Парень он оказался способным, схватывал всё на лету. А старый архимаг и рад был его учить, мечтая утереть нос всем своим учёным оппонентам.

Старичку, конечно, намекали, что он что-то не то делает. Что зря он раскрывает секреты классово чуждому элементу и, вообще, этот глупый эксперимент давно пора прекратить. Но старый архимаг, что называется, закусил удила. Сильно уж он хотел уязвить своего давнего то ли друга, то ли вечного, с времён его собственной молодости, противника. Те, кто слишком много спорит с архимагами обычно превращаются в горстку пепла, поэтому старику хоть и намекали, но не настаивали. А Дралас всё это время учился. Ничего другого ему не оставалось. Завести друзей среди представителей древних магических родов у него не получилось. Они все рассматривали его исключительно как любопытную морскую свинку, эдакий эксперимент начавшего чудить от старости архимага.

Наконец наступил тот день, когда Дралас вышел против истинного мага с самой совершенной родословной и победил его в магическом поединке. В тот же день он сдал экзамен коллегии архимагов и сам получил звание архимага. А надо сказать, что никогда и никого другого коллегия не пыталась завалить на экзамене так сильно, как будущего архимага Драласа.

Его старенький учитель торжествовал. Все теории о каком-то мнимом превосходстве аристократии над чернью в плане развития и управления внутренней силой разбились в пыль и прах! Возьми любого козопаса или рудокопа, дай им возможность учиться с самого детства и каждый из них будет не хуже какого-нибудь барона или даже герцога. Разумеется, всё это очень сильно не понравилось всем представителям древних родов без исключения. Привыкшие называть себя «истинными» маги решили, что глупый эксперимент давно пора заканчивать. Не прошло и нескольких часов после успешной сдачи экзамена на звание архимага, как Драласа попытались убить.

Вынужденный бежать, он больше десяти лет скитался по разным королевствам, всюду преследуемый, словно самый страшный злодей, вся вина которого была в одном только его происхождении. За это время мятежный архимаг написал несколько трудов в которых указал, что магия уже принадлежит каждому человеку и пытаясь давить, её, запрещать, правящая верхушка поступает подло и нечестно, извращая естественный порядок вещей. Какой прекрасной может стать наша жизнь, если каждый человек, в меру своих сил, разумения и желания получит возможность свободно практиковать и развивать свою внутреннюю силу. Каких высот он сможет добиться в выбранном ремесле: хлебопашца, рудокопа, механика, строителя и так далее, если будет помогать себе в труде внутренней силой. Об этом мечтал в своих трудах мятежный архимаг Дралас и за это его прозвали Вершителем. Ибо он вершил судьбу.

Чуда не произошло, другие архимаги сумели подловить Драласа и каким бы он ни был молодцом, но сражаться одному против десятков победить невозможно. Однако часть его учеников смогла уцелеть. Они и разнесли его труды и идеи по миру. Пока полстолетия спустя в нашем добром королевстве, измученном непрекращающейся войной и голодом, но больше всего самодурством глупого, жестокого и жадного короля народ, под предводительством товарища Вождя и под флагами идей архимага Драласа не взял свою судьбу в свои руки и не свершил революцию. Из искры разгорелось пламя.

В этом пламени мы всерьёз собирались сжечь всю мировую несправедливость.

Чтобы потом, на пепле старого мира, построить свой, собственный.

Потому, что всю жизнь до этого мы жили в чужом, построенном аристократами и для аристократов мире – нам не понравилось. Пришло время попробовать перестроить этот мир под нужды сотен тысяч землепашцев, козапасов и рабочих, вместо того чтобы придавать ему форму согласно желаниям пары сотен благородных ничтожеств с длинной вереницей титулованных предков.

А пока поезд стучит железными колёсами по железной дороге. Пылает в котле огонь, сила превращённой в пар воды двигает поршни, приводя в движение неподъёмную железную громаду. Поезд – зримый символ торжества маго-технического прогресса. Одним своим существованием он доказывает, что мир изменяется. Уже изменился. Завтра не будет таким как сегодня, а сегодня не такое каким было вчера. Скорость изменений нарастает. Дремотное «вчера» в котором мало что происходило за десять лет осталось уже позади. Впереди – стремительное завтра, где каждый день несёт что-то новое. И весь мир лихо, на плюющемся огнём и дымом, разогнанном поезде врывается в это завтра превращая его в сегодня.

Хочешь, не хочешь, а и ты и я уже едем на этом поезде – поезде революции, который везёт нас в наше светлое завтра. Только надо засучить рукава, потому что работы будет много, как и тех, кто будет пытаться помешать нам построить наш новый свободный мир потому, что им было неплохо и сыто где-то в области вершины пищевой цепочки отжившего своё по историческим меркам прошлого мира угнетения и порабощения.

…

Я поднял голову, не сразу сообразив, где я нахожусь и что здесь делаю. Снился мне ревком Каботкин, который распекал меня за утерю доверенного мне котелка гречневой каши.

-Где каша, я тебя спрашиваю? -грозно наседал мой недавний командир.

-Не могу знать! -оправдывался я. -Не получал. Не видел. Понятия не имею!

-А что такое революционная необходимость ты понятие имеешь?

-Так точно, имею!

-Тогда найди кашу, быстро, -требовал Каботкин. -Найди и съешь!

-Что?

-Боец не должен быть голодным! -выставив вверх палец вещал ревком. -Во имя революции, найди котелок с кашей и ложечку за Вождя, ложечку за товарища Кнута. Не хочешь есть ложечку за товарища Кнута?!

Я очень хотел. Просто каши нигде не было.

И тут я проснулся. Просто не сразу понял это так как в вагоне, где мы ехали тоже пахло гречневой кашей, и я сперва подумал, что ещё не проснулся и чувствую запах из сна. Но нет, как оказалось мои товарищи встали раньше меня и сейчас как раз завтракали тем, что запасла предусмотрительная Маша.

Сама она, всё в той же своей кожано-стальной сбруе, словно какая-то лошадь, которую только-только запрягли, сидела на стоге сена и аккуратно, чисто по-дамски, чистила варёное яйцо от скорлупы. Надо сказать, что после сна на импровизированных кроватях из сена выглядела она также эффектно, как и в момент нашего знакомства, разве только несколько застрявших в ярко-красных волосах соломинок немного портили общую картину завтракающей валькирии.

На соседнем стоге сена сидел Глык Пахучий наворачивая из котелка холодную гречневую кашу. Ту самую, которая мне снилась и которую от меня во сне требовал ревком Каботкин. А как чудесно она пахла! Я чуть было слюну не пустил от одного только запаха.

-С пробуждением, командир, -поприветствовал мастеровой.

Я не сразу сообразил, что «командир» это он мне. Нужно будет теперь привыкать быть командиром.

-Спасибо, Глык. Там каша ещё осталась?

-Половина котелка.

-Поделишься? -попросил я.

Так мы и доели кашу из одного котелка потому, что тарелок никаких не было. С нас можно было рисовать агитационный плакат на тему единения человека и нелюди в деле революции, которая стирает все грани и все старые предрассудки. Впрочем, я и раньше не страдал от предрассудков, а теперь и вовсе. Какая разница какого цвета у тебя кожа, есть или нет крылья, умеешь ты превращаться в волка или, допустим, в лису или нет? Главное за революцию ты или против. За нас или за «них» - вот единственный критерий по которому стоит оценивать сегодня любого. И ничего другое не имеет большого значения.

Кроме котелка холодной каши и варёных яиц, Коробейникова запаслась подгорелой с одного бока буханкой хлеба и парой десятков свежих огурчиков, мелких, как стручки гороха, зато вкусных и задорно хрустящих. А кроме того, двумя флягами чистой ключевой воды, которую нам приходилось экономить потому, что две фляги на троих не сказать, чтобы сильно много, а ехать предстояло ещё целый день, не меньше. Впрочем, я надеялся пополнить запасы на остановках в Рудном и Лесогоне, где поезд должен будет оставить по одному – два вагона, чтобы забрать их на обратном пути уже разгруженными и загруженными заново.