– Вы думаете, скоро люди последуют его примеру? – прищурилась Петра. – Но у Ковенов нет оппозиции. Слишком много тех, кого устраивает этот режим.

– Люди легко поддаются внушению, Петра. Среди нас нет революционеров, одни оптимисты. Впрочем, уверен, у Догмена будут последователи, – кивая, заключил мужчина.

Мысли о Догмене недолго занимали Петру; стоило ей вернуться в Айрондейл, как все размышления вытеснили заботы о жильцах особняка, планы на следующий день, обсуждение разведывательной операции. И только перед тем, как заснуть, она вспомнила того, кто первым среди людей восстал против установившегося порядка. Ей было невдомёк, что скоро режим, к которому Детройт успел привыкнуть за последние пять лет, пошатнётся и на горизонте впервые появится слабый призрак надежды.

***

Густая, тягучая, будто застывшая в тончайшем бокале жидкость отсвечивала в лучах луны багровым блеском. Обхватившие фужер длинные бледные пальцы были недвижны, словно лапки паука-альбиноса; в свисавшей с подлокотника кресла руке, откинутой назад голове и вытянутой ноге высокого мужчины скользила расслабленность. Кожа его в серебристом сиянии и ночных сумерках казалась прозрачной, грудь едва поднималась и опадала в такт спокойному дыханию. Бегали тусклые блики по чайной глади деревянных стен, мягко ложились тени на пепельно-серый мрамор пола, скрадывая очертания гагатового кожаного дивана и роскошной барной стойки из чёрного дерева. Топазом и рубином вспыхивали порой изысканные напитки в хрустальных тарах, яркими пятнами разбавляла меланхолию интерьера свежесть стройных монстер, и ноткой хрупкости и элегантности касалась взора сложнейшая экспозиция из эпоксидной смолы на дизайнерском журнальном столике.

Со стороны высоких, до потолка, чёрных дверей с изумрудным отливом послышалось:

– Мастер…

– Войди, – не открывая глаз, приказал Эмин Финнахте.

– Стражи просят вашей аудиенции, – сообщил вошедший.

– Пропусти.

Мужчина медленно, плавным движением, встал с кресла и неслышно прошёл к бару. Плеснув в бокал вина, он сделал глоток и посмотрел на прибывших с ленивым вопросом в глазах. Одинаково одетые в чёрные кожаные куртки и плотные джинсы, с капюшонами на головах и масками, скрывавшими лица, стражи изредка оглядывали роскошный салон блестящими зоркими глазами и в строгом молчании слушали слова их предводителя, который принёс хозяину поместья печальные новости.

– Элдер Финнахте, Дом Затмения приносит вам свои соболезнования и готов возвратить вам долг.

– Дом Затмения мне ничего не должен, гард Амарген, – Эмин хищно сузил глаза и отставил бокал. Тонкий хрусталь жалобно звякнул.

Гард не ответил и лишь отступил в сторону, пропуская двух стражей, которые аккуратно внесли в зал бесчувственное тело Сенхана. Эмин проследил за тем, как его сына опустили на диван, несколько мгновений безмолвно взирал на его недвижную фигуру. Янтарные глаза его медленно заволокло махагоновой дымкой.

– Кто? – проронил он после долгого молчания, от которого себя неуютно почувствовали все присутствующие.

– Элдер Финнахте, Дом выполнит любое ваше…

– Кто? – оборвал слова короткий вопрос.

Амарген сглотнул и ровным голосом промолвил:

– Мы его ищем. – Хозяин поместья прищурился, без слов требуя продолжать, и страж добавил: – След от запаха прерывается на реке, мы считываем воспоминания свидетелей. Нападение произошло на территории Дома, в то время мастер Сенхан находился с мастером Ферхесом и мастером Дьюрнахом. Элорах отдал приказ личным гардам, – поведал он. – Преступника ищут все Семьи.

– Наследники Дома Луны живы? – отрывисто спросил Эмин.

– Нет, элдер.

– Свободны, – отпустил стражей мужчина резким взмахом руки и подошёл к сыну. Махагоновая пелена в его глазах ещё долго темнела и вспыхивала жаждой крови, прежде чем он тихо позвал: – Тафи!

Маленькая, ссутулившаяся фигурка слуги показалась в проёме открытых дверей сразу.

– Да, г-господин? – пролепетал Тафи.

– Мне нужен Фенрир.

– Ф-ф-фенрир? – испуганно переспросил слуга.

– Да! – рявкнул Эмин, и Тафи тотчас исчез из салона. Со стороны холла донёсся грохот опрокинутого треножника, и мужчина покачал головой с сокрушённым: – Неуклюжий сангвинар… Что за насмешка природы?

Глаза его вернули ясное янтарное сияние; окинув Сенхана полным печали взглядом, Эмин вернулся к барной стойке и допил вино. Поступи скользнувшего в салон Фенрира не было слышно, но у хозяина поместья был слишком острый слух.

– Да хранит тебя лунный лик, – обернулся Эмин.

Огромный серебристо-серый волк с белоснежной грудью и пересекавшими её наискось чёрными полосами согнул одну лапу и склонил голову в почтительном поклоне. Эмин указал на тело сына:

– Найди его убийцу, Фенрир, – негромко приказал он. – И приведи ко мне.

Фенрир бесшумной тенью скользнул к Сенхану, втянул в грудь его запах и, тотчас развернувшись, одним мощным прыжком преодолел разделявшее его с дверьми расстояние. Мужчина неторопливо подошёл к окну, завешенному паутиной белоснежного тюля, и проводил глазами покинувшего его поместье волка.

Примечания к главе:

1 – «Легенда о мичиганском догмене» (англ. The Legend of Michigan’s Dogman) – песня, которая прозвучала в радиоэфире 1 апреля 1987 года в Мичигане.

2 – Стив Кук – автор «Легенды о догмене», изначально приписавший авторство Бобу Фарли.

Мост Амбассадер сиял в ночи бусинами ярких фонарей на леерах, мощные железобетонные опоры тонули в свинцовой толще реки Детройт. Со стороны города изредка доносились шум машин, голодный вой собак, рычание мотоциклов. От реки поднималась влажная илистая прохлада, в которой чувствовались мазутные запахи машин и пыльная сухость асфальта. Мигал окнами квартир и терялся в зимнем тумане спящий город, ночь замерла в тревоге, неспокойная и нервная.

Тишину эстакады развеяло приближение байка, и вскоре водитель оставил его неподалёку от одинокой фигуры, стоявшей на краю моста и в безмолвии взиравшей на усталый бег волн. Положив шлем на сиденье мотоцикла, прибывший подошёл ближе и встал рядом.

– Давно ждёшь? – сипло спросил он.

– Около часа.

– Прости, Рэм, пришлось задержаться.

– Собрание затянулось? – обронил Рэмрейн.

– Нет, ребята засекли ещё один Бар.

Молодой человек подался вперёд, вглядываясь в реку и переступая с носков на пятки, помолчал и спросил:

– Предупредили своих, куда ходить не следует?

– Да. Рэм…

– Что?

– Недавняя бойня в «Ночной бабочке» – твоя работа?

Рэмрейн замер, отодвинулся от перил и взглянул на собеседника.

– Моя, Уоррен, – невозмутимо отозвался он.

Уоррен с шумным вздохом протёр лицо ладонью.

– Ты… Рэм, ты вконец рехнулся? – сдерживаясь, поинтересовался он.

– Да нет, вроде, – улыбнулся молодой человек.

– Гарды на тебя охоту начали, идиот! – прошипел в злости Уоррен. – Ты хоть представляешь, что они с тобой сделают, когда поймают?

– Пусть сначала поймают, – жёстко проговорил Рэмрейн.

Уоррен набрал в грудь воздуха, собираясь обрушить на близкого друга гневную тираду, и… промолчал. С болью оглядел его стройную фигуру, в ночных сумерках казавшуюся совсем тонкой и беззащитной. Опущенная на подбородок чёрная маска, стильная кожаная куртка одного цвета с чёрными брюками, перчатки на руках, тёмно-серый свитер с большим воротником – в облике молодого человека не было ни намека на угрозу. Редкие прохожие догадывались о ножах, спрятанных под рукавами, и скорости, которая удивляла иных сангвинаров. Хорошо знавший же друга Уоррен был вынужден признать, что в действительности не знает о нём ничего. Он не понимал, что выгоняет Рэмрейна из дома с наступлением ночи, что не даёт ему покоя; подозревал, что молодой человек что-то ищет, но никогда об этом не спрашивал, чувствуя, что тот не ответит. И мог только искренне переживать за того, кто в своё время помог ему уйти от преследования посланных Бюро агентов.