армией появлялся управитель его канцелярии, коллежский советник Василий Степанович Попов, с коричневой кожаной папкой, набитой до отказа важными бумагами. Он церемонно раскланивался с курской дворянкой, открывал свою папку, раскладывал на столе вырезки из венских, парижских и берлинских газет, листы с копиями донесений русского посла в Вене князя Дмитрия Михайловича Голицына и каких-то неизвестных Анастасии осведомителей, проживающих на территории Австрии, выполненные одинаковым, почти квадратным писарским почерком. Их беседа, посвященная поездке, обычно начиналась с улыбок, комплиментов, забавных житейских историй, которых Попов знал множество.

Невысокий, полноватый, с круглым добродушным лицом и лучистыми васильковыми глазами, Василий Степанович являл собой классическую противоположность своему предшественнику — Турчанинову. Тот перебрался в Санкт-Петербург и по рекомендации светлейшего князя занял должность статс-секретаря царицы, отвечающего за работу секретной канцелярии Ее Величества. Турчанинова с его поджарой фигурой, скрипучим голосом и глазами, немигающими, как у филина, Аржанова сразу прозвала «Педант». К Попову, по ее мнению, больше подходила кличка «Весельчак», и ей, честно говоря, работалось с ним легче.

Но может быть, теперь перед Флорой ставили менее трудную задачу. Два года назад от нее требовали, проехав три страны, быстро войти в контакт с точно определенным человеком в точно определенном месте. В этой «подводке к объекту» решающую роль играла не Анастасия, а польский дворянин Анджей Кухарский, который ей не понравился с первого взгляда. Изменить что-либо в тщательно спланированной схеме операции «Секрет чертежника» она не имела возможности. Никакого иного кандидата, кроме беспокойного шляхтича, русской разведке подыскать для данной роли не удалось. Кухарский отлично это понимал и потому повел себя так нагло, особенно — на завершающей стадии операции во французской колонии в Стамбуле.

Роскошная, красивая, католическая, староевропейская и давно знакомая ей Вена — не грязный мусульманский город у пролива Босфор. Аржановой больше не придется упорно охотиться за какой-нибудь одиозной фигурой вроде военного инженера Лафита Клаве. Она будет жить свободно и находиться в свободном поиске. Секретная канцелярия Ее Величества указывает своему сотруднику лишь ареал охоты: придворное общество, или конкретно — чиновники Министерства иностранных дел.

В силу этих обстоятельств они подобрали ей в помощники надворного советника Якоба-Георга фон Рейнеке. Он побывал в составе нашей дипломатической миссии в немецком городе Дрезден, был консулом в немецких же городах Росток и Висмар, где зарекомендовал себя человеком исполнительным, добросовестным, честным, бесконечно преданным Отечеству.

— Чем он там занимался? — спросила Анастасия.

— Ах, ваше сиятельство, ничего необычно, сравнимого с вашим подвигом в Стамбуле! — ласково улыбнулся ей управитель канцелярии светлейшего князя. — Совершенно рутинная работа, то есть дипломатическая разведка…

— И вы считаете, он действительно поможет мне в Вене?

— Душа моя, — вмешался в их беседу Потемкин-Таврический. — Ежели он тебе совсем не по нутру, мы тотчас подберем другого. В Иностранной коллегии у нас трудится немало способных людей. Пойми, он — только помощник, но не второй основной игрок, как это получилось с Кухарским.

— Ладно. Я подумаю, — курская дворянка перевела взгляд от документов, разложенных на столе, в окно. Там под резким осенним ветром шумел городской сад, еще не сбросивший пожелтевшую листву.

— Что-то вызывает у вас, ваше сиятельство, крайнее неприятие в господине фон Рейнеке? — спросил Попов, убирая часть бумаг обратно в кожаную папку, другую передавая Аржановой.

Она тяжело вздохнула:

— Пожалуй, такого нет. Но слишком мало у меня информации для окончательного вывода…

К полудню курская дворянка обычно возвращалась к себе, в двухэтажный особняк в западном предместье города Яссы. Ее привозил туда тот же кучер, что устроил гонки с каретой графини Браницкой на узкой румынской улочке. Анастасия, помятуя о его искусстве управлять четверкой лошадей, запряженной цугом, всегда давала ему чаевые: полновесный серебряный елизаветинский рубль, называемый в народе «крестовником». Добрый малый, сняв форменную треуголку с напудренной головы, кланялся красавице по-русски, в пояс.

И на сей раз княгиня Мещерская нашла своих людей за привычными занятиями. Горничная Глафира при помощи жестов объяснялась с двумя румынками-прачками, нанятыми на поденную работу. Ее сын Николай и сержант Ермилов в сарае на краю сада тренировались в стрельбе из пистолетов, быстрой зарядке кремнево-ударного оружия и метании ножей в цель. Белый маг Гончаров, надев местную простонародную одежду — черный колпак из валяной шерсти, украшенный цветными лентами, рубаху из небеленого холста, кожаный жилет с аппликацией и плисовые штаны, заправленные в короткие сапоги, — ушел на базар. Там он промышлял гаданием на картах, имея большой успех среди украинцев-огородников, приезжавших в Яссы из Галиции.

Обед у Аржановой подавали по армейской традиции между 12-ю и 13-ю часами дня. Она успела переодеться в домашнее платье, снова умыться, расчесать волосы и, надев кружевной чепец на косы, уложенные на затылке в круг, вышла к столу на просторную кухню. Как глава большой семьи, она перекрестилась на походную икону и громко прочитала обеденную молитву по церковнославянски:

— Очи всех на Тя, Господи Иисусе, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животное благоволения… Аминь!

Перекрестившись, все сели на свои места и дружно взялись за ложки. Обед проходил в молчании. Кухарка изготовила борщ со сметаной и пампушками, ветчину с тушеной капустой, квас и густой смородиновый кисель. Еда была простая, крестьянская, но Флора в походе не чинилась, ела вместе со своими людьми.

Едва приступили к киселю, как в дверь постучал привратник. Из его путаных румынско-русских объяснений Аржанова поняла, что ее спрашивает какой-то человек. Она приказала привести его сюда, на кухню. Каково же было удивление курской дворянки, когда на пороге комнаты возник надворный советник фон Рейнеке с букетом белых роз, а за ним его слуга — здоровенный мужик, державший корзину.

Бросив взгляд на компанию за столом, так и застывшую с кружками киселя в руках, «Немец» поклонился княгине Мещерской и вручил ей букет. Затем он сказал, что взял на себя дерзость явиться без приглашения, поскольку желает поделиться с ее сиятельством последними своими охотничьими трофеями — боком молодого оленя, уже вымоченным в белом вине с приправами и готовым к обжарке и тушению. Он отдал приказ слуге по-немецки, и тот водрузил на стол корзину.

Анастасия, человек бывалый, смелый и порою грубоватый, от подобного поступка на минуту утратила дар речи. Якоб-Георг стоял перед ней, смиренно прижимая к груди треуголку и застенчиво улыбаясь. По-видимому, уходить он никуда не собирался и покорно ждал решения прелестной хозяйки дома.