С корнетом Чернозубом полковник Мещерский был откровенен. Штаб-квартира главнокомандующего Екатеринославской армией генерал-фельдмаршала светлейшего князя Потемкина-Таврического – очень опасное место для таких красивых женщин, как Анастасия Петровна. Там полно желающих домогаться особливого ее благорасположения. Он, Чернозуб, будучи человеком чести и строгих правил, должен решительно пресекать подобные попытки.

Кирасир, опираясь на шпагу с золотым офицерским темляком, сидел за столом. Михаил ходил по своему кабинету. Он объяснял Чернозубу, по его мнению, вещи совершенно очевидные, однако уроженец Полтавской губернии долго не мог понять, чего от него требует доблестный бывший командир.

– Конечно, дико я звиняюсь, ваше сиятельство, – наконец сказал он. – Но объясныть мени, будь ласка, точнее. Врезать по роже при всех за это можно чи ни?

– Тогда последует вызов на дуэль.

– Она будет на палашах или на пистолетах? – озабоченно спросил Чернозуб.

– Вообще-то государыня в этом году издала «Манифест о поединках», – сказал Мещерский.

– И шо у ем напысано?

– Дуэли между офицерами запрещены.

– Дуже странно, – Чернозуб почесал в затылке. – Спасибо, шо предупредили. Будэмо действовать нашими обычными способами.

– Это какими?

– На темной улице из-за угла и тростью по башке, ваше сиятельство, – доложил корнет.

– Вот и отлично, Остап Тарасович!..

Не хуже Мещерского Анастасия знала, каковы особенности длительного пребывания светлейшего князя в любом городе Российской империи. Туда моментально съезжаются жалобщики, просители, ищущие новых должностей чиновники и офицеры, обыкновенные прихлебатели всех мастей, а также женщины легкого поведения. Штаб-квартира – это еще и место, где пребывает канцелярия тайного супруга императрицы, отделение государственного казначейства, а теперь – и оперативное управление самой большой, 82-тысячной Екатеринославской армией.

Прибыв в Кременчуг в середине дня в среду, Аржанова решила сначала направиться прямо в штаб-квартиру, затем уж озаботиться поиском места для своего проживания. Все было так, как она ожидала: столпотворение карет и экипажей на улице, прилегающей к губернаторскому дворцу, повсюду воинские караулы, пешие и конные, две пушки во дворе у входа и наглые молодые адъютанты, которых она, естественно, знать не могла.

– Что вам угодно, сударыня? – один из них задержал ее сразу в вестибюле, окинув слишком пристальным, оценивающим взглядом.

– Хотелось бы увидеть светлейшего князя Потемкина-Таврического.

– Увы, сие невозможно, сударыня. Генерал-фельдмаршал в отсутствии, – усмехнулся юный офицер, продолжая ее рассматривать. – Вот если вы оставите ваш адрес…

– Немедленно передайте ему пакет, – Флора достала из дамской сумочки присланную ей в Крым правительственную депешу.

Драгунский поручик очень удивился, развернул бумагу, быстро прочитал и задал вопрос совсем другим тоном:

– Вы – княгиня Мещерская?

– Да.

– Следуйте за мной, ваше сиятельство. Вас ждали здесь еще вчера вечером…

Григорий Александрович находился в обычном для своей осенней «хандры» виде: волосы нечесаны и распущены по плечам, небрежно запахнутый шелковый халат перетянут на поясе витым шнуром, на ногах – вязаные носки длиной до середины икры, в руке – надкусанное румяное яблоко. Были, впрочем, и другие детали. Когда Анастасия вошла, светлейший князь бесцеремонно толкнул в бок девицу лет шестнадцати, но весьма и весьма упитанную, в прозрачной батистовой сорочке, лежавшую на постели. Она бросила на курскую дворянку неприязненный взгляд и быстро удалилась.

– Вижу, ваши пристрастия изменились, – спокойно заметила Аржанова.

– Ах, простите, душа моя, и не обращайте внимания, – ответил Потемкин, целуя ей руку. – Это все – приближение старости. Почему-то тянет к малолеткам.

– Трудно поверить, ваше высокопревосходительство. Ведь вам нет и пятидесяти.

– Разве нас старят годы, Анастасия Петровна? – он указал ей на место за столом, где кучей лежали разные бумаги. – Нет, нас старят чрезмерные труды…

Буквально через несколько минут в комнату вошел действительный статский советник Турчанинов, непосредственный начальник Флоры. Она не виделась с ним с осени 1783 года. Петр Иванович нисколько не изменился: круглые, немигающие, как у филина, глаза за круглыми очками, плотно сжатые тонкие губы, никогда не улыбающиеся, худощавая, чуть сгорбленная фигура. В руках статс-секретарь царицы по своему обыкновению держал кожаную папку, закрывающуюся на особый, с секретом замок.

Если уж сам Турчанинов заявился сюда из Санкт-Петербурга, то дело и впрямь невероятно важное. В этом сомневаться не приходилось. Однако что теперь они намерены ей предложить?

Аржанова сидела за круглым столом вместе с Потемкиным и начальником секретной канцелярии Ее Величества и размышляла над этим вопросом. Речь между тем держал Турчанинов. Своим скрипучим неприятным голосом Петр Иванович скучно и подробно рассказывал о турецкой крепости Очаков.

Оказалось, основали ее не турки, а крымские татары в 1492 году и назвали «Кара-Кермен». Но вскоре османы отобрали у своих вассалов этот укрепленный пункт и нарекли другим именем – «Очаков». Уж очень выгодное в стратегическом отношении место занимала крепость – на северном берегу Черного моря, рядом с Днепровско-Бугским лиманом, на высоком, неприступном мысу. Турки возвели здесь целую систему фортификационных сооружений и удерживали их за собой в течение трех столетий, несмотря на войны и штурмы, предпринимаемые то польскими, то русскими войсками, то буйными ватагами запорожских казаков.

К 1787 году Очаков являлся не только крепостью, вооруженной 310 орудиями, но и богатым торговым портом, через который шли грузы с северо-востока Европы на юг и юго-запад континента. Кроме купеческих судов в довольно просторной и удобной очаковской гавани стояла турецкая эскадра: 10 линейных кораблей, 6 фрегатов, 44 галеры и шебеки. Население города вместе с крепостным гарнизоном достигало примерно двадцати пяти тысяч человек. В Северном Причерноморье, уже ставшем русским, Очаков торчал как заноза, угрожая и Херсону, и Николаеву, и Севастополю.

Слушая Турчанинова, светлейший князь перебирал бумаги на столе и наконец нашел среди них нужное – свернутый в трубку лист ватмана. Он развернул его, расправил и положил перед Аржановой. Это был план крепости Очаков, выполненный очень искусно и слегка подкрашенный. Светло-голубой краской обозначался морской залив, бежевой – суша, белой – все сооружения в крепости: замок «Хасан-паша» на краю мыса, казармы, склады, дома, мечети, бани, стены с башнями, образующие четырехугольник неправильной формы.

– Взятие Очакова – главная задача нашей военной кампании следующего, 1788 года, – сказал Потемкин.

– Мне предстоит идти на штурм? – спросила курская дворянка.

– В некотором смысле слова – да.

– Сразу говорю вашему высокопревосходительству, что лазить по штурмовым лестницам я не умею. Мне удобнее ездить верхом.

– Ну, верхом так верхом, – согласился генерал-фельдмаршал, улыбаясь ей ласково и загадочно.

Турчанинов был далек от всяких подтекстов и тайных намеков в разговорах Аржановой и Потемкина. Он взял из своей папки новый лист, исписанный от края до края, и, откашлявшись, продолжил:

– Этот план крепости показывает лишь наземные ее укрепления, и то достаточно условно. С 1784 года модернизацией Очакова занимались французы. Как сообщают наши агенты, под землей они соорудили целую систему минных галерей, переходов, пороховых складов и иных помещений. Однако узнать о них ничего не удалось.

– Почему? – спросила Аржанова.

– Потому, что французы работали совершенно автономно. Они привезли своих инженеров, мастеров, саперов и даже землекопов. Турок и татар не подпускали близко. Руководил работами один человек. Его имя – Лафит Клаве, военный инженер из Марселя.

– Это все, что о нем известно? – удивилась Анастасия.

Начальник секретной канцелярии Ее Величества укоризненно покачал головой: