Внутри лежал узкий кинжал той формы, которой часто пользовались наёмные убийцы. Они называли подобные кинжалы «жалом». Похоже футляр был сделал из экранирующего материала так как стоило его открыть, как и я, и Маша, и Ефим сразу почувствовали вложенную в него силу. Занятый тем, что отсыпался после бессонной ночи орк и тот, стоило открыть футляр, начал ворочаться и бормотать в полусне.

-Кажется это артефакт, причём не новодел, а настоящий старинный артефакт вобравший за века существования достаточно силы чтобы быть уже не просто обычной вещью, а чем-то больше, -замечаю я осторожно вынимая жало из футляра и держа его так, чтобы ни в коем случае не порезаться и не порезать окружающих.

-Ефим, что ты думаешь?

-У нас не было курса продвинутой артефакторики. Но да, я согласен, это очень старая вещь. И оно явно больше чем просто какой-то кинжал. Мне кажется, что он прямо сейчас смотрит на меня. Смотрит на всех нас.

-Очень дорогой подарок, -замечаю я. -В прежние времена за такой можно было купить добротный дом в столице или даже целую деревню вместе с крестьянами где-нибудь в наших местах.

-Смотрите, тут ещё записка, -замечает Маша.

-И что там написано?

-Пусть мой подарок послужит той соломинкой, которая спасёт тебя в безвыходной ситуации, если всё будет очень и очень плохо. Даже не думай о том, чтобы погибнуть от случайной пули или в какой-нибудь дурацкой придорожной стычке. Ты должна быть моей, и ты ею будешь. Примечание: никто никогда тебя не поймёт так, как я понимаю сейчас, -зачитала вслух Маша.

-Звучит довольно жутковато, - заметил Глинка. -А наша девка ничего так, окрутила целого комиссара…

-Молчи, дурак! -рассердившаяся Маша бросила в Глинку футляром и, естественно, попала ему точно между глаз.

-Ох дорогая, я поражён в самый э-э-э мозжечёк?

-А ну тихо! -прервал я готовый разгореться конфликт.

Возвращаю жало в переданный мне Глинкой футляр и закрываю его, чтобы источаемые древним артефактом эманации не отвлекали.

-Держи, Маша. Да возьми ты его! Отличная штука. Она не только может спасти тебе жизнь, как явно пишет в записке Зименко, но если сумеешь настроиться на него, то артефакт сможет даже немного усилить твои способности к управлению внутренней силой. Поверь мне – такими вещами не разбрасываются. И не важно, как и от кого ты его получила. Что до остальных претензий Николая, то пусть идёт раком три версты и все по бездорожью. Мало ли что этот маньяк себе навоображал. Пока ты в моей команде, никому другому я тебя не отдам.

Маша прячет подарок в своих вещах. Она смущается, но всё равно спрашивает: -Правда не отдашь?

-Правда, -говорю я ей и уже обращаясь ко всем остальным: -Мы не просто здесь собрались. Мы – отряд. А бойцы одного отряда всегда стоят друг за друга. Любой член отряда всегда может рассчитывать на безоговорочную поддержку остальных. Представь Маша, что, если бы у тебя было шесть братьев всегда готовых намять бока всем, кто только вздумает тебя обидеть? Так вот, это мы и есть – твори братья. А ты – наша сестра. Я ведь правильно говорю или кто-то здесь думает по-другому?

Обвожу всех глазами. Борис и Андрей стоят с одинаково одухотворёнными лицами. Ефим вроде смущается, но чувствую, что он готов быть частью моего отряда, моей команды.

-Я, конечно, старый орк, -берёт слово проснувшийся и зевающий Глык. -И у меня уже очень давно не было семьи, с тех пор как родители умерли, а единственная которую я любил сгорела от лихоманки. Но я очень рад быть частью вашего отряда.

Поглядывая на наше дружное единение, Глинка скалится, показывая белые зубы.

-А ты? -спрашиваю я его. -Ты наш или просто с нами?

-Семьянин из меня довольно хреновый, -предупреждает Глинка. -Было дело, от меня родные братья отреклись. Но попробовать, думаю, можно.

Неожиданно маленькая Огнёва спрашивает: -Можно мне с вами?

Сбиваюсь с мысли: -С нами? Как?

-Просто у меня больше совсем никого нет, -она начинает беззвучно плакать.

Мы растеряно переглядываемся не зная, что ей ответить. Одна Маша догадывается сесть рядом и просто начать гладить девочку по разметавшимся волосам.

Со вздохом пристраиваюсь к ним и начинаю объяснять: -Понимаешь, Катя, ты ещё маленькая. А мы всё-таки боевой отряд. Знаешь, все эти взрослые дела: перестрелки, расправы с врагами революции, боевая магия. Во всём этом нет места маленьким девочкам.

Она молчала и только продолжала плакать без слёз, душа свои рыдания и оставляя их в себе. Самый худший вид рыданий – когда оставляешь в себе, не выпуская наружу.

-Ладно, хорошо, -согласился я. -Ты тоже можешь быть в нашем отряде, если так сильно хочешь. Но учти, у тебя будет много обязанностей! И слушаться меня, как командира, надо беспрекословно, без возражений. И ещё…, -я не успел придумать что ещё так как мелкая бестия тут же вскочила, обняла меня прижавшись горячим комочком и тут же улеглась обратно, словно ничего не было.

-Она заснула, -с удивлением констатировала Маша.

-Изволновалась бедняга, -замечает Глык Пахучий.

-Командир, -спрашивает Маша. -А что мы с ней вообще будем делать?

-Пока ещё не знаю, -отвечаю ей. -Но видимо вариант куда-нибудь пристроить и забыть опять мимо кассы. Раз уж пообещал, что она будет в моей команде, значит придётся держать слово.

-Кажется это будет даже забавно, -хмыкает Глинка. -Посмотрим, как ты теперь выкрутишься, командир.

Мне хочется его стукнуть прямо по его наглой роже, но сдерживаюсь, ибо это было бы совсем непедагогично. А как завещал ревком Каботкин: командир должен быть учителем для своих подчинённых. В меру любящим, в меру строгим. Но самое главное: всегда требовать с самого себя в разы больше, чем с подчинённых.

Ох, это было сложное утро. Но кажется оно наконец-то закончилось. Дальше только размеренное путешествие до самого Каменска. Пара дней и ночей, наполненных спокойствием и размеренным стуком колёс. Одна единственная капля из бурого моря нашей жизни. Но как же ценна эта капля спокойствия среди бушующих штормов и ураганных дождей!

…

Крохотное послание на тонкой дорогой бумаге смотрелось в руках атамана Ершова совершенно несерьёзно. Его мощные лапищи больше привыкли к сабле и пистолю. Порой эти руки убивали даже без использования посторонних предметов: душили, били, сворачивали шеи и так далее.

А тут, вдруг, письмо!

Однако тупой дикий зверь никогда не смог бы стать атаманом сначала самой крупной, а после и вовсе единственной на дни пути в обе стороны от Каменска банды, держащей в страхе всю округу.

Может быть по лицу Ершова не скажешь, но он был умён и хитёр. Ещё подл, коварен, жесток, даже очень жёсток, но и умён тоже. Вот, например, его собственное решение наладить определённые контакты за пределами влияния подчинённой ему банды принесло свои зримые плоды в виде этого письма.

Доставившая письмо пичуга сидела в стоящей рядом клетке, получив в обмен на услугу более чем достаточно зерна и чистой воды. Почтовые птицы большая редкость, поэтому о своей судьбе пичуга могла не волноваться. У неё всё будет хорошо пока её крылья остаются способны обогнать ветер.

Отправившие послание далёкие друзья из самого портового города писали, что от них в Каменск выехал торговый поезд с очень заманчивым грузом. Там и оружие, и продовольствие – то есть именно то, что нужно любой банде в неограниченных количествах. А также уголь, драгоценности и деньги в виде ассигнаций старого и нового образцов. Но главное, в этом поезде возвращается взбудораживший весь Каменск комиссар. Комиссара нужно будет кончать, без вариантов. Но у него с собой должна быть одна крайне интересная штука, за которую посланцы уважаемых людей, прибывшие из-за границы, готовы заплатить весьма и весьма достойное вознаграждение.

Разумеется, далёкие друзья сообщили ему всё это не просто так, а рассчитывая на стандартную за наводку на крупную добычу мзду в десять процентов от того, что получится с неё получить. Кроме того, они требовали, чтобы с головы некоторой Коробейниковой путешествующей вместе с комиссаром не упал ни один волос. Девушку следовало аккуратно пленить и с минимальным ущербом доставить обратно в город-порт. Там, за неё, обещали отдельный весьма лакомый куш.