– Кстати, откуда «Насыл»? – перевёл взгляд с Тошки на музыканта Рэмрейн. – Это из тюркского?

– Вроде по-турецки «насыл» значит «как», – свёл брови на переносице Килиан. – Знаешь, Тошку ведь Надия принесла… Ну, наша переводчица из Петербурга,– напомнил он. – Она её в ветклинику понесла на следующий же день, а там доктор был родом из Турции, – продолжил он. – Всё время повторял: «Тошка насыл?», в смысле, спрашивал, как эта хулиганка себя чувствует. Надия потом рассказывала, а Луи ведь на язык не попадайся, тут же припечатал: «Тошка Насыл». Вот мы её с тех пор и величаем по имени и фамилии. О, смотри, к тебе бежит! – хохотнул Килиан.

Рэмрейн едва не застонал: с первого же его появления в особняке кошка начала оказывать ему знаки внимания, ласкаясь и яростно обтираясь об его ноги, а то и залезая подмышку и кусаясь, стоило ему сесть.

– Ты точно её новый кумир, – заметил Килиан, с улыбкой глядя на то, как терпеливо выносит болезненные укусы Тошки Рэмрейн.

– Ага, скоро обзаведусь телохранителем, чтобы защищал от назойливых фанатов, – вымученно усмехнулся молодой человек, подхватывая Тошку на руки, и встал.

– Ты куда?

– Пойду вниз, – Рэмрейн прижал к груди кошку, которая с удобством устроилась у него на руках и довольно замурчала. – Авось получится клыкастого разговорить.

Килиан тотчас подскочил и свернул плед:

– Тогда я с тобой. Это зрелище пропускать нельзя.

Молодой человек только улыбнулся в ответ; спустившись в подвал, они с музыкантом направились к Тхирасаку, Ровене и Петре, которые сидели за компьютерным столом и негромко переговаривались. Треть просторной комнаты отделяла от них прозрачная стена из пуленепробиваемого стекла, почти не пропускавшего звуки. В углу камеры сжавшись сидел сангвинар, смотревший перед собой невидящим взором; на бетоне стен в нескольких местах багровели еле заметные пятна крови, оставленной его разбитыми кулаками, койка была перевёрнута, рядом валялись пустые бутылки из-под воды. Рэмрейн посмотрел на экран, на котором светились данные с датчиков: температура, влажность воздуха в кабине, пульс и давление пленника, считанные браслетом на его руке, который транслировал параметры по внутренней сети.

– Судя по настроению, санг до сих пор молчит, – привлёк внимание присутствующих Килиан.

– Упрямится, – вздохнула Ровена.

– Боится, – поправил Рэмрейн, рассеянно поглаживая головку дремавшей на его руках Тошки. – Он полагает, что сможет вернуться к своим, а там его с распростёртыми объятиями не примут, если расколется.

Тхирасак посмотрел на пленника с презрением:

– Кретин… Кто ему наплёл, что его отпустят живым?

Нервно растирая большим пальцем середину ладони, Петра проронила:

– Может, стоит дать ему пакет крови? Как бы он не умер от жажды.

Рэмрейн оглядел сангвинара: тяжело дыша, тот хватал ртом воздух и тихонько стонал от боли.

– Это единственное, что может его сломать, – бесстрастно заметил молодой человек. – Они любые пытки способны вынести. Но против жажды бессильны. Напоишь его сейчас, – он перевёл взгляд на Петру, – просто отпусти на свободу или убей: толку от него больше не будет.

Девушка бросила взгляд на пленника и вздохнула: она не питала к сангвинарам никаких симпатий, но роль палача была ей непривычна и неприятна. Петра готова была сдаться, хорошо понимая, что сангвинару хватит упрямства довести себя до смерти, но не выдать нужных им сведений; она невольно удивилась, услышав неожиданное:

– Позволь мне поговорить с ним.

– Конечно, – кивнула девушка после секундных раздумий и потянулась к микрофону.

– Я не это имел ввиду, – остановили её резкие слова Рэмрейна.

– А что? – Петра посмотрела на него в недоумении.

– Пусти меня в кабину.

– Ни в коем случае! – гаркнул Тхирасак. – Рэм, ты рехнулся? Эта тварь тебя сразу укокошит!

Рэмрейн не удержался от сарказма:

– Ну, не сразу… Петра, – он подарил девушке пристальный взгляд и, сверкнув глазами, настойчиво проговорил: – Я знаю, что я делаю. Дай мне поговорить с ним.

Петра прищурилась в раздумьях, затем, вспомнив разговор у сеньора Марино, кивнула. Посмотревший на неё в возмущении Тхирасак проглотил возражения и с ворчанием принял у Рэмрейна кошку, которая, протестующе замяукав, выскользнула из его рук и с достоинством затрусила прочь из подвала. Молодой человек схватил висевшие на стене наручники, подошёл к ведшей в кабину тяжелой двери, сплошь обитой металлом, и не раздумывая закрутил огромный вентиль, замыкавший люк в камеру. Петра скрестила руки на груди, унимая тревогу, – Рэмрейну она верила; нервно подалась вперёд Ровена, и сломал от волнения карандаш Тхирасак. Стоявший возле стены Килиан только усмехнулся, наблюдая за происходящим с интересом зрителя, посетившего премьеру блокбастера.

Дверь открылась с немалым грохотом; удобнее перехватив наручники, Рэмрейн вошел в кабину и без промедления закрыл за собой дверь. Вскинув голову, сангвинар замер и как-то вмиг напрягся; встретившись с ним глазами, молодой человек криво усмехнулся: он не раз видел такие взгляды. Дикий голод в глазах сангвинаров появлялся всякий раз, стоило им ощутить его запах, сейчас же реакцию пленника только обостряла длительная жажда.

– Чего тебе? – с трудом выдавил он, разлепив белые от высохшей слюны губы.

Рэмрейн склонил голову к плечу:

– А ты неплохо держишься.

Тихие слова были полны насмешки; застонав, не в силах более бороться с искушением, сангвинар бросился на молодого человека. Измученный жаждой, он был слишком слаб: Рэмрейн с лёгкостью блокировал его атаку, защитив шею локтем, и ударил в грудь. Сангвинар чуть согнулся и, кашляя, рухнул на колени после резкого, точного удара ребром ладони в горло. Схватив пленника за ворот, молодой человек рывком поставил его на ноги и оттолкнул к стене; продолжая кашлять, тот без сил сполз на пол и равнодушно проследил за тем, как его пристегнули наручниками к кольцу, вделанному в бетон.

– Ну, что ж, поговорим, – Рэмрейн присел на корточки, сцепив ладони в замок.

– Пошёл к чёрту, – слабо выругался пленник и вскинул взгляд, услышав обманчиво-мягкое:

– Тиальф… Необычное имя.

Несколько мгновений сангвинар взирал на молодого человека в смеси ужаса и острой жажды, затем приглушённо спросил:

– Кто ты?

– Твой ночной кошмар, – без тени улыбки ответил Рэмрейн.

Тиальф закрыл глаза и затряс головой:

– Не мучай меня. Просто убей.

– Но ты нужен мне живым.

От ухмылки молодого человека сангвинара передёрнуло, он отполз к стене, тщетно дёргая руку и сожалея, что не умер от голода ещё раньше. Рэмрейн не угрожал, взирая всё так же спокойно, но Тиальф хорошо чувствовал его запах – вызывавший у него неконтролируемую жажду восхитительной чистотой аромата, пугавший неожиданно изменившимся настроением, которое, казалось, коснулось самого воздуха чёрной агрессией. Пленник остро осознавал, чем ему грозит этот не видимый никому всплеск ярости, и, с трудом контролируя ответную волну страха, пролепетал:

– Что мы тебе сделали?.. Почему ты мстишь столько лет? Ты столько крови пролил…

– Страшно? – хрипло прошептал Рэмрейн; в глазах его искрились злость и удовлетворение. – А теперь рассказывай, Тиальф. Рассказывай, пока я не рассердился.

– Я не могу, – Тиальф сглотнул.

– Отчего же? – ласково возразил молодой человек. – Конечно, можешь.

Пленник несколько секунд глядел на него с обречённостью, затем покачал головой:

– Вы ведь всё равно меня убьёте. Или ещё раньше я умру от жажды. Мне недолго осталось… Я потерплю.

– Потерпишь, значит? – Рэмрейн вскинул бровь: жалости он не чувствовал.

Тиальф со страхом проследил за тем, как молодой человек поднимается на ноги, отходит на несколько шагов; облизав пересохшие губы, он глухо спросил, когда Рэмрейн выудил из рукава складной нож:

– Что ты делаешь?

Молодой человек не ответил, выкинул лезвие и сжал его в ладони; догадавшись о его намерениях, сангвинар закричал: «Не надо!» и в ужасе проследил за кровью, что багровыми струйками потекла по пальцам Рэмрейна, едва он резко дернул нож вниз, рассекая кожу. Жажда вспыхнула в горле Тиальфа с новой силой, опаляя огнём, он взвыл, больше всего на свете желая впиться своему мучителю клыками в горло. Не отравленный страхом, усиленный сдерживаемыми эмоциями, запах капавшей на пол крови сводил с ума; пленник не вытерпел единственной пытки и сдался тому, с чем не мог бороться ни один сангвинар…