«Неужели сам Яхве покарал злодея?» – так вначале подумал иудейский герой, но секундой позже с разочарованием усмехнулся, узнав в свалившемся с неба оружии то самое копьё, которое несколько дней назад метал в небо, дабы подтвердить свою маленькую ложь по поводу «знаменитого критского атлета».

Вот так оно в жизни и бывает, знаешь где больно упадёшь – заранее подкладываешь мягкую соломку.

Однако неприятный инцидент не смог надолго омрачить славный праздник. Правда палач затачивающий топор, стал более кровожадно чем до этого поглядывать в сторону пленённого Самсона. Самсон терпел его хищный взгляд недолго и всё-таки не удержавшись, показал мастеру заплечных дел отставленный вверх средний палец, благо железные оковы этому ничуть не мешали. Палач злобно скрипнул зубами и даже выронил свой оселок.

Дабы поскорее забыть случившееся трагическое недоразумение, гости подождали пока слуги уберут мёртвое тело (для этого пришлось извлечь из пола пробитую насквозь мраморную плиту вместе с торчащим из неё копьём) после чего потребовали, чтобы Самсон всех развеселил.

– Спляши нам и спой, – весело прокричали гости, дабы как следует поглумиться над пленником. – Наверняка ты плохой танцор и никакой певец.

– Это я то плохой танцор?!! – не на шутку рассвирепел мятежник, потрясая цепями. – А ну несите сюда какой-нибудь инструмент.

Слуги принесли то, что было под рукой: дырявый старый бубен и внушительных размеров семиструнную кифару.

Самсон со знанием дела изучил бубен, сокрушенно покачал головой и, в конце концов, остановил свой выбор на кифаре. Спеленавшие руки цепи слегка размотали, чтобы пленник мог удобно взять в руки музыкальный инструмент.

– Давай сбацай нам свою «Хава-Нагилу»! – засмеялись гости, предвкушая невероятную потеху.

– За жизнь спою, – спокойно ответил Самсон и, ударив по струнам, затянул:

– Заберите у него кифару!!! – истошно завизжал кто-то из гостей.

Разъяренные пирующие опережая солдат и ломанувшегося от алтаря с топором палача бросились на героя. Тут-то филистимляне и осознали свою фатальную ошибку. Ох, не стоило им давать в руки Самсону семиструнную кифару, ох и не стоило. Такого количества размозженных пьяных голов, пожалуй, нельзя было увидеть даже на самом кровавом ристалище, где воины сражались исключительно боевыми молотами. Морской бог Посейдон вполне мог захлебнуться от обилия заливающей алтарь крови.

Самсон был бы не Самсоном, без козыря в рукаве. Бережливый, всегда заглядывающий в будущее герой, таки припрятал на чёрный день в складках своей одежды выдернутый из броды заветный волосок и вот ТОТ САМЫЙ день настал.

Надев, посмертно взвизгнувшую кифару сразу на головы шестерых филистимлян, Самсон расправил заранее зажатый в кулаке волос и, разорвав его яростно рявкнул:

– А ну-ка, верните мне мою былую силу!!!

И всё замерло.

Даже Самуил, как лев бившийся у алтаря с палачом, недоуменно обернулся, вопрошающе уставившись на победоносно усмехающегося хозяина.

– Амэхайя! – хлопнул в ладоши Самсон, чувствуя, как прямо на глазах у обезумевших филистимлян отрастает его волшебная кудрявая борода.

Подбородок слегка чесался, но то был зуд не раздражения, то был зуд скорой блистательной победы!

И мстительно улыбнувшись, знаменитый иудейский герой со всей мощи пнул ногой огромный поддерживающий свод храма каменный столб…

…Мрачный, как дождевая туча Исаак, вместе с заплаканной Руфью издалека наблюдали за тем, как взмыленные горожане медленно разбирают колоссальную груду камней в беспорядке громоздящуюся на том самом месте, где совсем недавно стоял величественный красивый храм богу Посейдону. Горожане трудились без особого энтузиазма, ибо даже дураку было ясно, что никто после подобной катастрофы уцелеть под завалами не мог.

Трагедия, в одночасье свалившаяся на город, обрела воистину чудовищный размах. Под обломками рухнувшего храма погибла вся знать оккупантов, включая полководцев и всю административную верхушку местной филистимлянской власти. Удача изменила филистимлянам и те в спешке покидали проклятый город, от которого отвернулся даже их могущественный покровитель Посейдон. Иудеи же ликовали, тихонько напевая себе под нос победные гимны и славя имя погибшего за общее дело героя.

– А какое таки было прекрасное начало? – горестно вздыхал Исаак. – Какие грандиозные планы, сколько дел ещё только предстояло сделать, скольких лопухов облапошить и дураков обдурить. А сколько шекелей можно было ещё заработать?

– Ты всё о своей проклятой выгоде, – гневно сжимала и разжимала маленькие кулачки Руфь. – Стяжатель несчастный.

– Выгода – это смысл всей моей жизни! – нешуточно обиделся Изя. – Основа моего существования, цель ничтожного бытия…

– А я бранила его и постоянно отказывала… – продолжала горестно стенать Руфь, – а он был такой хороший… такой чуткий и нежный… козочкой меня называл… теперь бы я согласилась на всё… даже на эту его ужасную колючую бороду…

– Поздно посыпать голову пеплом, ибо колесница времени уже давно ушла неведомыми тропами непредсказуемой судьбы, – философски отвечал до невозможности расстроенный кончиной могучего компаньона Исаак. – Но слава Самсона не канет в веках. О его грандиозных деяниях будут помнить не только наши потомки, но и их далёкие предалекие отпрыски.

– Хорошо сказал, ну вот прямо очень хорошо!

Подпрыгнув от неожиданности, Исаак нервно обернулся.

– Ты?!! – Руфь оторопело смотрела на улыбающегося Самуила.

– Да это я, другого такого на всём свете не сыскать.

– Но ведь ты остался там… с ним…

– Как видите, таки нет!

– А что ему сделается?!! – скривился, будто раскусив кислое, Исаак. – Камень камню не помеха, камень камню друг и брат! Так ведь, дубина песочно-серая?

– Скажи спасибо, что сегодня день всеобщего траура, – мрачно проговорил Голем, зловеще сузив глаза. – А то бы ты сполна испил из бездонной чаши моего праведного гнева.

– Ой, вэй?!! – фыркнул Исаак. – Люди, вы только посмотрите, как он научился говорить? Я бы даже выпил за это.

– Ступайте за мной, и я покажу вам, где могила Самсона.

Услышав о могиле, несчастная Руфь разразилась новым потоком слез, и Самуил благоразумно отошёл от страдающей девушки подальше, дабы та не размочила его глину.

Благополучно вывел Голем невесту и компаньона погибшего иудейского героя из проклятого города, покинув ворота вместе с бесконечным потоком беженцев, везущими на ослах свои немалые пожитки.

У двух зелёных холмов Самуил сошёл с дороги и повёл своих спутников на каменистую равнину, где не было ни души, а лишь гулял себе вдоволь холодный ветер, соревнуясь по завываниям с убивающейся по погибшему жениху Руфью.

Вот впереди показалась узкая давно нехоженая тропинка, ведущая к скалам и там, у подножия серых холодных монолитов…

– О не-е-е-е-т… – хрипло завыла Руфь, увидав горку аккуратно сложенных камней.

– Успокойся, женщина! – обратился к девушке Голем. – Не стоит понапрасну тревожить духов этого святого места.

В изголовье скромной могилки был установлен аккуратно отесанный камень с высеченной надписью: