Маг успел защитится, спрятался за куполом из молний, но было видно, он в бешенстве. А Ганзель уже перезаряжал арбалет-переросток, которому самое место среди осадных орудий. Маг вскинул руки, желая поразить засевшего на карнизе арбалетчика, но пришлось вновь отступить, уходя от сминающих само пространство ударов хрупкой девушки, на руках которой пылали всеми пятью стихиями боевые перчатки.

Попытаться впитать магию покоренных стихий? Но в пылу боя, можно ошибится, приняв без щита толику чуждой стихии и тогда все. Даже сам доктор Моро не в силах латать дыры души. Проще голову на плаху.

Маг ретировался, теперь несмотря на всю искусность с которой он владел стихиями, ему пришлось защищаться. Сфера Шторма угодила рядом с арбалетчиком и расцвела цветком из молний. Но Ганзель не погиб. Амулет Сигиэль принял удар стихии и пошел трещинами, так что выкормыш Августа лишь потерял арбалет. Гретель и Август, тем временем, прижимали мага к стене, отрезая пути к отступлению.

Каин Брэдли теперь защищался не так рьяно, расточительно тратя резерв, очевидно его и без того скудные магические запасы, подходили к концу. Вэйлизкий Дракон и его ученица наступали, щедро расплескивая магию, которую мятежный маг не мог ни впитать, ни отразить обратно.

Когда за спинами Августа и смазливой Гретель возник еще и угловатый, безусый Ганзель. Мятежник почти смирился с поражением, запасов маны у него осталось лишь на воплощение стакана воды или легкого сквозняка и не более.

Подростки возрастом не больше четырнадцати зим, но уже успевшие снискать недобрую славу,вышли вперед, обнажив клинки с магическим кристаллом в лезвии. Каин Бредли улыбнулся, увидев цвета магических минералов, он нашел пусть и не путь к победе, но спасению точно.

Синхронный взмах клинков-близнецов со свистом распорол воздух и богато расшитую робу мага, не задев при этом его бренного старческого тела. Однако его пальцы, увенчанные драгоценными камнями, легли на камни в клинках и старик осклабился ртом полным магических камней.

Камень Воздуха и камень Молнии треснули в своей смертоносной оправе клинков Ганзеля и Гретель. Яркий свет от всполоха молнии и грома, от которого закровоточили уши, прокатился по ипподрому, возвещая о том, что герцог Каин Брэдли, магистр трех стихий, ушел из лап Тайной полиции.

Агастас Вейс с упоением и смехом наблюдал, как хваленые Черные мундиры придаются садомии посреди трибуны залитой кровью. Розовые испарения угасали, Эликсир Вожделения утрачивал свою силу. Он, алхимик людских эмоций, истратил последний флакон, а по сему его выступление на этой сцене низменных людских инстинктов подошло концу.

Алхимик встал, покрутил в пальцах глиняный шарик дымовой бомбы. Бросил взгляд на бьющегося Каина Бредли, которого «дожимали» три фигуры. Затем взглянул высоко вверх, в императорскую ложу. Там представление устроенное Алукардом Рокбелл только-только начиналось, но досмотреть его он не успеет. Запас его бомб, дымов и зелий и так подошел к концу.

Полуголые, грязные, Черные мундиры жались друг к другу, словно клубок влюбленных змей, сплетались телами и терлись друг о друга. Но уже не так рьяно, как минуту назад. Животные, что еще недавно были людьми, гордость имперской армии, Черные мундиры Второго легиона приходили в себя от отпускающего их разум зелья.

Дин Чарни, капрал Второго легиона боролся с мороком, пока наконец не обрел трезвость в глазах. Оглядел себя, и Сэма Аткинса, того к кому только что прильнули его губы. Ужас от содеянного, замешанный на отвращении к себе, заставил крепкого юношу согнуться в приступе рвотных потуг. Утерев лицо, еще влажное от людской крови, своей рвоты и чужих губ, потеряв воинскую и мужскую честь, Дин отпрянул, старательно выправляя форму. Опозорить честь Черного мундира садомией? Да скорее он вспорет себе брюхо и повесится на потрохах! Но что делать теперь, когда содеянное не исправить? Не по своей воле он это делал!

Взгляд Пса войны наткнулся на вальяжно сидящего алхимика в механической маске, который презрительно наблюдал за гурьбой падших в омут порока однополой любви офицеров.

«Он всё видел! он свидетель!» — ассоциативный ряд настраивался с треском, мысли в голове всё ещё плясали, не желая создавать единую цепочку. «Ликвидировать свидетеля!» — первое что пришло на ум. Те кого зовут «карающими дланью Империи» не могут быть опорочены грехопадением. Ведь бросив тень на себя, они очернят и Императора! А то, что от рук Черного мундира погибнет простолюдин, это ничего. Нож жреца не оправдывается перед жертвенной овцой.

Но этот тип, свидетель в маске, был откуда-то знаком Дину Чарни. При втором взгляде на него на ум пришли слова инструкций майора — «Агастас Вейс, „Аптекарь Саты“. Крайне опасен. Убить на месте». Рука легла на саблю в ножнах, которую в порыве наведенной садомитской страсти бросил кто то из его звена. Агасас Вейс. Мятежник и смутьян. За убийство такого свидетеля позора его ждут наплечники лейтенанта, если не капитана!

Аптекарь Саты оказался проворен, бросил о пол глиняный шарик и у его ног разверзлась пропасть. Из провала полезли щупальца черного дыма, они точно аспиды, обвивали тело алхимика, но тот не пытался вырваться, позволяя бесплотному демону поглотить всего себя.

«Морок! Дурман! Наваждение!» — не сразу дошло до капрала. Рывок в гиену тьмы пугал, но не дать уйти Агастасу Вейсу важнее. Сабля рубанула по силуэту алхимика, оплетенному черными щупальцами и… Ничего. Дымка разошлась клубами демонстрируя то что и этот обман Аптекаря Саты удался.

Скрип ключа поворачивающегося в замке привлек внимание всех в Императорской ложе. Выкованный в горнилах клана Тар’Фарое этот руннический замок был одноразовым неразрушимым артефактом. И все-же он был взломан. Подгорные руны сплетающие абсолютный барьер, погасли, и дверь, ведущая в ложе, отворилась с медленным, противным скрипом.

Краснокожий тифлинг улыбался, глядя на дюжину высокородных офицеров в мундирах, грудью закрывающих престарелую королеву-мать и императора-внука.

Рэмисон, Фарроу, Никс, — сухо скомандовал старший из родовитых офицеров. — Сабли наголо. Подайте голову этого демона на серебрянном блюде.

Граф Тиберий Никс был отдан имперской ратной службе в возрасте пятнадцати лет по завещанию отца. Род Никсов уже семь поколений проливал свою и чужую кровь. Отец Тиберия, Каесо Никс погиб в битве при Стенд-Танноси, дед Магнус Никс при подавлении мятежа в провинции Хисбороу, во время когда Аластор II заявил о равенстве прав всех рас.

В роду Никсов смерть в теплой постели была не в чести. Тиберий разменял седьмой десяток лет, пережил по годам и отца и деда и трех из семи сыновей. Бог Камул, покровитель коней и воителей, берег его от стрелы и меча. И это печалило кавалериста и Красного мундира.

Капрал Рэмисон, лейтенант Фарроу, и младший сын Тиберия, Тиос Никс осторожно начали подступать к тифлингу, который не обращая внимания на вооруженных солдат, продолжал поигрывать клинком.

— Капрал Никс, в атаку! — Скомандовал Тиберий младшему сыну.

Молодой кавалерист в красном мундире с парадными белыми аксельбантами, что в бою только мешали, не мешкая ни секунды сделал выпад в сторону краснокожего демона. Увы, сталь не нашла плоти, лишь звякнула о лиадорский мрамор, выбив фонтанчик белого крошева.

Тифлинг уже сидел на ограждении императорской ложи, беззаботно свесив ноги вниз и вгрызаясь острыми клыками в зеленое яблоко. Теперь к нему кинулся сам Тиберий Никс. Он был ближе, он был готов и мотивирован. А еще в тайне, в самой глубине своей души, он мечтал не только поразить демона, но и погибнуть в бою, отдав жизнь за своего императора на его глазах. Ни один Никс не убоится врага империи!

Росчерк голубого клинка из лунной стали и тифлинг исчез с багряным росчерком и теперь восседал на… Императорском троне!!! А граф Тиберий Никс рухнул держась за пронзенную тифлингом шею. Никс младший ринулся помогать отцу, но едва склонился над ним получил оплеууху от родича.