— А аппетит у тебя хороший, — подметил Лесовик.
— Вот именно. Подумай хорошенько, не слишком ли накладно держать меня в своём доме. А то, может, и хата для меня отдельная найдётся? — и глянула на него выжидательно. Знала ведь, что была где-то эта свободная хата. Но Лесовик отчего-то не хотел мне её давать.
— Не найдётся, — ответил он обиженно.
— Ну, когда-то же должна? — не унималась я.
Вопрос он мой проигнорировал. Вместо ответа спросил:
— Ты наелась?
— Наелась. Но только ты пока в опочивальню не уходи. Я тебе список должна показать с угощениями на свадьбу. Мы со Степаном составили. Но чудится мне, что дали мы там немного лишку.
Ну, или не немного. Очень уж роскошный получится пир. Кто знает, что там за жених с невестой. И есть ли у них на такие роскошества деньги. Не хотелось бы пустить их по миру в первый же день совместной жизни.
— Давай посмотрим, раз составили, — согласился Лесовик. — А то, может, не хватает в нём чего. Надо бы ознакомиться.
— Да всего там хватает, — отмахнулась я. — Вот увидишь. Подожди здесь, — и подхватилась, чтобы список принести. Но Лесовик поднялся за мной следом. — Да подожди же, говорю.
— У тебя где список твой? В опочивальне?
Я кивнула.
— Так она же рядом с моей. Чего бегать зря? — и, не дожидаясь моей реакции, взял меня под руку. Крепко так взял, основательно. Растерявшись, я и вырываться не стала. Хотя вёл он себя, надо сказать, по-хозяйски.
— Мы, вообще-то, не женаты с тобой, — сделала ему замечание, когда уже почти дошли до опочивален.
— Ну это поправимо, — улыбнулся Лесовик, а меня от смущения аж в жар бросило. Поправимо-то поправимо. Но я пока своей очереди на поправление дождусь, поседею, наверное. Да и не до женихов мне к тому времени будет. Там другие уже заботы.
— А вот за нос меня водить не надо, — всё-таки вытащила руку из его крепкой и хозяйской хватки. — Знаю я, сколько обещанного ждут.
— И сколько же?
Хотела сказать три года, но здесь таким сроком не обойдёшься.
— Долго, — буркнула в ответ и умчалась в опочивальню за списком.
Выглянула в коридор — Лесовик послушно ждал меня там же, где я его и оставила. Забрав у меня список, пробежался по нему взглядом.
— Говорил ведь, что-нибудь забудете. Квасу сладкого нет, — подметил он, — у нас народ его любит. И мёду тоже мало. И где щучья икра? — Лесовик неодобрительно покачал головой. — Оставь его мне, я завтра допишу недостающее.
— Пожалел бы молодых, — взмолилась я. — Им ещё на что-то жить надо. И быт обустраивать.
— Разве я не говорил, что жених знатен и богат? Хватит им и на жизнь, и на быт. И на икру щучью тоже хватит.
— Ну-у, как знаешь, — ответила я, гадая, что же это был за жених такой, который жил не беднее царя. Вон, даже у Лесовика на стол никакой щучьей икры не поставили. Перепелов и тех не принесли ни разу. — Главное, чтобы виновники торжества не пришли потом ко мне с разборками. Сам с ними будешь объясняться.
— Уж объяснюсь как-нибудь, — усмехнулся Лесовик. — Иди в опочивальню и ни о чём не думай. Я Степану список завтра сам отдам. Чтобы ты лишний раз не переживала о чужих кошельках.
— Да я же из добрых побуждений!
— И я из них же, — улыбнулся он и подтолкнул меня к двери опочивальни.
Стараясь не испытывать чувство вины за то, что пошла к Лесовику за советом и превратила пир из барского в царский, я переоделась в сорочку и улеглась на пуховую постель. Широкая, удобная. И опочивальня хороша. И зачем мне на самом деле отдельная изба? Ну, живёт Лесовик по соседству, так что с того? И ведь неплохо живёт. А теперь и я с ним. Может, ну её, эту избу? Надо только за перепелов сказать. Пусть хоть раз в месяц подают, чтобы не так обидно было свободу на угощения разменивать. Если уж менять, то с выгодой.
Проснулась утром я не от солнечных лучей — они в затемнённое окошко почти и не проникали, — а от зловонья ужасного. Пахло так, что на кашель пробивало и глаза слезились. Испуганная, я выбежала в коридор и там же столкнулась с чертыхающимся Лесовиком.
— Вот же хмарь неуёмная, зараза такая! — ругался он, натягивая кафтан. Но, увидев меня, в руки себя немного взял. — Из дома, Агнешка, не выходи, — приказал мне. — На улице можешь появляться, только когда я вернусь.
— А как же мне тут сидеть, когда такой смрад? — удивилась я.
— На улице ещё хуже, — ответил он, скрипя зубами от злобы. — Чтобы ей… пусто было, — ругнулся напоследок и умчался в сторону сеней.
А я тихонечко по коридору прошла, нашла окошечко, из которого получше улицу видать, и припала к слюде, приглядываясь. Но ни зги было не видно! За окном стоял не только смрад, но и туман. Густой, хоть ложку ставь, как в сметану.
— Чертовщи-ина, — протянула я испуганно. А как представила, что Лесовик куда-то по такому туману помчался, захотелось выбежать за ним да и остановить. Ну куда его понесло? Не может же эта хмарь вонять бесконечно. Нужно подождать немного, она сама и выдохнется. — Мужчины… — подытожила я. — Никакой выдержки. И вообще, что он там с ней делать собрался, с этой хмарью? Уж не драться же? Посмотреть бы хоть на эту вонючку.
Ждать возвращения Лесовика пришлось как-то слишком долго. То ли его правда в туман засосало, то ли это для нервной меня время резиной тянулось.
— И чего я, собственно, нервничаю? — рассуждала, пытаясь успокоиться. — Он мне и не жених вовсе. Ну, или жених, но так, по ошибке. Да и толку от этого никакого. Невестами обложился так, что не подойдёшь. Вон, даже с хмарями за его внимание приходится сражаться. Кому такой жених сдался? — вопрошала я, расхаживая по сеням и заламывая руки.
— И кому же он сдался? — услышала голос Лесовика из приоткрывшейся двери.
— Да никому не сдался, если будет вот так в туман уходить! — вспылила я и бросилась к дверям. Распахнула их и ахнула. Опять весь в тине какой-то, в грязи. Кафтана нет, рубаха порвана.
— А кафтан где дел? — спросила требовательно. — Он мешал тебе, что ли, с хмарями да кикиморами разговаривать?
— Да с кем там разговаривать? — возмутился Лесовик и шагнул в сени. Вонь стала такая, что я отшатнулась. — Найди кого-нибудь, скажи, чтоб воды мне в мыльне нагрели. Или сама помоги, коли не брезгуешь.
Брезговать-то я брезговала. Но отказываться не стала. А то, может, опять он там раненный где-то и не говорит. Уж лучше самой убедиться, чем потом неизвестностью страдать.
«И чего мне страдать-то?» — дивилась собственному волнению. Но отвечать на этот вопрос не стала, а побежала в сторону мыльни. Воды нагреть дело несложное, я и сама с этим управлюсь. Всё лучше, чем без дела сидеть. Одёжу с рукавами длинными я сегодня всё равно не надевала. Есении поблизости было не видать. Некому и нечему меня останавливать. А Лесовик и вовсе рад оказался радёшенек моей помощи.
— Чего улыбаешься? — спросила я, стаскивая с него грязнючую рубаху.
— Да то и улыбаюсь, что не шарахаешься от меня больше.
А и правда. Я уже и думать забыла про то, что он царь какой-то лесной, ходит быстрее ветра, появляется из ниоткуда. Как-то он уже и не таким страшным казался. Вот хмари той я бы поостереглась. Не может доброе существо так сильно вонять.
— На голову мне польёшь? — спросил Лесовик, протягивая мне ковш.
Тёплой воды зачерпнувши, я и полила. И на голову, и мылом ему спину да грудь натёрла, а сама искраснелась вся. Надо было отказаться. Увидела бы меня Есения, застыдила бы.
«И правильно бы сделала», — укоряла себя, поливая намыленного Лесовика водой.
— Спасибо, Агнеша, — произнёс он, ласково так, почти нараспев, — дальше я сам.
Оно и понятно, что сам. Рубаху-то я стащила, а портки, конечно, на нём оставила. А от них воняло ещё как. Жалко всё-таки одёжу. Отстирается ли? Или на выброс всё? А хорошая такая была, добротная, из дорогой парчи.
— И чего этой хмари не сиделось в своих болотах? Чего она вообще развонялась-то так? — собиралась подумать, но случайно спросила вслух.
— Не нравится ей, что у меня ещё одна невеста появилась, — ответил Лесовик, разглядывая меня с интересом. Будто в первый раз увидел. Мои щёки оттого ещё больше раскраснелись.